Взрыв храма Христа Спасителя: что заставило саперов поверить в бога

На основании большевистского декрета от 12 апреля 1918 года любимый москвичами и паломниками со всей Руси храм причислили к памятникам, построенным в честь царей и не представляющим ни исторической, ни художественной ценности. Но чтобы уничтожить намоленную святыню, пришлось приложить немалые усилия.

Проклятие игуменьи Клавдии

Храм был заложен в 1839 году при Александре Первом, но на его строительство ушло 44 года. Разместить храм решили на месте Алексеевской обители, а монахинь переселить в Красное село. Как пишет И. Любимов в книге «Малоизвестная Москва», после последнего богослужения настоятельница обители повелела приковать себя к многовековому дубу в попытке спасти монастырь от сноса. Когда ее расковали и повели к подводе, матушка прокляла место, выкрикнув, что ничего «здесь подолгу стоять не будет!».

Неслучайно каждый раз, когда на месте Алексеевской обители затевалось новое строительство, вспоминали пророчество игуменьи. Построенный и освещенный в 1883 году храм был снесен в 1931 году в рамках сталинской реконструкции Москвы. На его месте планировали построить грандиозный Дворец Советов, но удалось лишь залить фундамент. На этом фундаменте в 1960 построили общественный бассейн «Москва» — его снесли в 1994 году для восстановления храма. Не исключено, что одной из причин отказа инженеров-саперов взрывать храм в 1931 году стала память о пророчестве божьего человека – матушки Клавдии.

Неподдающийся

Работы по разборке храма начались в августе 1931. Рабочие в спешке громили всё, что поддавалось: и внутри, и снаружи. Срывали обшивку с куполов, сбрасывали с высоты облицовку стен, выносили скульптуры. По воспоминаниям кинооператора В.Микоши, батальоны красноармейцев в буденовках усердно орудовали отбойными молотками, ломами и кувалдами. Но огромные плиты песчаника при строительстве заливали не цементным раствором, а расплавленным свинцом, потому кладка разрушению не поддавалась.

Отдельно повозиться пришлось с крестами. Свидетель происходящего и член нацкомитета по истории Академии наук А.Иванов рассказывал, как к кресту главного купола прикрепили трос, другой конец которого привязали к грузовику. Несмотря на то, что крест предварительно подпилили, машине на полном ходу не удавалось сорвать его с купола: грузовик разгонялся, что есть мочи натягивал трос, но всякий раз терпел неудачу.

Двум грузовикам, скрепленным между собой, крест удалось погнуть. И лишь после того, как кузова до отказа нагрузили валявшимся рядом хламом и битыми камнями, крест сломался. Но не упал на землю, а застрял в купольной арматуре – после такого даже рьяные атеисты поверили в Высшие Силы.

Задерем подол России-матушке!

После месяца ожесточенной борьбы поступило распоряжение взорвать храм. Работы команды взрывников во главе с инженером Шуваловым были назначены на субботу 5 декабря. Собравшаяся на своеобразную казнь храма толпа вздыхала, плакала, крестилась, проклинала супостатов и антихристов, причитала о конце света, предвестником которого станет разрушение Храмов Божьих.

Но после первого взрыва храм остался на месте, а из изумленной толпы послышались выкрики: «Оборонил Господь! Высится во славу Христа! Сотворил Господь чудо! Явил свою силу!». Как объяснили позднее – первый взрыв уничтожил лишь один пилон. Храм стоял на оставшихся трех. После второго, более мощного взрыва, храм опять выстоял – на двух противоположных пилонах. И только с третьей попытки огромный барабан купола накренился и рухнул внутрь.

Поговаривали, что третий взрыв рассерженный бессилием подчиненных самолично произвел Лазарь Казанович со словами «Задерем подол России-матушке!», но в действительности это был самый неопытный из команды рабочих Флегонт Морошкин, которому изначально было поручено всего лишь охранять вход в подрывной пункт. Опытный же подрывник Мотовилов после неудачных взрывов растерялся: то ли из-за полученного от начальства нагоняя, то ли из-за возникших сомнений в правильности собственных действий.

Белая пыль

Чистовая разборка храма растянулась на полтора года. И главной причиной такой медлительности стала текучка. Большинство рабочих не задерживалось надолго у развалин святыни, предпочитая поскорее перевестись на другие стройки Москвы. Но и после окончания работ московский ветер еще долго носил по городу белесую пыль, которая лежала на тротуарах, крышах, клумбах, разъедала глаза, заставляла чихать и кашлять. В народе поговаривали, что белая пыль послана москвичам как наказание – если хоть одна пылинка попадет кому в глаз, тот либо с бельмом остаток жизни проведет, либо ослепнет. И это, считалось, меньшим из наказаний, которое уготовано уничтожителям храма – не только тем, кто взрывал и разбирал, но и тем, кто молчаливо наблюдал.