Как американцы потеряли свою страну

В трёхстах километрах от Нью-Йорка есть город Сиракузы, получивший своё название из-за соляных источников в окрестностях. Оригинальные итальянские Сиракузы тоже были богаты солью, что побудило американцев использовать для своих нужд именно этот античный топоним.

В американском городе Сиракузы, в свою очередь, есть знаменитый Сиракузский университет, один из выпускников которого, Джо Байден, сейчас работает президентом США. Кроме всего прочего, этот университет вот уже полвека проводит исследование, вычисляя политическую ориентацию американских журналистов.

На старте исследования, в 1970-х, треть журналистов определяла себя как демократов, четверть — как республиканцев, а остальные были «независимыми» или неопределившимися.

Примерно в это время власть в университетах США начали захватывать борцы за социальную справедливость и открытые марксисты-троцкисты. Идеология диктовала им нетерпимость к иному мнению — если условный республиканец исповедует принцип «не лезь в мои дела», то главным принципом марксиста является «ты должен жить по моим правилам».

Проиллюстрирую на примере экономики. Республиканец считает, что если Рональд заработал много, он молодец, а если Мартин заработал мало, то это не его проблемы — при условии, конечно, что Мартину хватает на еду и жильё. Если Мартину не хватает даже на еду и жильё, то государству следует Мартину помочь, но только до уровня поддержания штанов, а не до уровня расслабленного паразитизма.

Марксисты, в свою очередь, убеждены, что если Рональд заработал много, так значит он каким-то образом у Мартина украл, поэтому надо отобрать у него большую часть заработанного, чтобы справедливость восстановить.

Как видите, идеологии требуют прикладывать силы к разным точкам. Рональд концентрирует свои усилия на том, чтобы заработать побольше. Мартин сосредотачивается на том, чтобы отобрать «излишки» у других.

Мы с вами могли наблюдать это отличие при сравнении правил игры в экономиках США и СССР. В США любой коммунист мог основать коммуну и работать на коммунистических принципах — иметь общее имущество, по-братски делить все доходы на всех. Покуда такая коммуна платила налоги, претензий у американского государства к ней не было. Известный пример — коммуны гуттеритов, вполне успешные и в наши дни.

Логика у властей США была такая: если несколько десятков свободных людей решили работать сообща, складывать все свои деньги в общий котёл и питаться в общей столовой, нам до этого нет дела. Они не воруют, не грабят, не продают наркотики, так что государство вмешиваться в их отношения между собой не должно.

В СССР, напротив, капиталистические предприятия были строго запрещены. Фермер не мог нанять работников, чтобы выращивать, допустим, свиней. С точки зрения советского государства, работа по найму на частника была преступлением — даже при условии, что работники фермера получали бы впятеро больше обычных колхозников.

В этом, повторюсь, отличие условных республиканцев от условных марксистов: республиканцы сосредоточены на своих делах, тогда как марксисты — на чужих.

Вернёмся к американским вузам. Примерно в 1970-е процент марксистов в преподавательском составе вузов США начал уверенно расти, так как власти США допустили фатальный просчёт, беспечно решив, что там эта публика не принесёт особого вреда. Однако, как я проиллюстрировал выше, идеология требует от марксиста лезть в чужие дела, то есть требовать от других жить по его правилам.

При прочих равных преподаватель вуза может как симпатизировать левым идеям, так и быть убеждённым республиканцем (я использую здесь слово «республиканец», так как найти точный термин для сторонников личных свобод и рыночной экономики невозможно. Марксизму как идеологии противостоят не условные «антимарксисты», а обычные здоровые люди, которые просто хотят, чтобы марксисты оставили их в покое, дали нормально жить и работать). Так вот, при прочих равных преподаватель, допустим, физики может быть и марксистом, и нормальным человеком. Однако если физик нормальный, ему более-менее безразлично, что там думают о политике его коллеги.

Если же он марксист, ему принципиально важно, чтобы и все остальные тоже поддерживали его идеи.

