"Погибла почти вся семья". Как раскулачивали крестьян в СССР

На модерации Отложенный





30 января 1930 года в СССР началась "ликвидация кулака как класса". Принудительная передача имущества крестьян в колхозы сопровождалась арестами и ссылками, в которых побывали более двух миллионов человек. От голода и болезней погибла треть депортированных крестьян.
Как раскулачивание проходило в Коми, где советские власти создали десятки спецпоселков, заставив "капиталистов" и "вредителей" бесплатно валить лес для пополнения экспортных запасов.

Постановление от 30 января 1930 года о ликвидации кулацких хозяйств запустило в СССР борьбу с новым классовым врагом – "кулаком". По задумке Сталина, переворот в развитии деревни должен был случиться с полным переходом на колхозное производство. Достичь этого было невозможно, оставляя у крестьян "орудия производства с правом свободного пользования землей". Отсутствие инструкций по конфискации имущества деревенских жителей приводило к произволу органов власти на местах. Крестьян называли кулаками даже при наличии у них в собственности, например, козы, охотничьей собаки и даже банного веника, подвергая за это принудительным работам, депортации и даже расстрелам. По оценкам историка Виктора Земскова, в "кулацких ссылках" за десять лет насильственной коллективизации побывали более 2 млн человек.

Весной 1930 года к берегу реки Печора недалеко от современного города Вуктыл в Республике Коми причалила баржа с 600 "раскулаченными" жителями Воронежской губернии. Их приговорили к ссылке и принудительным "общеполезным" работам на лесоповале как членов семей кулаков. Так возник спецпоселок Ичот-Ди (в переводе с коми "маленький остров"), просуществовавший до 1967 года.

– У моего деда Алексея была большая семья, 12 человек. Мельница, кирпичный дом под Воронежем. Когда появился удобный момент его вытряхнуть из дома, так сказать, соседи постарались: объявили кулаком и выслали, все имущество забрали. В Ичот-Ди погибла почти вся его семья от голода и болезней. Остался один сын, но и он пропал потом на войне. Здесь дед познакомился с моей бабушкой, которая тоже потеряла мужа и детей при депортации. Они создали новую семью, – вспоминает жительница Ухты Галина Тютина.

Жители Ичот-Ди добывали и сплавляли по реке древесину для советского треста "Комилес". Дерево переправлялось в Архангельскую область, а далее продавалось за рубеж, рассказывает сыктывкарский историк Игорь Сажин, возглавлявший до ликвидации в России местное отделение "Мемориала". Согласно договору между советским трестом "Комилес" и местным политуправлением НКВД, всего в распоряжение предприятия в 1930 году были "переданы" 5 тысяч кулацких семей. Их расселили по десяткам спецпоселков таких же, как Ичот-Ди.

– Лес в советском союзе приносил крупные валютные поступления. Предприятию нужны были люди, так как местное население было очень маленькое. Когда прибыли первые спецпоселенцы в Ичот-Ди там вообще ничего не было, они стали рыть землянки и заниматься каким-то сельским хозяйством, чтобы зиму пережить. Как охотиться и грибы собирать они еще не знали – они же люди степные. Два сына моего деда Василия родились в этом поселке и там же погибли из-за страшного голода с 1932 по 1934 годы. Тогда по документам умерло 400 человек от цинги. При этом продовольствие подвозили, оно хранилось где-то на складах и покрывалось плесенью. Комендант его просто не выдавал, считал, что крестьяне плохо работают. Его потом судили за халатность, – говорит Игорь Сажин.

Прадеда Сажина Герасима Колтавского выслали в Ичот-Ди в 1930 году. В Воронежской губернии Колтавский не больше года владел молочной лавкой, но разорился. С приходом большевиков этот предпринимательский опыт не остался незамеченным.

– Ему все время припоминали, что он был когда-то лавочником. Кроме того, у него с друзьями в совместном владении были веялка и сеялка, и это тоже рассматривалось как элемент кулацкой жизни, считалось, что такие "вредители" будут мешать организовывать колхозы. Решение об их наказании принимались комиссиями в основном из местной власти: кого-то отправляли просто за село жить, других передавали органам НКВД для дальнейшего следования в спецпоселения. Прадеда выслали вместе с взрослым сыном. Другие два его сына отказались от отца. Я читал документы, где они просто пишут, что они отказываются от него, что они не являются кулаками. Герасима с сыном везли сначала железной дорогой, потом баржами, и во время этой дороги прадед где-то погиб, мы до сих пор не можем найти это место. То есть в итоге прибыл только его сын, мой дед, – говорит Сажин.

Дед Галины Тютиной – Алексей – работал в Ичод-Ди бакенщиком, сторожил маяки на реке. В первые годы переселенцы жили в землянках и бараках, "в которых было холодно до ужаса", рассказывает его внучка.

