Ростислав Ищенко. О драниках и роли личности в истории

Недавно сидели в одной «интернациональной» русской компании (великороссы, малороссы, белорусы) и как-то вышел разговор на региональные особенности русской кухни.

Я и говорю: «У меня дед и бабушка по материнской линии оба белорусы, в моей семье картофельные оладьи всегда называли деруны, а сейчас слышу, как в Белоруссии и России все говорят драники. Это, наверное, потому, что мы жили на Украине и деруны – название местное».

Коллега, у которого весь род жил в России, с начала славянской колонизации, отвечает: «Да нет, в России тоже говорят деруны». Коллега, недавно перебравшийся в Москву из Белоруссии, заявляет: «И в Белоруссии тоже».

«А кто же тогда внёс в меню наших пафосных ресторанов и простых забегаловок такое «элитное» блюдо, как драники, которые на поверку оказываются «простонародными» дерунами?» — интересуюсь я. Думали мы думали и пришли к выводу, что Лукашенко.

Это к вопросу о роли личности в истории. Один человек, будучи достаточно популярен сразу в трёх государственных образованиях, незаметно подарил свой семейный (возможно даже региональный) термин десяткам миллионов людей, перешедшим с дерунов на драники без всякого сопротивления, в то время, как киевские украинизаторы за тридцать лет, так и не смогли полностью перевести страну с «на Украине» на «в Украине».

Сравните, в случае с драниками один человек всего лишь угощал под телекамеры своих гостей любимым национальным блюдом. В случае с «в»/»на» прилагались огромные усилия государства: СМИ убеждали, репрессивная машина принуждала, а воз и ныне там, даже откатился в сторону «на», по сравнению с временами максимального приближения к «в». Следующие поколения русских, любой региональной идентичности (даже на всех не похожие, «особые» донецкие), будут объединены вокруг драников, а не дерунов.

Мог бы привести массу других примеров подобных ненавязчивых изменений, вносимых в язык и в быт одним человеком. Все мы помним штаны, названные по имени генерала Гастона Огюста Александра де Галифе, и плащ имени шотландского химика Чарльза Макинтоша, едим бефстроганов и салат «Оливье», используем моторы рождённого в Париже немецкого инженера Рудольфа Дизеля и производим сталь методом, изобретённым англичанином Генри Бессемером.

Но я специально остановился на Лукашенко, потому, что именно он был главным раздражителем украинских евроинтеграторов и тогда, когда интегрировался с Россией, и в те периоды своей деятельности, когда пытался «идти в Европу». Лукашенко создал то, что не смогли создать украинцы – белорусскую государственность.

При этом он не имел ни демографического, ни экономического потенциалов, сравнимых с раннеукраинскими, ни даже существенной предыстории белорусской государственности. Белорусские националисты 1918 года были какими-то мелкотравчатыми. Серьёзное коллаборационистское движение в годы Великой Отечественной войны они, в отличие от своих украинских и прибалтийских коллег, создать не сумели, так что немцам даже пришлось использовать на белорусской территории украинские и прибалтийские полицейские формирования.

Если же обратиться к временам Мазепы и Хмельницкого, так малороссийские гетманы, в моменты своего наибольшего подъёма, и вовсе конкурировали с литовскими Радзивиллами за контроль над белорусскими землями. Хмельницкий на них претендовал прямо, как гетман, только сил захватить не хватило. Мазепа же, в своём договоре с Карлом XII, в уплату за измену Петру I выговорил себе титул князя Украинского, с «независимым» владением в виде малороссийских провинций России. Но тут же заключил договор с польским королём (по шведской версии) Станиславом Лещинским, которому обязался передать Малороссию, в обмен на сохранение за ним титула князя и передачу во владение (на тех же условиях, на которых своими землями владел герцог Курляндский – вассальное государство) воеводств Витебского и Полоцкого.

То есть «князь Украинский» не видел разницы между малороссийскими и белорусскими землями, поскольку все они были населены русским православным народом, но находились под польско-литовской властью.