Таким образом, если на кафедре было четыре республиканца и один марксист, там не происходило ничего. Если же на кафедре было четыре марксиста и один республиканец, то республиканца начинали травить, как врага, требуя или стать марксистом, или уволиться.

Недавно я давал ссылку на интервью с Артёмом Огановым, крупным русским учёным, долгое время работавшим на Западе. Он как раз приводит пару иллюстраций внутривузовских обычаев:

…там был молодой харизматичный профессор, американец. Идём мы с ним по коридору, я ему говорю: «Джеф, я не понимаю, все американцы, которых я знаю, говорят, что они против Трампа. Вот просто все. Но кто-то же его выбрал? Но хоть кто-то же голосовал за него?».

Он шёпотом говорит — шёпотом, хотя мы гуляли одни по коридору. «Я голосовал, только я не могу никому об этом сказать».

И другой случай. Поехал на конференцию, где встретился со своим коллегой, с которым работал когда-то. Известный человек, пожилой профессор, американец. Мы обедаем с ним, и он вдруг заводит разговор о политике, ни с того, ни с сего. Про то, как он любит демократов, какой классный Обама, и Хиллари Клинтон, и все вот эти люди, как всё здорово, как демократия побеждает во всём мире… Ну, я слушаю, слушаю, что мне сказать на это?

Потом, вечером, мы решили пойти поужинать, с этим же профессором. И он напился, в зюзю. Он повис у меня на плече и стал плакаться. Говорит: «Я республиканец, наших бьют в Америке, сердце обливается кровью…».

В общем, в ситуации, когда одна группа относится к политике спокойно, а вторая готова за политику травить и душить, вторая группа постепенно становится доминирующей. Именно это в американских вузах постепенно и произошло — марксисты захватили весь преподавательский состав и начали открыто вкладывать свои убеждения в головы студентам.

Студенты, в свою очередь, распространили эти порядки по всей стране.

Я начал сегодняшний пост с опроса о политической ориентации журналистов. Напомню, тогда, в 1970-х, треть журналистов была за демократов, четверть за республиканцев, остальные — ни за тех, ни за других.

С годами, по мере олевения креативной прослойки в США, доля республиканцев среди журналистов падала и падала. И вот теперь, в 2023 году, Америка встала уже на порог тоталитаризма. Только 3% (!) журналистов нашли в себе смелость сказать во время опроса, что они за Республиканскую партию.

На этом демократию в США можно считать мёртвой. Четвёртая власть в расширенном толковании — журналисты, профессоры, режиссёры, прочие лидеры мнений — почти полностью захвачена марксистами. На политическом поле республиканцы ещё играют, однако играют уже по чужим правилам, проявляя безусловное уважение к культу трансформеров и покорно проглатывая любое шулерство оппонентов.

При этом выборы 2020 были сфальсифицированы в пользу Демпартии, а с выборов 2024 Дональда Трампа уже открыто снимают при помощи силового ресурса — под предлогом его воображаемого участия в захвате Капитолия в 2021.

Согласно народной примете, выборы, на которых побеждают марксисты, становятся последними выборами. Не исключено, что именно это мы прямо сейчас и наблюдаем в США.

PS. Есть мнение, что в США сейчас идёт поиск новой формации. Капитализм был эффективной моделью для развития, но НТР поставила крест на основополагающих принципах, описанных в Капитале. Автоматизация производства, получение избыточной прибыли — и, как следствие, доступ к благам цивилизации широкой массы населения — породил у элит страх. Страх потери разделения на классы, касты и пр. Страх разговора на равных со средним классом, не говоря уже о том, что надо как-то удовлетворять нужды и чаянья плебса, которые выросли как на дрожжах.

И главное — им надо не допустить участия рядового американца в системе принятия решений. И в этой парадигме разный подход у демов и республиканцев. Но цель-то у них одна — новая формула взаимодействия «власть — народ». Тот случай, когда «власть еще не может управлять по-новому, а народ всё ещё хочет жить по-старому».

Такая вот контрреволюционная ситуация.