О промышленной политике и стратегии элиты

В речах прозвучавших на очередном обсуждении «Стратегия-2020: развилки экономической политики», можно встретить поразительные откровения, связанные с анализом так называемой промышленной политики. Вообще, говоря об управлении экономикой, надо видеть два важнейших кластера в этой сфере государственной деятельности. Это, конечно, материальное производство и финансовый сектор - сектор виртуальных, нематериальных продуктов и видов деятельности. Товары, блага, работы создаются непосредственным материализованным трудом. И под промышленной политикой, конечно, понимается, прежде всего, государственная политика, управление развитием в материальном секторе. Иногда, в узком смысле, под этим понятием имеют в виду структурную политику, меняющую пропорции в отраслевом и региональном измерении. Однако, в целом, конечно, этот термин вытекает из представления об индустриальной эпохе, эпохе массового товарного производства продуктов потребления.

Владимир Александрович Мау прав, когда вспоминает, что 20 лет считал лучшей промышленной политикой ее полное отсутствие. В общем, именно так эти 20 лет в России дело и обстояло. Напомню, что никакой структурной реформы по видам экономической деятельности, диверсификации экономики не происходит. Происходит деиндустриализация, растет сервисный сектор, связанный в основном с торговлей и финансовой деятельностью – непроизводящими секторами.

Это понятно, потому что товары, которые в России потребляются во все большем объеме, импортируются из других экономик, где они производятся. Путь становления экономики все более сервисной по известной теории постиндустриализма якобы предписан всем странам мира в смысле фронтального «прогресса». На самом же деле это лукавство, информационная операция прикрытия паразитической экономической модели Соединенных Штатов. Соединенные Штаты действительно выводят материальные сектора за рубеж, гипертрофируя у себя финансовый сектор. И это понятно, потому что они торгуют по всему миру сверхрентабельным товаром – долларом, в пределе рентабельности этой торговли достигая сотен, тысяч процентов прибыли. Они могут субсидировать любые виды деятельности и потребление любых видов продукции национальной экономики. На самом деле это финансовая пирамида и мировой паразитизм.

Но с какой стати Россия, копируя эту схему, может стать успешной – совершенно непонятно. Рубль не является экспортным товаром, он не является даже региональной резервной валютой. И в либерально-космополитической модели никаких перспектив ни на международный финансовый центр в России, ни на роль региональной резервной валюты рубль не имеет. У юаня есть подобная возможность, у рубля - нет.

Дальше – больше. Мау утверждает: «Лучшая промышленная политика – это стимулирование конкурентоспособность. В постиндустриальном мире промышленная политика – это политика, обеспечивающая конкурентоспособность». Это поразительная несообразность.

Во-первых, потому, что никакого постиндустриального мира нет. В мире, в целом, в балансе, доля материального производства не падает, она падает только на Западе. Во-вторых, что такое конкурентоспособность, неизвестно никому, и Мау, в частности. Эта категория относится исключительно к хозяйствующему субъекту на рынке однородных товаров, в стремлении продать их, когда соседи предлагают одному и тому же потребителю одинаковый товар. Эта формула абсолютно не подходит ни государству, ни государственной экономической политике. Государство не конкурирует ни с кем. Оно вообще не является хозяйствующим субъектом на мировых товарных рынках. Всё это не более, чем словесная завеса и поток мыслей, который уводит в сторону от постановки и решения реальных вопросов управления экономическим развитием.

Возможно, речь идет о конкурентоспособности в смысле привлечения инвестиций, - но ведь совершенно очевидно, что любой мировой инвестор, заглядывая в национальное государство, прежде всего, смотрит на макропоказатели инвестиций собственной, внутренней экономики. Если их в России от ВВП 17% по сравнению с китайскими 45%, то становится ясно, что инвестиционная политика в России отсутствует, государство устранилось и не заинтересовано в стимулировании развития. Грамотный инвестор будет вкладывать туда, где налицо рост, где присутствуют гарантии эффективного использования инвестиций и существенная отдача гарантируется государством. Но к этому Россия отношения не имеет.

Владимира Александровича Мау очень волнует вопрос об оттоке капитала. И действительно, десятки миллиардов долларов за квартал – это стандартная норма высасывания финансов из России. Мало того, что демонетизация экономики лишила страну финансового оборота в абсолютном измерении до трех триллионов долларов (это практически полтора годовых бюджета!), так налицо ещё и отток денег. По мнению Мау - причина «в стратегии элиты». «И элиту никак иначе переубедить нельзя, кроме как обеспечив им лучшие условия образования и здравоохранения в этом месте». Под «этим местом» Мау понимает Россию.

Поразительное представление. Если государство отменило обязательную продажу валютной выручки, если государство отменило контроль валютной позиции банка, если государство отменило контроль и управление трансграничным движением капитала, чего же хочет Владимир Александрович? Было бы целесообразно обратиться к государству с предложением ввести эти регуляции, которые столь широко и успешно используются в мире.

В тех же Соединенных Штатах Америки никакой значимый экспорт капитала из страны невозможен без контроля и разрешения со стороны государства. Причем тут личные эмоции и настроение элиты? Закон государственной регуляции и механизмы контроля и надзора – вот что нужно восстанавливать в стране вместо либерально-космополитической вольницы, которая создана в России в последнее двадцатилетие.

С.С.Сулакшин, д.полит.н, д.физ.-мат.н.