Стремление к воссоединению с Россией в одном государстве у белорусов было в 90-е годы наиболее сильным. И объяснялось это просто – если другие постсоветские страны, в виду объёма или особенностей своей экономики (или её полного отсутствия, как в переживавшем лютую гражданскую войну Таджикистане), могли рассчитывать на относительно самостоятельное, независимое от России, экономическое развитие, то Белоруссия была, есть и будет полностью от России экономически зависимой. У неё нет и не будет ни других рынков сбыта, ни других источников сырья, ни других производственных цепочек.

Для создания собственной, полностью независимой, экономики Белоруссии надо было бы опрокинуться в XVI век – в домануфактурную эпоху и «начинать всё сначала», а такой выбор вряд ли обрадовал бы как народ, так и элиты, ибо означал бы отказ от многих привычных удобств и требовал бы значительного упрощения государственного аппарата – приведения его в соответствие с уровнем экономического развития, определяющим фискальные возможности центра и уровень его влияния на регионы.

Фактически, Лукашенко создал политическую основу белорусской государственности одним своим волевым решением, не имея для этого ни политических, ни исторических, ни финансово-экономических предпосылок. Потому он и стал объектом лютой ненависти украинских «евроинтеграторов», которые все предпосылки имели, но реализовать не смогли, в 2014 году окончательно поставив крест на перспективах собственной украинской государственности.

Созданная Лукашенко белорусская независимость ненадолго переживёт своего создателя. Именно потому, что под ней нет экономического базиса. Лукашенко смог создать государственную традицию (которой до него не существовало) и даже государственную элиту, часть которой чувствует себя белорусами. Но в 2020 году оказалось, что большая часть тех, кто «чувствует себя белорусами», «не чувствует» Лукашенко президентом, готовы организовать свой «Евромайдан» и снести его, вместе с ним же созданной белорусской государственностью.

Они просто не понимают, что белорусское государство – личный проект Лукашенко – его вотчина, его пожизненная награда за то, что сумел сохранить контроль над страной и обществом в безвременье 90-х.

Но даже Лукашенко не может отменить объективных экономических процессов, диктующих следующую данность:

1. Полностью независимая Белоруссия невозможна, поскольку без российской защиты её тут же украинизируют и сожрут соседи и внутренние «евроинтеграторы».

2. Учитывая необходимость российской защиты и тотальную экономическую зависимость от России, любая независимая Белоруссия всегда будет жить хоть немного, но хуже России. Это объективный закон – большая экономика всегда перераспределяет прибавочный продукт в свою пользу за счёт малой, если является для неё единственным возможным партнёром.

3. Россия не заинтересована в принятии Белоруссии в свой состав как цельной национальной автономии, так как в перспективе это обязательно приведёт к деруссификации белорусов и повторению украинского казуса.

4. Следовательно, население обоих государств объективно заинтересовано в объединении. Но Россия может настоять на вхождении Белоруссии в её состав областями, на основании референдумов, проведённых в каждом регионе отдельно.

Всё это и приводит меня к выводу, что после Лукашенко, независимая Белоруссия долго не просуществует. Без его жёсткого подавления, поднимут голову «евроинтеграторы» (в том числе и те, которые смирились с временным поражением 2020 и, внешне мимикрировав в патриотов, сохранили свои позиции в белорусской власти). Они немедленно обратятся за западной поддержкой и получат её, заставив пророссийскую и политически белоруссизированную части белорусской элиты углубить свои отношения с Россией, как единственной защитой от поддержанной европейской агрессией украинизации. А дальше запустится самоподдерживающийся процесс – уже не только экономические интересы, но и интересы политической карьеры будут требовать дальнейшего углубления интеграции с Россией.

О чём нам говорит прецедент Лукашенко? О том, что сильная личность, имея соответствующую мотивацию, может на какое-то время приостановить ход объективных исторических процессов. Но для этого надо не ложиться камнем на их пути – сметёт, как сметает Украину, а плыть по течению, старательно притормаживая ход своего плавсредства.

