Что грозило помещику за убийство крепостного





К любимой советскими людьми теме порки всех предков антисоветчиков на конюшне и зачисления всех помещиков в салтычихи.

О том, насколько де-юре защищены были крепостные крестьяне, говорит Соборное Уложение от 1649 года, в котором убийство крепостного считалось тяжким преступлением. Да и запрет Екатериной II подавать на ее имя крестьянские жалобы, минуя уполномоченные органы, свидетельствует о возможности направления челобитной напрямую, сразу государыне.

Салтычиха – скорее исключение, чем правило

Пример с помещицей-изуверкой Дарьей Салтыковой, замучившей десятки своих крепостных, не характерен для общей картины положения дел с правами крестьян: на Салтычиху «на места» поступало огромного количество жалоб, но подкупленные помещицей чиновники им ходу не давали. А когда все же «на верхах» дознались, что творит эта сумасшедшая маньячка, ее пожизненно заточили в тюрьму.

Без сомнения, у крепостных крестьян было поменьше прав, чем у остальных категорий населения дореволюционной России, но пожаловаться на помещика они были вправе всегда, и делали это нередко. У крепостного имелась возможность выступать в суде в качестве истца и свидетеля, «хозяйские» крестьяне раз в год, после окончания сезонных работ, могли переходить к другому помещику (так называемый Юрьев день).

Как наказывали за самоуправство по отношению к крепостным

Во многих европейских государствах (к примеру, в Польше) убить крепостного ничего не стоило. Максимум, что за это было – церковное порицание. Тогда как в России за подобные вещи сажали в тюрьму уже с середины XVII века – убийство крепостного, как умышленное, так неумышленное, расценивалось как уголовное преступление по Соборному Уложению 1649 года.

Если барин, подравшись с крепостным, забил того насмерть, его сажали в тюрьму и он там сидел до тех пор, пока не помилует царь. За предумышленное убийство крестьян помещиков (и любых других дворян, вне зависимости от статуса и положения) сразу вешали (или рубили им головы, в зависимости от способа казни).

При Елизавете Петровне, введшей мораторий на смертную казнь, дворяне-крестьяноубийцы клеймились и отправлялись на каторгу.

При Екатерине Великой генерал-губернаторам с 1775 года было приказано очень жестко наказывать помещиков-самодуров за издевательства над крепостными. У бар могли и имения отобрать с последующей передачей в управление опекунскому совету. В 1817 году Александром I был издан указ о предании суду помещиков, допустивших бесчинства над крестьянами, их имения уходили под казенную опеку.

В XIX веке, согласно статистическим данным, только за 10 лет (30 – 40-е годы) были осуждены свыше 600 дворян. При Николае I каждый год под государственной опекой находилось порядка 200 помещичьих имений, конфискованных у дворян, плохо обращавшихся с крепостными.

У истоков «города невест» стоял крепостной

За долгие годы советской власти образ крепостного в литературе, кинематографе (созданный, кстати, во многом писателями-дворянами) – это такой забитый, едва сводящий концы с концами, мужичок. На самом деле, прав у крепостных на то, чтобы «подняться», улучшить благосостояние своей семьи, было достаточно много.

К примеру, немногим известно, что начало современному «городу невест» Иваново, по сути, положил крепостной графов Шереметевых, основавший в селе Иванове в 60-е годы XVIIIвека первое ситценабивное предприятие. А к первой половине XIX века здесь было уже около полутораста хлопчатобумажных фабрик, коими владели богатые крестьяне. Они уже сами приобретали земли с крепостными. Крестьянин-промышленник Гарелин, например, владел селом Спасское с несколькими сотнями душ крепостных. Крестьяне платили проценты от своих доходов помещикам, а те взамен предоставляли им свободу в предпринимательской деятельности.

Крестьяне могли и откупиться от «крепости». Например, основатель знаменитой династии Морозовых, российский предприниматель и меценат Савва Морозов тоже в свое время был крепостным. Начинал с ткача-кустаря, со временем открыл собственную шелкоткацкую мастерскую, раскрутился. Семья Морозовых, в которой к 1821 году было уже пятеро сыновей, выкупилась из крепостной зависимости за умопомрачительные в то время деньги – 17 тысяч рублей ассигнациями.