"Голубое" лобби правит миром

Дело было летом в Загребе. В нашей квартире шел ремонт, и моя беспечная подруга дала нам ключи от странного жилища. "Это квартира двух моих подруг-лесбиянок, - объяснила она. - Они уехали на море, а ключи оставили мне - цветочки поливать. Поживете там тайком, никто и не узнает".

Так мы с мужем вселились в "нехорошую" однополую квартиру, где царила клиническая чистота. В прихожей - ряд огромных мужских ботинок. В ванной - полное отсутствие косметики. В шкафах - необъятные мужские рубашки и бесформенные брюки, окончательно зачеркивающие женский пол.

Всю неделю моего мужа мучил параноидальный страх, что в момент нашей контрабандной близости, когда мы лежим в чужой постели, лесбиянки ворвутся в квартиру. По ночам он вскакивал от каждого движения лифта и с криком "Они возвращаются!" бежал к двери. Я давилась смехом в подушки и спрашивала: "Ну что?! Что они могут нам сделать?!". "Они меня кастрируют, а тебя сделают сексуальной игрушкой!".

Днем от скуки я обследовала странное жилище с наглостью кошки. Меня волновала тайна чужого женского убожества, дозволяющего извращенную игру, но не подлинное обладание. На полках - порно-, лесбокассеты и бесчисленные папки с документами: "Политические партии, сочувствующие популяции LGBT" (лесбиянки-геи-бисексуалы-трансвеститы), "Политические партии - враги популяции LGBT", "Средства массовой информации - потенциальные объекты для работы". (Выражение "LGBT-популяция" звучало как что-то из области зоологии, как некий подвид человеческой особи.) 

Из документов, которые мне удалось прочитать - заявлений в масс-медиа, обширной переписки со всеми "голубыми" и "розовыми" организациями мира, - вырисовывалась картина захватывающей политической борьбы, мозговой центр которой находится в Лондоне и Сан-Франциско. Сеть ячеек, собственные газеты и журналы, акции и митинги протеста, богатейшие благотворительные фонды. 

В числе спонсоров гей-акций - могущественные банки и знаменитые гостиницы, автомобильные компании, крупнейшие телефонные компании, популярные водочные брэнды и многие, многие другие. Вот это размах! Сексуальная ориентация всегда казалась мне личным делом каждого, и как же я ошибалась! Оказалось, что секс - это серьезно, это большая политика. Случайное столкновение с миром однополой любви открыло мне, что секс стал оружием борьбы не только за наши тела, но и за наши души, избирательные голоса и в конечном итоге за власть.

Карл Маркс возвращается!

Хмурый серый Лондон в ноябре. Промозглый влажный холод, от которого ежится стайка гей-активистов на площади Сейнт-Джеймс с плакатами "Остановите гомофобию!". Я присоединяюсь к пикету у входа в Chatham House, где обычно читают лекции важные государственные деятели, и спрашиваю у немолодой лесбиянки по имени Черри: "Кто провинился на этот раз?" "Польский премьер-министр, - объясняет она. - Мы ждем, когда он появится здесь с визитом, и выразим ему свой протест и международную солидарность с нашими польскими братьями и сестрами". Черри машет плакатом "Польский режим преследует геев!" и кричит: "Геи и лесбиянки всех стран! Объединяйтесь!".

Что же натворил бедняга польский премьер-министр? Он осмелился заявить, что "гомосексуальность ненатуральна", а "семья, напротив, естественна, и государство должно стоять на страже интересов семьи". И он не хочет видеть в своей стране публичных шествий, пропагандирующих нетрадиционные ориентации. "Мы немедленно потребуем изгнания Польши из Евросоюза, - заявляет пылкая Черри. - Это нарушение прав человека. И поверьте, нас услышат". (Черри знает, о чем говорит: гей-лобби в Европарламенте - одно из самых влиятельных. 

