Товарищ Сталин призывает пытать

Игнатьев С.Д. советский партийный и государственный деятель. Министр государственной безопасности СССР (1951—1953).

Объяснительная записка бывшего министра госбезопасности СССР С.Д. Игнатьева министру внутренних дел СССР Л.П. Берии о «деле врачей». 27 марта 1953 г.

Совершенно секретно
27 марта 1953 г.
Лично
Тов. Берия Л.П.
(выдержки)
....

В связи с арестом врачей, обвиняемых в террористической деятельности против руководителей партии и правительства, докладываю Вам следующее.

После выхода в свет постановления ЦК от 11 июля 1951 г., в котором давалась директива МГБ — вскрыть существующую среди врачей вражескую группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и правительства, — в оперативных управлениях, имевших отношение к работе среди врачей, были просмотрены все дела на агентурно разрабатывавшихся врачей. Как показало изучение этих дел, МГБ не располагало сведениями о существовании среди врачей организованной вражеской группы.

(...)

В октябре 1951 г. об этом и было мною доложено товарищу Сталину на его вопрос: «Как идет работа по вскрытию вражеской группы среди врачей?», который он задал мне по телефону с юга (Ахали-Афони).

Мое сообщение вызвало резкое раздражение товарища Сталина, и он, упрекая в том, что «чекисты ни черта не видят дальше своего носа, перерождаются в простофиль-обывателей, не хотят честно выполнять директив ЦК», потребовал принятия решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой, как он сказал, давно и твердо убежден.

.....

За все время существования этой группы ею никаких результатов достигнуто не было, и я до конца января 1952 г. почти при каждом разговоре с товарищем Сталиным выслушивал в связи с этим не только его резкую брань, но и угрозы примерно такого характера:

«Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов»,

«Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут выполняться мои требования»,

«Мы вас разгоним, как баранов»

И.Сталин

и тому подобные (между прочим, эта ругань и угрозы, как известно, продолжались и до последнего времени).
..............

До середины лета 1952 г. никаких сведений о врачах, которые бы хоть сколько-нибудь удовлетворяли товарища Сталина, мы представить не могли…

(...)

В один из воскресных дней (вечером) в конце августа 1952 г. товарищ Сталин вызвал меня на Ближнюю дачу и после очень резкого разговора о том, что чекисты разучились работать, ожирели, растеряли и забыли традиции ЧК времен Дзержинского, оторвались от партии, хотят встать над партией, .......

Начиная с конца октября 1952 г. товарищ Сталин все чаще и чаще в категорической форме требовал от меня, товарища Гоглидзе и следователей применять меры физического воздействия в отношении арестованных врачей, не признающихся во вражеской деятельности:

«Бейте!» — требовал он от нас, заявляя при этом: «Вы что, хотите быть более гуманными, чем был Ленин, приказавший Дзержинскому выбросить в окно Савинкова?

У Дзержинского были для этой цели специальные люди — латыши, которые выполняли такие поручения. Дзержинский не чета вам, но он не избегал черновой работы, а вы как официанты в белых перчатках работаете.

Если хотите быть чекистами, снимите перчатки. Чекистская работа — это мужицкая, а не барская работа».

Как передавали мне товарищи Гоглидзе и Огольцов во время моей болезни, следствие по делу врачей по требованию товарища Сталина было особенно активизировано и направлялось лично им.

Этот вопрос несколько раз обсуждался в ЦК, создавалась комиссия по выработке постановления.

По рассказам товарища Гоглидзе, в этот период претензии товарища Сталина к следствию, равно как и к нему лично, резко усилились и возросли.

Товарищ Сталин ежедневно и очень настойчиво требовал активизации допросов, арестов врачей и применения к ним мер физического воздействия.

(...)

По вопросам следствия товарищ Сталин приказал нам посылать материалы ему, сказав при этом, что он будет рассылать их членам Политбюро сам.

Вносить какие-либо поправки и коррективы в записи следователей было категорически запрещено и добавлено: «Мы сами сумеем определить, что верно и что неверно, что важно и что не важно».

До февраля 1953 г. мне и в голову не могло прийти, что информация, представляемая товарищу Сталину от МГБ, не всегда становилась известна руководителям Партии и Правительства. В феврале эта уверенность поколебалась в связи со следующим фактом.

Товарищи Огольцов и Питовранов сообщили мне о том, что они имеют возможность попытаться произвести специальное мероприятие в отношении Тито. Я предложил им не предпринимать никаких мер в этом духе и доложил товарищу Сталину, который вызвал Огольцова и меня к себе и дал указание о том, что не надо торопиться, поручил вызвать к нему ответственного за это дело работника 1-го главного управления товарища Короткова, который находился в Австрии. Спустя 3–4 дня товарищи Огольцов, Коротков и я вновь были вызваны к товарищу Сталину. Выслушав товарища Короткова, товарищ Сталин предложил ему хорошо продумать этот вопрос и всем нам приказал «не посвящать в это дело никого больше, даже членов Политбюро». Товарищ Сталин добавил: «Если удастся это дело, то я им сам потом скажу».

Сказанное выше дает мне основание думать, что ряд сообщений МГБ, посылавшихся товарищу Сталину, так же как и некоторые его важные указания нам, могли быть неизвестны другим руководителям Партии и Правительства.

Вы видели, в каких условиях мне, не имеющему никакого опыта в чекистской работе, пришлось трудиться. Вам также известно, что наши даже слабые возражения по любому вопросу вызывали сильное негодование и поток бранных слов с угрозами со стороны товарища Сталина. Трудно было работать и еще тяжелее было выполнять указания, правильность и целесообразность которых часто вызывала сомнения. Но у меня, как Вы видели, не было никакого выхода из положения, существовавшего в тот период.

Я выполнял указания.

С. Игнатьев

(ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 2 Д. 31 Л. 447–454. Копия. Машинопись. Там же. Л. 459–464. Подлинник)

О чем собственно говорится в данной объяснительной? О очередных преступлениях тов. Сталина.

Тов. Сталин резко негодует по поводу утративших (по его мнению) боевой задор чекистов, которые стали мало пытать и как то без огонька работать, требует больше пытать.

Но тов. Сталин оказывается еще и не сообщает о своих решениях другим членам Политбюро и правительства.

Все это является нарушением советской законности.

Не говоря уж о том что тов. Сталин вопреки Конституции СССР и другим актам заранее определял виновность того или иного человека, (вообще то этим должен заниматься суд. и степень виновности должна была бы выясняться на следствии, а не подгонять дело под заранее сформулированный тов. Сталиным приговор)

Но в советской действительности суд лишь утверждал заранее вынесенные приговоры.

Ну и конечно же интересен язык и слог Отца Народов.
Вот это, господа и дамы, настоящий Сталин, а не слюнявые фантазии сталинистов, рассказывающих что "тов. Сталин ничего не знал и никого не обижал".