Я живу... Повесть, главы 7-8

 

7.

В один из отвратительно-сырых и гадких декабрьских вечеров, я, придя к Лёле на третий этаж, не застала её дома. Дверь в комнату Кипелкина сроду не закрывалась на замок, поэтому я решила заглянуть к нему, чтобы развеять мрачную хандру и одиночество. Девчонки из моей комнаты уехали на выходные домой, а я, как вы помните, находилась с мамой в очень стеснённых обстоятельствах  и домой ездила раз в две недели с целью экономии денег. Те выходные были «общежитскими». На первом курсе я ещё очень скучала по дому, потому хандрила по-чёрному.

В комнате дяди Юры я застала следующую картину. Сам Кипелкин в чём мать родила сидел на кровати и с отсутствующим видом смотрел в стену. Кроме обоев в зелёных пупырях, на стене ничего не было интересного, да и вид голого дяди Юры поразил меня несказанно, раньше как-то с голыми мужчинами я не встречалась, поэтому я глупо спросила:

-Ты чего делаешь?

-Я смотрю телевизор,-мрачно и серьёзно ответил Кипелкин

-У тебя нет телевизора, дядь Юра,-ласково, как говорят с сумасшедшими, продолжила я.

-А он у меня в голове, -сказал голый Кипелкин и добавил:-Интерсная передача.

Я вышла из комнаты и  немного подумала в холле, что же мне делать. Чебурашка уехал на выходные, Баптюга ни за что не войдёт в комнату дяди Юры, в это гнездо разврата и пьянства…Ну, да, конечно, есть же бумажка с телефоном какого-то Саши, хотя он тоже может оказаться плодом больного горячечного воображения, но можно попытаться.

Я отправилась на первый этаж к единственному телефону на пропускном посту общежития, набрала номер, прослушала несколько гудков, потом трубку неожиданно взяли, и  приятный  баритон с каким-то  хрипом сказал:

-Да, я слушаю.

-Саша?-полуутвердительно спросила я.

-Да, что случилось? Кто говорит?

-Саша, ваш номер мне дал дядя Юра…Ну, то есть, Юрий Петрович Кипелкин, если с ним будет совсем плохо, то надо вам звонить…Может, я не вовремя…только он голый …телевизор у него в голове …и он, наверное, в запой пошёл..или горячка какая-нибудь белая,-бормотала я, видя перед собой всё более  округляющиеся глаза старушки-технички.

-Сейчас приеду, -печально сказал неведомый Саша,-а вы успокойтесь, это только первая стадия, ничего ещё страшного.

-Вас встречать?-пискнула я.

-Да не надо, я же знаю, где его берлога. Вы, главное, не волнуйтесь, это всё лечится,-уверенно заявил Саша и положил трубку.

Ну, делать мне было всё равно нечего, к тому же стало крайне интересно, что же будет, поэтому я отправилась на третий этаж, устроилась в холле на скамеечке и стала ждать Сашу и дальнейшего развития событий.

 

Примерно через полчаса в дверях холла возник Субратов, такой обыкновенный на вид, даже обычный, на улице мимо пройдёшь—не заметишь. Не очень высокий блондин с рябоватым лицом,  отчётливо и заметно сероглазый. На вид я дала бы ему лет 25-30.

-Это вы звонили?-хрипло забаритонил Саша.

-Ну да, я же и жду, боюсь к нему заходить…

-Да ладно, он  безобидный тип, тем более …вы же его …хорошо знаете?

Тут я даже возмутилась:

-На что это вы намекаете?! Ничего я такого не знаю, мы с ним про книжки разговариваем, а тут он мне записку дал с вашим номером…Так что мне было делать: наплевать и не звонить? Я вам не «торпеда»! И вообще, разбирайтесь сами!

Засим я гордо удалилась. Недалеко, на лестницу: уж очень интересно было мне, что будет делать этот Саша с пьяным Кипелкиным. Впрочем, интересного было мало. Прошли две  женщины в белых халатах с чемоданчиками, примерно через час я из своего окна видела, как от общежития отъехала машина «скорой помощи». Я посчитала нужным вернуться и узнать о состоянии больного.

«Больной» лежал в плюшевом халате на своей узкой общежитской койке и принимал капельницу. Субратов сидел за столом и с аппетитом ел маринованную селёдку, так что вкуснющий  запах шёл по всей комнате. Я и рта раскрыть не успела, как была усажена  за стол, обнаружила перед собой тарелку с картошкой, селёдку и колечками наструганную луковицу.

- Ужин  студента, -примирительно сказал Саша.-Прошу пардону, не хотел обидеть. Тем более что мне с вами ругаться не стоит, я утром на работу, а вы последите за Юриком? Я ему капельницу поставлю, а вы подойдите часам к девяти, лады?

Я и сама не заметила, как закивала в ответ.

8.

 

Саша Субратов оказался незаменимым человеком. Он мог будто из-под земли явиться в любое время суток, при этом не вызывал раздражения, имел отличное чувство юмора и очень дорожил своим маникюром.

Пушкинское  выражение « Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей»--было его девизом по жизни.