Еще в 1998 году Европарламент принял решение о недопустимости принятия в Евросоюз стран, где ущемляются права секс-меньшинств, а также официально расширил понятие "семьи": теперь по законам это может быть гей- или лесбо-семья. А недавно Европарламент отверг кандидатуру министра Италии по делам Евросоюза Рокко Бутильоне на пост комиссара юстиции из-за его заявления, что гомосексуализм с точки зрения церкви - грех. (Евросоюз предоставляет немалые финансовые дотации различным общественным движениям секс-меньшинств.)

Узнав, что я из России, меня окружают несколько активистов. "Мы слышали, что вас можно поздравить, - говорят они. - Следующей весной в Москве должен пройти первый "Парад гордости" геев и лесбиянок. А как вообще к секс-меньшинствам относятся в России?" "Не слишком хорошо, - объясняю я. - Мы сейчас озабочены падением рождаемости. Русский народ медленно исчезает". "Рождаемость? - удивляется Черри. - Но в мире и так полно народу". "Дети - это слишком дорого", - ворчливо замечает модно одетый мужчина (?) лет тридцати. При слове "дети" у присутствующих на лицах появляется одинаково брезгливое выражение.

Вежливый полицейский просит всех нас встать за ограждение. "У нас чудесная полиция, - восторгается Черри. - Среди полицейских много геев, которые всегда участвуют в наших парадах. Мы ведем среди полиции разъяснительную работу, и они теперь просто душки".

На вопрос, каким ей видится идеальный мир, Черри задумывается: "Ну не знаю! Идеальный мир, когда мужчина может подойти на улице к другому мужчине и пригласить его на ужин без риска получить за это в морду. Или когда я могу предложить стаканчик в баре незнакомой женщине и встретить в ответ понимание".

Черри хихикает и продолжает агитацию: "Права геев и лесбиянок занимают центральное место в борьбе за права человека.

Ведь что такое сексуальная ориентация? Это то, кто ты есть, твое "я". Вам что-нибудь говорит имя Карл Маркс?" (Я уже не знаю, смеяться мне или плакать. Каждому новому движению достаются в наследство идеи предыдущих движений. 

Стоило рухнуть Советскому Союзу, как Запад немедленно подхватил знамя коммунистической идеологии. Карл Маркс сейчас в Лондоне или Париже - это стильно, модно, это cool.) "Карл Маркс - это мой дедушка!" - заявляю я (что в известном смысле правда. Он, на пару с Лениным, всеобщий российский дедушка.) "В самом деле? - на секунду удивилась Черри. - Как это мило!" "Но я не помню, чтобы Маркс что-то говорил о гомосексуалистах?" - "Не надо смотреть на это так узко, дорогуша. Маркс проповедовал всеобщее равенство, а значит, и равные права для людей всех секс-ориентаций. Вы, русские, все извратили".

Мы уже готовы сцепиться на тему, кто же все извратил, как раздается громкое улюлюканье - польский премьер-министр улизнул от геев через боковой вход.

Где они находят друг друга?

В Интернете и в барах, разумеется. Знаменитый лондонский район Сохо - малинник для геев. Здесь даже проводят экскурсии по клубам для представителей секс-меньшинств. В гей-бар "Адмирал Дункан" меня привел коллега из Daily Telegraph Маркус Уоррен. Этот бар шесть лет назад подорвали гомофобы (гей-ненавистники) - при взрыве три человека погибли, 80 получили ранения. Сейчас вновь отстроенный "Адмирал Дункан" еще более популярен, чем раньше.

Маркус смущен (он первый раз в таком месте). "Какое жалкое зрелище! - подавленно шепчет он. - И бармены нам явно не рады". Зрелище и впрямь отталкивающее - всюду мужские парочки, бросающие друг на друга нежные до омерзения взоры. В углу здоровенный дяденька "голубит" стройного романтичного юношу. Все здесь выглядит порочным, даже пиво. Кажется, посетители прячут лошадиные копыта в специальной ортопедической обуви, а на головах у них, под волосами, пробиваются маленькие рожки.

