От КПСС простым людям не было никакой пользы

Документ № 41
Носков Николай Пантелеймонович родился в 1919 г в д. Носково Вятской губеорнии, Носкова Татьяна Алексеевна родилась в 1924 г. в Подонино Промышленновского района. Живут в Балахоновке. Рассказ записал Лопатин Леонид в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования"). (1)
Николай Пантелеймонович - Из-под Вятки мы уехали в 1936 г. из-за голода. У нас там который год был неурожайным. А здесь, в Сибири, хоть хлеб уродился, да и картошка была.
Татьяна Алексеевна - Здесь, действительно, колхозникам на трудодни хлеб давали. Правда, его было не вдоволь. Но это, смотря, какой год был, какой урожай выдавался. А то тоже - не густо было.
Николай Пантелеймонович - До войны хлеб давали хорошо! Однажды как-то выдали на трудодень, аж, по 6 кг. А потом нам сказали, что вышло какое-то постановление правительства, что колхозник не должен получать на трудодень больше 2 кг.
У нас говорили, что этот указ распределял колхозный урожай так: лопатой - государству, а черенком лопаты - колхознику. Шутка такая!
Я тогда кладовщиком работал. Так было жалко видеть, как из города приходили машины и увозили наш урожай! В колхозе оставляли только семена, фуражное зерно для скота и по 2 кг - на трудодень.
Татьяна Алексеевна - В колхозах хлеб был не нашим, не колхозников.
Николай Пантелеймонович - Это так получилось из-за коллективизации, когда выращенный урожай стал не крестьянским. Когда в нашей деревне проходила коллективизация, люди понимали, что так оно и будет.
Но в колхозы вступали. Не хотели идти, а шли. Из города приезжали уполномоченные, они проводили собрания, агитировали. Но этим агитациям люди не верили. Но их заставили наганом. Наган был в ходу! Не раз перед крестьянами махали пистолетом.
Татьяна Алексеевна - Я мало помню то время. Но у нас люди об этом часто говорили. Рассказывали про имущество кулаков, которое распродавали недорого, за бесценок. Купить его мог всякий, кто пожелает.
Николай Пантелеймонович - Ещё бы не за бесценок! Тот, кто его покупал, тот его и оценивал. Получилось, что имущество кулаков забирали бесплатно. У них отобрали всё: и лошадей, и коровенку, и машины, и шмотки, и барахло всякое. А самим кулакам давали на сборы 24 часа и куда-то увозили. Увозили туда, откуда никто не возвращался.
Богатый человек оказался у власти не в чести. Власть считала богатого человека очень плохим. Приучала и нас так на него смотреть. А кто такой богатый человек? Трудится день и ночь, заведёт пару лошадей, корову…
Татьяна Алексеевна - Да сапоги носит по праздникам.
Николай Пантелеймонович - Дети сыты, обуты! Что же тут плохого для власти?
В семье моего отца было двенадцать человек. И никто, никогда не голодал. У нас было две лошади, корова, а также американская веялка-самотряска, молотилка с конным приводом и косилка. Бывало, запряжет отец коня, скосит и наше поле, и соседские. А соседи нам за это снопы вязать помогали. По-соседски и жили. Друг другу всегда помогали. Один - другого уважали. Уважительно жили. Потом мы всю эту технику, коней и корову сдали в колхоз. Потому нас и не раскулачили.
Когда кулацкое имущество распродавали, в нашей деревне его никто не покупал. Как можно брать чужое!? Понимали, что это не продажа, а грабёж. Как это? У тебя отобрали, а я купил? Это себя не уважать. А у нас люди уважали и себя, и соседа.
Татьяна Алексеевна - А у нас покупали, за милую душу.
Николай Пантелеймонович - Деревня наша была старинной. Обычаи нам от дедов пришли, очень уважали обычаи, не смели их нарушать. Купишь такое - как сам и ограбил.
В колхоз у нас никто не хотел заходить. А что в него было заходить? От добра - добра не ищут. У нас семья была огромная, даже по тем временам, но мы всегда ели досыта. Отец никогда без дела не сидел. Летом работал в поле, а зимой веревки крутил. Доход с веревок был хороший. Ведь в крестьянском хозяйстве без веревки не обойдешься.
Про власть, которая разорила нашу деревню, у нас молчали. Никогда про неё не говорили. Скажешь слово, тебя - за штаны… "Чистили" у нас в деревне от врагов народа очень здорово. Не скажу, что всех подряд, но через два дома - на третий кого-то забрали. Тогда позабирали многих. Очень многих!
Позабирали тех, которые были побоивее, поразвитее остальных. Умных людей забирали потому, чтобы от них не было никакой агитации против власти.
Когда мы приехали в Сибирь, мне сначала здесь не понравилось. Как мне показалось, здесь природа уж больно дикой была. А, вот, народ понравился. Уважительный народ. Всегда с тобой поздороваются. Они здесь всегда жили сыто. У них даже хлеб пшеничный был! Для нас это диво было. В Вятке пшеница не росла. Только - рожь.
Когда мы сюда приехали, я ещё подростком был. Но уже вовсю работал. Я ещё в России работал. В школу ходил, а уже работал. У нас все дети работали в колхозе.
Татьяна Алексеевна - Я что-то не помню ни одной семьи, где дети бы не работали.