Тогда можно не только деруны заменить драниками, но и создать пожизненную политическую структуру, стержнем которой будет являться сильная политическая личность её создавшая. С исчезновением этого стержня, структура потеряет не только механизм обеспечения своего существования, но и смысл этого существования.

Когда-то украинцы говорили, что если бы у них президентом был Путин, то Украина бы состоялась как лидер постсоветского пространства. Насчёт лидерства сомневаюсь – главное достоинство Путина как раз состоит в том, что он умеет объективно оценить текущие возможности возглавляемой им системы и не пытается прыгнуть выше головы, долго и старательно подготавливая каждый шаг вперёд. Но вот для создания независимого государства, способного существовать веками, украинцам, с их изначальным потенциалом, вполне хватило бы Лукашенко.

Не появились же у них ни Путин, ни Лукашенко не потому, что среди 52 миллионов украинцев не нашлось такого же лидера, как среди 9 миллионов белорусов. Они просто не искали. У них были востребованы другие лидеры. Они их и получили.

До сих пор, более двадцати лет, в комментарии к моим статьям прибегают люди, чтобы сообщить: «Не все украинцы такие, как Вы пишете». Ошибаетесь. Все! Те, которые «не такие», они не украинцы, они русские. Те же кто даже сегодня, оглядываясь назад, зная историю последних тридцати лет, видя изуродованные судьбы поколений, родившихся на Украине после независимости, постоянно сталкиваясь в информационном пространстве чуть ли не младенцами, на русском языке мечтающими «резать русню» и их маменьками, десять лет получавшими с Донбасса посылки с чужим бельём и бытовой техникой и проклинающих Россию за то, что эта «благодать» закончилась, всё ещё называет себя украинцами (пусть даже «русскими украинцами», что в нынешних реалиях оксюморон), напоминают мне людей, продолжающих после 1945 года и после Нюрнберга утверждать, что не все члены НСДАП плохие, были искренне заблуждавшиеся, что идеи нацизма извратил Гитлер, что если бы не его милитаризм и антисемитизм, то возили же рабочих на курорты, строили же автобаны, победили же безработицу.

Некоторые люди никак не могут понять, что любую систему надо рассматривать во всей её полноте. Нельзя «губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязанности, какая у Балтазара Балтазаровича, да, пожалуй, прибавить к этому ещё дородности Ивана Павловича», — и получить идеал. Не выйдет, каждая система уникальна со своими достоинствами и недостатками.

Система Лукашенко в историческом плане конечна, после неё останутся милые драники, но не будет антиРоссии (даже потенциальной). Система «Украина», если бы она состоялась, в историческом плане была бы не менее «вечной», чем другие аналогичные. Сало и борщ останутся в русской кухне и без неё. Единственное, чем она могла бы «обогатить» человечество – это долговременным существованием антиРоссии.

Так что, делая выбор между русским и украинцем, житель малороссийских провинций выбирает не национальность – он выбирает традицию предков или борьбу с этой традицией. Они потому и сражаются с памятниками и историческими названиями даже на тех территориях, которые им не принадлежат (переименовывают города и даже улицы в русском Крыму), что национальная традиция против них. Они пытаются создать не новую нацию, а антинацию. Поэтому кто бы, что по этому поводу ни думал, какими бы гуманитарными соображениями ни руководствовался, а борьба между русскостью и украинством будет вестись до тех пор, пока кто-то один полностью не исчезнет. Эти системы антагонистичны и их существование на одной территории невозможно.

Белоруссия же, не имея независимого экономического базиса, в самостоятельную альтернативную российской систему вырасти не может – просто не успеет. Отказ от интеграции в Россию будет означать либо вечное существование в виде субсистемы под российским протекторатом, что невыгодно и России, и Белоруссии, так как приводит к перерасходу ресурсов на содержание субсистемы, бессмысленное с точки зрения управленческой эффективности. Либо гибель Белоруссии на зубах европейских людоедов.

А драники, хоть и не лучше дерунов, но и не хуже.