"И все же я спокойно к ним отношусь, - замечает Маркус. - В этом есть известная выгода для натуралов. Когда я жил в Нью-Йорке, где по статистике на 8 женщин приходится всего 5 натуральных мужчин, я вовсю пользовался ситуацией. Приятно, когда среди дам такая бешеная конкуренция".

В бар входит высокий элегантный мужчина в очках. "Смотри, какой красавчик! - возбужденно шепчет Маркус. - И совсем не похож на гея". В эту минуту красавчика уводит усатая "подружка". "А ты никогда не пробовал ...?" - спрашиваю я. "Нет, но, может быть, мне просто не встретился хороший мужчина", - мечтательно говорит Маркус, который еще несколько лет назад дал мне серьезные основания считать себя натуралом. Я хватаюсь за барную стойку, чтобы не свалиться со стула, и возмущенно кричу: "И ты, Брут!"

Рядом с нами садится парочка - яркий, стройный гомосексуалист и рыжая, толстенькая девчонка-хохотушка с прелестным личиком. "Вот тебе типичная fag hag (hag - буквально "ведьма, карга"), - поясняет Маркус. - Так называют девушек, которые выбирают себе в друзья геев. Они появляются вместе на людях, болтают, секретничают. Для девушки друг-гей - это "модный аксессуар", так же, как и она для него. Девушки fag hag - обычно веселые, шумные, занятные, похожие на тебя".

И я немедленно вспомнила свою подругу Татьяну, уже десять лет живущую в Лондоне, - типичную fag hag. Копна красных волос, роскошное тело, эмоциональные жесты. Пьет водку стаканами, курит одну сигарету за другой и любит рассказывать о своей дружбе с миром "параллельного секса".

 "Когда я приехала в Лондон в 92-м году из разорванной России, через всю Восточную Европу в огне балканских войн, я была в шоке, попав на первую лондонскую вечеринку, - вспоминает Татьяна. - Взрослые, милые люди совершенно серьезно обсуждали вопрос, надо ли курице жить в загоне или политически корректным будет позволить ей бегать на лужайке (кстати, и яйца от этого вкуснее). Я поняла, что попала в Зазеркалье, перевернутый мир. Я хотела стать такой, как они, - обеспеченной, политкорректной, покупать втридорога good life fish (рыбу, прожившую хорошую жизнь), носить бесполую одежду, бороться за права человека. 

Я завела себе друга-гея (мы с ним вместе даже снимали квартиру). Он приходил и уходил незаметно, как кошка, показывался со мной на людях, но через полгода у меня сдали нервы. Это был беспрерывный вызов моему женскому эго. Ведь я хороша собой, какого черта он на меня не реагирует?! Я его выгнала (тем более что он не мыл полы). Потом я вступила в одну сумасшедшую организацию по защите прав лесбиянок, даже из солидарности участвовала в их парадах, но они меня разочаровали. Не верь их заявлениям: "Мы за равные права для всех". Они высмеивали мою любовь к мужчинам, говорили, что это старомодно, консервативно, только отсталые идиотки могут любить таких грубых животных, как мужчины. Я не знаю, как англичане размножаются. Нет, знаю, за них размножаются эмигранты.

 Я жила три года с англичанином, очень хотела ребенка от него, но мне пришлось сделать аборт, потому что его мамаша называла меня "восточноевропейская-сучка-охмурившая-моего-мальчика". Здесь мужчины стесняются быть мужчинами, а женщины - женщинами. Посмотри, как они одеваются: женщины нарочито грубо (тяжелые ботинки или сапоги, мешковатые брюки), мужчины - чересчур женственно (обтягивающие брюки, вызывающие рубашки). Или как пел Робби Уильямс в знаменитой песенке: "В Лондоне все лучшие женщины уже замужем, а все красивые мужчины - геи".

Дарья Асламова