Почему Россия стала страной нейрооптимистов

Глава Ханты-Мансийского автономного округа Наталья Комарова предложила активнее привлекать нейросети к управлению государством. В перспективе, по ее мысли, искусственный интеллект (ИИ) и вовсе может заменить собой губернаторов, поскольку в системе власти нам достаточно лишь одного живого человека: «Есть президент, и хватит».

Мне почему-то кажется, что будут на нашем веку еще и губернаторы, и мэры, и их выборы, но любопытна реакция на это смелое заявление. Кто-то отнесся к нему с иронией, кто-то воспринял более серьезно, но не слышно никакого алармизма. А ведь сколько лет нас пугали восстанием машин, сколько книг об этом написано, сколько фильмов снято. И вот, казалось бы, не последний человек в стране предлагает, чтобы мы сами, по своей воле, отдали власть в руки машин, преподнесли им ее на блюдечке с голубой каемочкой, но никто не бьет тревогу.

Это особенно бросается в глаза на фоне того, что происходит сегодня на Западе. Там в последние недели развернулась борьба вокруг Сэма Альтмана, генерального директора компании OpenAI, которого сначала внезапно уволили, а потом восстановили в должности. OpenAI – создатель интернет-сервиса ChatGPT. Когда обнаружилось, что сервис стремительно «умнеет» (хотя я не знаю, стоит ли еще это слово брать в кавычки), сообщество исследователей и по совместительству бизнесменов разделилось на две партии. Одни, ориентированные на научную этику, считают, что работу надо притормозить, если мы не хотим на полном ходу влететь в мир «Матрицы». Другие, больше озабоченные прибылью, полагают, что надо ковать железо, пока горячо, а там уж как-нибудь разберемся. На данный момент, как мы видим, побеждают вторые, а стало быть, тревожные слухи вокруг развития нейросетей будут лишь нарастать.

Но то у них. А у нас иначе. Русские на сегодняшний день – явные нейрооптимисты, без страха смотрящие в наше нейробудущее. Объяснить это можно несколькими причинами.

Во-первых, в России еще не настолько углубились в эту тематику и у нас, возможно, еще недостаточно сложилось сообщество, в котором могли бы проходить принципиальные дискуссии на тему ИИ. Да и продукция отечественных разработчиков еще не внушает опасений за судьбу человечества.

Скажем, недавно публике представили версию 3.0 «бота-художника» Kandinsky. Заявлено, что эта версия, например, способна рисовать известных российских личностей. Хорошо, проверим. Задаю простой запрос: «Жириновский играет на арфе, наблюдая за пожаром Рима». Смотрю на получившуюся картинку. Арфа есть, пожар есть, Рим тоже похоже вышел. Где Жириновский? Вместо него какой-то другой дядька. В общем, так мы нейрослона пока что не продадим.

Во-вторых, в России еще в советские времена сложилась традиция технооптимизма. Тогда считалось: если при капитализме машина порабощает человека, то при социализме она освобождает его. И Запад не очень-то против этого возражал, о чем свидетельствует мрачная череда западной фантастики – от Герберта Уэллса до современных голливудских антиутопий. У них – мир, порабощенный техникой, а у нас – светлое будущее: «Великое кольцо» Ефремова и «Мир Полудня» Стругацких.

Если в 1930-е годы комсомольца звали за руль трактора и за штурвал самолета, то сегодня этот унаследованный технооптимизм проецируется, помимо прочего, на развитие ИИ. И хотя у нас давно нет социализма, отсутствие страха перед ИИ на самом деле значит одну важную и отрадную вещь: по большому счету мы не боимся друг друга. Не боимся, что одна часть общества будет использовать нейроресурсы во вред другой.

Третья причина: в противостоянии с Западом нам нужен какой-то технологический козырь. Почему бы не предположить, что в нейрогонке наши русские мозги в конце концов окажутся сильнее, а наша готовность как можно шире применять ИИ в жизни даст нам преимущество перед американцами и европейцами? В том числе речь идет и о завязанных на ИИ новых технологиях управления. Именно об этом и сказала Наталья Комарова.

Чем же ИИ в роли чиновника может оказаться лучше человека? По мнению главы ХМАО, именно отсутствием «человеческого фактора». То есть субъективности и личной заинтересованности.

Попросту говоря, ИИ нельзя коррумпировать, он не берет взяток и не продвигает своих. В разные времена и в разных странах по тем же мотивам к управлению государством привлекали евнухов – например, в Византии или Китае. Понятно, почему это делалось. Евнух ничего не мог оставить своим детям, поскольку не мог их иметь, а следовательно, его личная заинтересованность была ограниченной. Впрочем, кто читал роман «Троецарствие», тот помнит, что древним китайцам случалось стонать и от злоупотреблений евнухов.