Он сразу покорил мою Лёлю, которая влюбилась в него отчаянно, но безнадежно, поскольку он всегда был с нами очень вежлив, но ни намёка на какую-то личную симпатию никто не замечал. Лёля чахла и худела, а он привозил ей пирожки и пончики из своей пиццерии и всё удивлялся, что они какие-то диетические. Да, в отличие от бесшабашного и безденежного Юры Кипелкина, дядя Саша (как в шутку его тоже стали мы звать) был предприимчив, хоть и не всегда удачно. Одно время он торговал на рынке тряпьём, подразжился деньгами и открыл компьютерный магазинчик. Но в те годы компьютеры были довольно редки, об Интернете многие только слышали, потому магазинчик прогорел. Неунывающий Субратов взял кредит и открыл маленькую пиццерию на три столика, которая пока что приносила доход, причём неплохой, судя по состоянию дяди Саши: он всегда был хорошо, хоть и не помпезно, одет, приезжал в общежитие на своей золотистой «Ауди-100», что тогда для нас было верхом шика, привозил какие-то нереальные продукты. Я только тогда попробовала устрицы и суши. Причём всё это он делал весело и необидно, так что никто не ощущал себя бедным родственником, живущим на подачки .

Кипелкин и Субратов в далёкие школьные годы  являлись  учениками одной провинциальной школы, только Кипелкин был на 4 года постарше. Кипелкин проникся уважением к малышу Субратову, когда тот  собрал какой-то планер и запустил в школьном дворе. Мальчишки отобрали игрушку, дядя Юра, тогда ещё просто Юра, спас планер из рук вандалов и вернул Сашке. Сашка с достоинством принял помятый трофеи, но гордо заявил:

-Я себе ещё сколько хочешь наделаю.

Так они подружились, если верить их словам, но я лично сомневаюсь, уж очень всё гладко и красиво, как в советских фильмах о школе. Так я никогда и не узнала правды, но одно было точно: что бы ни  случилось с Кипелкиным, Субратов приходил на помощь и наоборот, хотя помощи от пьяницы и дебошира особенно никакой и не было. Ну, так, хоть моральная поддержка. Подозреваю, что была в их жизни авантюра не совсем законного свойства, которая их и свела вместе, но, конечно, никто мне это мнение подтверждать и не собирался.

Так, дурачась и серьёзно беседуя, мы с дядей Сашей довольно быстро подружились. Кипелкин немедленно начал нас сватать, причиняя Лёле страшные сердечные муки, а нам с Субратовым серьёзную травму мозгов, так активно мы отнекивались и отшучивались. Однако к весне что-то  случилось, и Сашка пригласил меня в театр. Я сразу подумала про Лёлю, с ней же плохо будет. Однако Леля спокойно спросила: «Он тебе нравится?» и, послушав, как я отпираюсь, успокоено отпустила меня на спектакль. «Много шума из ничего», как сейчас помню.

Собственно, так оно и вышло. Такого эффекта не ожидал никто.  Было много шума, Лёля плакала и впервые напилась в дымину, хотя я, как честная девушка, была привезена Сашкой к девяти вечера в общежитие, по-братски поцелована в щёку и даже в мыслях не держала чего-либо интимного. Во-первых, я вообще ничего ещё не знала об интимной стороне дела, и в свои 18 лет была наивна прямо-таки по-детски, а во-вторых, Сашка тоже не спешил меня просветить в этих вопросах.

Но Лёлю вполне можно было понять. Мы разговаривали с ней через дверь. Она, пьяная и обиженная, кричала всякую ерунду, материлась, обещала выкинуться из окошка. Кипелкин, сидя напротив в своей открытой комнате, похоже, развлекался ситуацией. Единственный, кто воспринял дело серьёзно, был Баптюга. Он явился тут же и начал ласково увещевать Лёлю, чтобы не дурила, чтобы открыла дверь.

 Что характерно,  на меня она не обиделась вовсе, она просто решила, что она такая некрасивая и толстая, что ни один мужчина на неё даже не взглянет, о чём   громко проорала. После этих слов Кипелкин   крикнул ей, что он-то как раз и не отказался бы на Лёлю посмотреть, и сделал бы это с огромным удовольствием.

Это подействовало. Лёля открыла дверь, вышла в коридорчик и печально, но уже без истерики сказала:

-Вот видишь, только Кипелкин и хочет на меня смотреть. А что мне Кипелкин? Что с него толку?

-Позвольте,-возмутился дядя Юра,-я ещё ого-го мужик, что это вы меня с плинтусом равняете?!

-Ну, так будешь смотреть или нет?-с какой-то угрозой в голосе произнесла Лёля.

Я пыталась что-то сказать, загнать Кипелкина в комнату, а Лёлю к раковине, но тут ситуация повернулась совершенно неожиданным образом.

 Баптюга вдруг тоже заявил, что Леля никакая не толстая, что она очень милая и ему, Баптюге, очень нравится, очень-очень.

Лёля расцвела. Даже учитывая, что она пьяненькая, это было приятно. Баптюга продолжал нести какую-то влюблённую чушь, Лёля слушала, а Кипелкин из-за дверей показывал мне большие пальцы и корчил слащавые рожи.

Кончилось тем, что я ушла спать  к себе, Кипелкин повлёкся в злачные места, а Баптюга и Лёля – в комнату, чтобы посмотреть кино и попить чайку, ведь единственный телевизор на этаже был только у Баптюги. Возможно, Кипелкину просто нравилась роль сводника, но я-то знала о железобетонной нравственности Баптюги и была совершенно спокойна. С другой стороны, какое мне дело? Даже если Лёля захочет родить на втором курсе, я ничего против иметь не могу, это совершенно не моё дело. Усыпив себя такими рассуждениями, я  мирно прохрапела до пяти утра. А в пять утра…