Анатолий Гин: «Мы вернулись на 50 лет назад и переизобрели нейрон»

Искусственный интеллект вот-вот изменит нашу цивилизацию. Скептики полагают, что человечество в итоге попадет под контроль нейросетей. Анатолий Гин, член совета директоров компании Omega Server. Inc (США), директор проекта Creatime и мастер ТРИЗ (теория решения изобретательских задач), считает, во‑первых, что опасаться нейросетей смешно. Во-вторых, поскольку движение не остановить, его надо возглавить: Россия еще может «срезать угол» и выйти в мировые лидеры по разработке и внедрению искусственного интеллекта.

– Как к футурологу вопрос: что нас ждет через 10–20–50 лет?

– Как специалист в области теории решения изобретательских задач я изучаю и историю техники. Сейчас в моде слова – «прорывные изобретения», «прорывные технологии». Их затерли частым использованием, поэтому люди даже не догадываются, насколько они прорывные.

Вот, например, прорывом была такая простая штука, как керосиновая лампа. Я – человек старшего поколения – ею даже пользовался. Мы жили на Крайнем Севере, там это был иногда единственный источник света – керосиновая лампа. Это не просто замена свечам. Поставил 2–3 керосиновые лампы – и ты можешь читать, у тебя световой день удлинился. Керосиновые лампы дали толчок добыче нефти. Раньше нефть черпали кувшинами из открытых озер. А потом эти озера нефти стали заканчиваться. И в 1905 году появилась алармическая публикация: все, нефть заканчивается, как жить‑то будем! Но технологии развивались: и нефть научились добывать и перерабатывать ее. Так что любое прорывное изобретение тащит за собой огромное количество последствий. Сегодня прорыв цивилизационного масштаба – это, конечно, технологии искусственного интеллекта.

– Под искусственным интеллектом чего только не понимают.

– В каком‑то смысле любой автомат, даже мышеловка, – уже искусственный интеллект. Но я говорю об искусственных нейронных сетях. Хотя сами эти сети – старое изобретение, они появились в конце 1940‑х – начале 1950‑х годов. Но тогда люди очень мало знали о том, как устроен нейрон. И технический нейрон, который тогда придумали, намного проще, чем нейрон человеческий или даже нейрон пчелы.

Но в любом случае искусственный интеллект – действительно прорывное изобретение, которое меняет цивилизацию. Надо понимать, что искусственные нейронные сети очень сильно отличаются от алгоритмов, на которых сегодня работают компьютеры. Отличаются в том числе тем, что они обучаются, а не алгоритмически программируются.

– Вы же следите за тем, как эта область развивается? Она на взлете или есть трудности?

– Сообщения о новых победах приходят буквально каждую неделю. Но, правду вам сказать, очень много вранья вокруг этих новых «побед». Понятно почему: в крупных фирмах по десять тысяч человек работают над нейронными сетями. Они должны выдавать результаты, даже когда это не очень получается.

Сейчас нейронные сети столкнулись с проблемой – они слишком энергоемки. Технического решения этой проблемы в широко публикуемых победных реляциях нет. Но гранты‑то распределены, поэтому сейчас самая популярная для обсуждения тема – этика в применении нейросетей. Вместо инженерного решения проблемы по всему миру проходит огромное количество конференций по этике применения ИИ. Этические проблемы обсуждают, а технологические – нет. Я не против обсуждения этики, но главное все‑таки технология.

– Чуть точнее: в чем проблема?

– Недавно в докладе весьма серьезной международной ассоциации инженеров упомянули: чтобы обучить нейросеть работать с серьезным объемом Big Data, требуется столько энергии, сколько потребляет Нью-Йорк в течение месяца.

– А как обучают нейросети?

– В первом приближении так же, как обучается мозг ребенка. Ребенку показывают зайчика, говорят: «Это зайчик». Потом показывают зайчика со спины: «Опять зайчик!» Наконец ребенок говорит: «Да, это зайчик», даже если вы ему только хвостик зайца показываете. С нейромашиной то же самое, только ей нужно 10 тысяч раз показать этого зайчика. Но приятная новость заключается в том, что группа специалистов по ТРИЗ нашла способ решить эту проблему энергозатрат. А заодно исправить и ряд других проблем, присущих современным нейросетям.

Так что, отвечая на вопрос о будущем, – к 2035 году добавленная стоимость, созданная благодаря нейтросетям, составит порядка 30 триллионов долларов. Так подсчитали авторитетные источники. Это ни с чем не сравнимая сумма. Вывод: в нейросети надо инвестировать. Инвестировать деньги, время, мозги.

– То есть искусственный интеллект изменит экономику?