Несмотря на вышки с вооруженной охраной, из поселка многие убегали в тайгу. Прибывающие "кулаки", а позже депортированные с юга России немцы и украинцы выменивали у местного населения теплые вещи и еду, но этого хватало ненадолго. Многие уходили вверх по реке, где, по слухам, находилась железная дорога. Но часть переселенцев все-таки оставалась жить в поселке и налаживать новый быт. Тютин к началу войны построил собственный дом на берегу реки и возвращаться обратно не собирался.

– Дед не собирался возвращаться даже если бы ему разрешили, настолько он обиделся на односельчан, соседей. Эти "активисты", которые раскулачивали, в большинстве своем были кем? Голодранцы, у которых ничего в жизни никогда не было, они не привыкли работать. А деда бросили в тайге, кинули инвентарь, и он заново построил себе дом. Он умер в 60 лет. Просил, чтобы его похоронили именно в Ичот-Ди, так как там вся его первая семья погибла, – рассказывает Галина Тютина.

К 1937 году, когда в большинстве регионов СССР завершилась коллективизация, спецпереселенцы Ичот-Ди полностью обеспечивали себя едой. По словам Сажина, голод в поселке повторился с началом Великой отечественной войны.

– Моя мать родилась в 1940 году, и она помнит послевоенное время, как вернулись солдаты на баржах. У кого не приехали родные, они стояли на берегу и рыдали, потому что им привезли похоронки. Тогда снова начался голод, забирали практически все по спискам, у бабушки была корова, и молоко надо было отдавать в колхоз. Мама помнит голодные обмороки, но к тому времени ее братья уже научились охотиться в лесу. Стало посвободнее: детям кулаков не надо было отмечаться в комендатуре, они уже считались свободными и им выдали паспорта, убрали забор, сняли стрелков с вышек. Деда даже отправили учиться в сельхозтехникум, – говорит Сажин.

В 1967 году Ичот-Ди ликвидировали. Большинство репрессированных семей вернулись в Воронежскую область. Оставшихся жителей власти переселили в соседнее село Шердино. По рассказам местных, тогда в поселок приехали тракторы и спихнули остатки пустых домов под откос в реку.

Сегодня на месте спецпоселка потомки репрессированных организовали музей под открытым небом: поставили часовню, дом для паломников и инсталляцию в виде окна.

– В 1990-х выяснилось, что председатель Госсовета Коми Иван Кулаков тоже родился в Ичот-Ди, поэтому поднялись вопросы реабилитации и увековечения памяти жертв репрессий. Власти решили поставить этот крест в виде окна: это такой деревенский символ, попытка хоть как-то обустроить место, куда выкинули их всех. Тем не менее, мои мама и дядя это место любят, посещают его, потому что детство – оно одно, каким бы тяжелым оно не было, – подчеркивает Сажин.

Изъятие земли и урожая более чем у 75% крестьян лишило их стимула к труду, из-за нехватки фуража в стране начался падеж сельскохозяйственных животных, а репрессии лишили деревенские предприятия трудоспособных мужчин, писал в апреле 1933 журналист газеты Financial Times Гарет Джонс, побывавший в СССР.

– У нас 70% населения в колхоз вошли, а 30% власти куда-то разбросали из-за того, что они отказывались вступать. Они ждали, надеялись, что будет по-другому. У мужа из-за этого репрессировали всех родственников. Двух сестер отправили работать на кирпичный завод в Сыктывкар, брата – на лесосплав, – рассказывает краевед из села Помоздино Усть-Куломского района Коми 81-летняя Полина Уляшева.

Молчаливый протест местных жителей против вступления в колхозы поддержали многие деревни вокруг Помоздино.
– Мой прадед был простым крестьянином. Сам пешком дошел до Архангельской области, чтобы поменять свою лошадь на их породистого быка, потом уже здесь родились породистые коровы. В колхоз вступить отказался. Его начали облагать большими налогами, затем и вовсе раскулачили. Отобрали все. Он ушел жить в лес, стал отшельником. Иногда навещал детей, выносил им рыбу или мясо. Недавно лесорубы нашли его плуг и соху. Умер он в 1943 году в своей лесной избушке, – рассказала жительница деревни Бадьельск Нина Уляшева. – Его сына Илью посадили в тюрьму за то, что он убил свою лошадь, чтобы не сдавать в колхоз. Он хотел жить своим хлебом и ни от кого не зависеть, чтобы не быть никому ничего должным. Коллективизация разрушила старые устои, и в конечном счете разрушила и крестьянство.

По оценкам историков, от голода, холода и болезней в первые годы "раскулачивания" погибли около 800 тыс. депортированных крестьян. Насильственная коллективизация при этом привела к экономическому перевороту в сельском хозяйстве, которым грезил Сталин. Так, в 1930 году государству удалось побить двадцатилетний рекорд и заготовить 19 млн тонн зерна. Из него четверть была отправлена на продажу за границу.

Найдено здесь: https://vk.com/anti_soviet_coalition2_0?w=wall-131617902_409284