Были, наверное, и такие, но я не помню. Пойдёшь на работу, а тебя хоть там, на поле, накормят в колхозной кухне. У нас в семье было семь детей. Мать померла, а отца на фронт забрали.
Николай Пантелеймонович - Разве это правильно? Детей ни куда не определили, а отца забрали. Война есть война! Но и о детях беспокоиться надо. Там его и убили. Меня, вот, только покалечили. Не убили. Отцу моему обе ноги оторвало. Недолго потом пожил. И брата убили. У нас из Балахоновки забрали человек сто. А в живых сейчас - только двое. После войны я работал и в колхозе, и в совхозе. А на пенсию вышел уже из леспромхоза, где работал лесником.
Татьяна Алексеевна - К колхозу люди постепенно привыкли. А что было не привыкнуть? Время прошло, люди про своё единоличное хозяйство забывать стали. А здесь - работали все вместе, жили у всех на глазах.
Николай Пантелеймонович - Одно время я работал пастухом. Бичом скот гонял. Коровы меня ослушаться не смели, про мой бич, видно, всегда помнили.
Так и колхозники! Их тоже гоняли на поля, как я коров. И ослушаться колхозники не смели.
В полях у нас домики стояли. Молодежь в них во время страды и ночевала. Только домохозяек домой отпускали…
Татьяна Алексеевна - У стада есть пастух, а у нас, колхозников, пастухом был бригадир. Ослушался бригадира - получи штраф: трудодней пять как снимет, не порадуешься.
Николай Пантелеймонович - А пять трудней это много. И не потому даже, что меньше зерна потом получишь, а потому, что из-за этого можно было в тюрьму угодить. Ведь тогда каждый колхозник должен был по закону выполнить норму трудодней. Если нет этой нормы - суд. Моя жена под такой суд и угодила. У нас пятеро детей было - один одного меньше. Куда от них уйдешь! Никаких ясель не было. Поэтому в колхозе я работал один. Вот председатель колхоза и подал в суд на мою жену. Устроили выездной суд.
Татьяна Алексеевна - Лучше не вспоминать…! Ох, как я боялась идти на суд. Ведь с него могла и не вернуться домой. Вся тряслась от страха!
Николай Пантелеймонович - На суд мы взяли всех ребятишек. Это произвело на судью впечатление. Он их пожалел и не осудил жену. Оправдал её. А так бы… Неизвестно как бы всё с детьми, с ней и мною в жизни повернулось.
Татьяна Алексеевна - Ох, и злился потом председатель.
Николай Пантелеймонович - Да и то сказать, что с него взять? Ведь он тоже человек подневольный. С него райком партии требовал отчета за всё. Требовал, чтобы он отчитался, почему колхозники не работают, почему - это, почему - то… Там-то, в райкоме, ему и посоветовали подать в суд на тех колхозников, у которых не было выработано минимума трудодней.
Татьяна Алексеевна - Суд к нам приезжал судить тех, кто что-то украл в колхозе.
Николай Пантелеймонович - Тогда воровать боялись. Хабаров украл на току мешок ржи, его судили и дали три года. Вернулся.
Татьяна Алексеевна - Ладно украл! А до войны у нас многих мужиков забрали ни за что. Много тогда мужиков сгинуло.
Николай Пантелеймонович - Вот эти-то уже никогда не возварщались. Их забирали по доносу. Свои же и доносили. Один - на другого и писал ложные доносы. Боялись люди! Очень боялись!
Татьяна Алексеевна - Хватит и тебе, дед, рассказывать. Видишь, он же всё на свою машинку записывает!
Николай Пантелеймонович - Ну, и пусть себе записывает. Ведь я же правду говорю. Да, и потом, чего ты боишься? Мне же 80 лет. Не заберут меня, не переживай. Сейчас не те времена.
Татьяна Алексеевна - Ну, смотри, как знаешь!
Николай Пантелеймонович - Я и сам был коммунистом. В партии был маленько. А с партией получилось так. Секретарь парткома нашего совхоза "Щегловский", куда нас присоединили после колхоза, уговорил меня вступить в партию. Мол, нам такие, как ты, нужны: фронтовик, рабочий, из народа. Я, с дуру, и вступил.
Потом я узнал, что такие, как я, действительно нужны были в партии. Нужны были для каких-то отчетов райкома. Стал я членом партии. Ну, и что? Как был пастухом, так и остался. 
Только, если раньше я после работы сразу домой шёл, то теперь надо было, не ближний свет, ходить в Щегловку на партийные собрания, то на партийную учебу, то это, то другое. Да ещё надо было деньги из зарплаты отдавать на взносы. Взносы хоть и небольшие, но мы привыкли всегда копейку считать, видеть от копейки пользу. А здесь какая польза?
Подумал я, подумал и написал заявление о выходе из партии. Что тут было? Секретарь парткома перепугался, в райкоме тоже всполошились. Секретарь райкома стал на меня строжиться, грозить. А я ему говорю: "Это вам, начальству, партия нужна. А нам она ни к чему. С должности пастуха ты меня не снимешь. Или кого из райкома на моё место пошлёшь?!". Потом я узнал, что мое исключение они провели как-то по-другому, но не по моему заявлению. Видно, я своим уходом из партии им какую-то отчетность неправильную сделал.
Примечание:
1) Супруги Носковы достаточно долго не соглашались вести рассказ под магнитофонную запись