– Он изменит все, изменит образование, изменит медицину, изменит язык. Язык, кстати, изменит больше, чем его изменил интернет. Через 15–20 лет будет просто другая цивилизация. Но еще раньше – через 7 лет – это все заметят. Каждый из нас уже сейчас пользуется нейросетями – например, переводчики электронные построены на нейросетях. Обратите внимание, что Google-переводчик с каждым годом становится все лучше. А будет переводить гораздо лучше! Это одних радует, а других огорчает. Ко мне обращается директор центра по обучению английскому языку, спрашивает: «Значит, язык больше никто не будет учить? Мне закрывать бизнес?»

– И что вы отвечаете?

– А я отвечаю, что нужно будет иначе себя позиционировать. Человеку для туристических поездок будет более чем достаточно электронного переводчика. Но для бизнеса, для более глубокого общения лучше живой язык. А главное, язык – это самая большая модель, благодаря которой мы вообще все остальные модели мира строим.

Сейчас самая популярная для обсуждения тема – этика в применении нейросетей. Вместо инженерного решения проблемы по всему миру проходит огромное количество конференций по этике применения ИИ.

– Уже сейчас развитие нейросетей и алгоритмов приводит к инфантилизации общества. Алгоритмы формируют наши желания и подбирают нам продукты, услуги и новости. Разве это не кошмар?

– Я с этим категорически не согласен. Люди всегда были очень инфантильны. Креативных людей всего 1–2%. Просто сейчас это стало гораздо заметнее. Мне говорят: «Появились такие возможности манипулировать людьми!» Боже мой, да эти возможности были всегда. Когда Петр Пустынник собирал толпы народа и звал их в Крестовый поход, громить арабов и отбирать Гроб Господень – это что, не манипуляция? Чистейшей воды манипуляция, весьма оказавшаяся успешной к тому же!

Манипуляции были всегда. Но сейчас мы живем в куда более прозрачном мире. Глупо упрекать технологии в том, что они принесут вред. И паровая машина может быть прекрасно применена для пыток и дробления костей. Абсолютно любое изобретение может быть использовано в плюс и в минус. Я, например, вижу огромное количество пользы от изобретения атомной бомбы, и это не шутка.

– Вернемся к нейросетям. Вы говорите, что для их развития не хватает энергетических мощностей.

– Суперкомпьютеры требуют огромного потребления электричества. Один суперкомпьютер потребляет энергии, как небольшой город. И все это греется, ломается…

А человечество тем временем стремится, наоборот, перейти к зеленым технологиям. Эти две тенденции – развитие искусственного интеллекта и экономия электроэнергии – пришли сегодня в довольно серьезное столкновение. Поэтому требуются гораздо менее энергоемкие технологии. И вот мы изобрели такую технологию.

– Когда вы говорите «мы» – это кто?

– Группа инженеров, выходцев из СССР, создала в США компанию, которая занимается наукой и патентованием. Она называется «Прогресс», потому что люди, которые ее организовали, работали в СССР на предприятии «Прогресс». Новый «Прогресс» зарегистрирован в Мичигане, эта компания и владеет технологией, которая должна помочь нейросетям обучаться быстро и энергоэффективно.

– В чем эта технология состоит?

– Нейронная сеть – это огромное количество соединенных нейронов. Сам по себе нейрон – довольно простое устройство. Это сумматор сигналов. У человека в голове примерно 86 миллиардов нейронов. Каждый нейрон имеет множество соединений с другими нейронами. Эти соединения называются синапсы. Вот этих синапсов уже триллионы.

К 2035 году добавленная стоимость, созданная благодаря нейтросетям, составит порядка 30 триллионов долларов.
Так подсчитали авторитетные источники. Это ни с чем не сравнимая сумма.
Вывод: в нейросети надо инвестировать.

50 лет назад смоделировали нейрон и стали из него делать сети разной архитектуры – под конкретную задачу. Но теперь мы гораздо больше знаем о работе мозга. Скажем, надо учитывать, что человеческий мозг воспринимает информацию неравномерно: какой‑то мы придаем большее значение, какой‑то – меньшее. В детстве вам показали волка и сказали, что волк может вас съесть, и волка вы запомнили навсегда, потому что испугались.

И вот наша группа вернулась на 50 лет назад и переизобрела нейрон. Наша нейросеть больше похожа на мозг, хотя она тоже далека от человеческого мозга. Но в чем‑то его превосходит. Это как домкрат – рука намного ловчее, чем домкрат, но домкрат намного сильнее. Мы не знаем точно, насколько сеть на наших нейронах будет экономить времени при обучении большим объемам данных, но, по моим оценкам, это не в два, не в сто раз, это в миллионы раз быстрее.

– У вас техническое решение или только принципиальное понимание?

– Это технически работающее, экспериментально проверенное решение.

– Его уже используют? Ваш подход признают?

– Сейчас только начался процесс встраивания нашей технологии в продукты. Компания «Прогресс» эту технологию проверяла, экспериментировала. Это продолжалось годы. Когда убедились, что все работает, мы решение запатентовали, закрыли все серьезные рынки мира патентами – США, страны Западной и Восточной Европы, Китай, Япония, Южная Корея. Есть Евразийский патент – в эту зону входит и Россия.

– Но Google про ваш прорыв пока не знает?

– Знает ли про нас Google? Скорее всего, не знает. Более того – мы к этому не стремились, потому что, откровенно говоря, для нас это опасно. Мы должны созреть для этого, мы работаем с дорогой, серьезной американской юридической фирмой для того, чтобы максимально защитить нашу компанию от поглощения, потому что в Америке, конечно, никто вас пытать электрошокерами не будет, но если юридически фирму можно отобрать, то отберут! Сейчас у нас нет технических рисков – мы понимаем, что технология работает. Но у нас есть бизнес-риски, это надо признать. Мы, конечно, об этом здорово думаем, в ТРИЗ же есть и методы «диверсионного» анализа – как предусмотреть риски. Как сказал Сергей Фаер, мой давний партнер и друг, «мы должны двигаться, как люди, которые идут по тонкому льду озера с покрышками «БЕЛАЗа» на спинах».

– Сеть на ваших новых нейронах решила какую‑нибудь практическую задачу?

– Приведу пример. Есть американская фирма, которая производит бытовое оборудование. Им сделали нейронную сеть, которая отслеживает неполадки на производстве и если что говорит: «Стоп-стоп-стоп! С вероятностью 95% вот здесь вот шланг недокручен». Но беда в том, что эта нейронная сеть обучается отслеживать качество сборки продукта от 1,5 до 2 месяцев, а сам продукт существует в неизменном виде 5–6 месяцев. То есть не слишком эффективно ее использовать. А наша сеть обучается за несколько минут. Вы спросите: «И что, американцы у вас купили это?» Нет, не купили, у них долговременный заказ, это невыгодно кому‑то. Так что эта работа осталась на уровне эксперимента.

– И что будет дальше?

– Дальше мы будем продолжать получать патенты, потому что изобретений много – нейросетевой суперкомпьютер, использование нейросети на оптических элементах и другое. Прежде чем показать миру возможности, следует построить патентную защиту.

Кроме того, изучая историю изобретений, я понимаю, что мир довольно плохо восприимчив к высокого уровня новшествам. Представьте: приедет сегодня к вам человек из Центральной Африки в юбочке из тростника и с копьем в руках и скажет: «Я изобрел новый способ летать по небу», вы, скорее всего, посмеетесь и даже не будете его расспрашивать. Вот примерно так же будет, если мы сейчас придем в Google и скажем на плохом английском, что мы – группа инженеров из России, которые изобрели новый нейрон. С нами даже разговаривать не станут. То есть мы – изобретатели, инженеры – должны еще решить маркетинговые задачи. Конечно, мы уже привлекаем к этому профессионалов по продвижению продуктов…

– Для вложения в перспективные изобретения существуют венчурные фонды.

– Совершенно верно. Мы начали переговоры с несколькими. Один такой фонд уже третье предложение делает. Первое было такое: «Мы вам даем 100 тысяч долларов, из них 60 тысяч – своими услугами». И за это они хотят вполне приличный кусок пирога.

Две тенденции – развитие искусственного интеллекта и экономия электроэнергии – пришли сегодня в довольно серьезное столкновение.

Под коммерческий проект, чтобы показать, что это все здорово работает, мы создали еще одну фирму, которая называется «Омега Сервер», ее задача в течение года-двух сделать сервер, который будет величиной с книжный шкаф, но при этом будет обладать мощностью большой серверной станции и уникальными свойствами по энергоемкости и скорости обучения.

– Чтобы этот шкаф сделать, сколько денег надо?

– Примерно 3 миллиона долларов на год. Это очень небольшая сумма. Для такого проекта просто мизерная!

– А в России вашими проектами не заинтересовались?

– У меня были попытки говорить с несколькими российскими олигархами и с парочкой фондов. Но они хотят вкладывать деньги в очень простые бизнесы, где можно просчитать: столько‑то людей пришло, столько‑то ушло, такой‑то средний чек. А здесь этого нет. И мы для них как колдуны или мошенники. Много же психов бегает, предлагает вечные двигатели. А с одним богатым человеком мы говорили семь часов, из них пять говорил он. Потом он позвонил своим программистам – а у каждого олигарха самая лучшая в мире группа программистов. Они посмотрели бумаги и говорят: «Да, мы нашли похожий патент 98‑го года, там то же самое».

Изучая историю изобретений, я понимаю, что мир довольно плохо восприимчив к высокого уровня новшествам.

Что, конечно, ерунда. Начнем с того, что невозможно получить патент, если там «то же самое». Это значит, что люди просто не понимают, что такое патент. Например, патент вообще не обязательно доказывает то, что это работоспособное изобретение. Патент – это торговый документ, а не технический! Но его нельзя получить, если нет доказанной новизны.

Однако постепенно народ «въезжает» в тему. Сейчас мы начинаем сотрудничать с людьми, которые начинали меня слушать полтора года назад. Уже в ранге партнеров.

– Вы говорили, что Россия может сделать рывок в области нейтросетей. По-прежнему так думаете?

– Уже в меньшей степени. Но и сейчас возможности еще есть. Вот все знают про индийский город Бангалор, где мэр поставил все на образование молодых ребят в области программирования. По этому пути могла бы пойти и Россия. И я обрадовался, когда в 2019 году Путин сказал, что тот, кто владеет искусственным интеллектом, владеет миром. Конечно, подход про владение миром мне глубоко чужд, но порадовало то, что в элитах созревает понимание, насколько важна эта технология.

И, послушав Путина, я написал проект: что нужно сделать в России, чтобы срезать угол и выйти с нейросетями в лидеры.

– Что написали?

– Широкими мазками: я написал, что нужно создать фонд, выделить миллиард рублей – одного миллиарда вполне хватит. И на эти деньги сделать программы обучения работы с нейросетями для студентов, для школьников, для взрослых, даже для бабушек и дедушек – на разных уровнях, понятно. Со всеми нашими тризовскими наработками про развитие изобретательского мышления. Создать массу стартапов.

Учитывая, что в России еще есть хорошее математическое образование и много нормальных мозгов, такую систему обучения построить можно. Если бы это была физика или химия – тут срезать углы было бы практически невозможно, потому что это очень дорого: нужны приборы, материалы, их надо закупать, потому что Россия технологически отстала. А математика – тут нужен только «листик бумаги» и хорошая голова.

Сегодня серьезные работы с нейросетями могут позволить себе только большие компании. Потому что это требует мощной техники. Но с нашей нейросетью возможна демократизация творчества, можно работать в гараже на ноутбуке. Поэтому мы могли бы охватить большое количество народа и ворваться в высокотехнологичный мир. Но уже два года потеряно…

– То есть это все осталось в виде идеи?

– Да-да, в виде двух «листочков» на моем компьютере.

– Но это не остановит развития нейросетей в мире?

– Конечно. Нейронные сети приведут к глобальным изменениям практически во всех аспектах быта. С нейронными сетями у нас появится реально персонализированная медицина. И когда нейросеть будет мониторить все клиники страны или мира – она сразу выявит признаки начинающейся пандемии.

Человечество сейчас – это мальчишка-драчун, оно находится в подростковом возрасте. Если посмотреть на наше поведение – глобальное и персональное, то мы пока еще на переходном этапе от обезьяны к человеку.

Искусственный интеллект реально изменит образование. Оно уже колоссально изменилось с распространением интернета – он, кстати, ударил по самому главному, по мотивации детей. Сто лет назад учитель был в российской деревне непререкаемым авторитетом. Молодая учительница приходила в магазин, бабушки-дедушки расступались, говорили: «Марь Ивановна» и пропускали ее без очереди. Марь Ивановна скромно отнекивалась: «Нет-нет, что вы!» Но ее брали под ручки: «Вы должны, вы наш учитель, как же наши детки‑то будут! Экономьте свое время!» Сейчас отношение к учителю совершенно другое. А учитель часто не осознает этого, не понимает, почему дети его не слушают, а он же соревнуется с гаджетами, и детям с ними интереснее, чем с учителем.

Точно так же нейросеть все изменит. И тут наша задача – остаться людьми. Человечество сейчас – это мальчишка-драчун, оно находится в подростковом возрасте. Если посмотреть на наше поведение – глобальное и персональное, то мы пока еще на переходном этапе от обезьяны к человеку. И, конечно, нейросетей будут опасаться. Это от плохой образованности, от непонимания технологий. И потому, что в мозгу человека центров тревоги больше, чем центров удовольствия. Так что перед нами всеми задача перейти на другой цивилизационный уровень и остаться людьми, точнее даже – стать людьми.

Сергей БАЛУЕВ