«Совесть народа»

После ознакомления с каноническим житием нашего нового святого - А. Д. Сахарова, вспомнилась мне история с книгой некоего доктора исторических наук Н.Н. Яковлева под названием "ЦРУ против СССР".

В этой книге Яковлев выдал столько подробностей жизни супруги нашего святого академика - не менее святой правозащитницы Елены Боннер, что она побежала в суд с гражданским иском "об ущербе ее чести и достоинству", нанесенном публикациями Яковлева. Евреи тут же принялись поливать дерьмом Яковлева, и теперь его книгу иначе, как "помои" не называют.

Однако, несмотря на яростные опровержения яковлевского материала, почему-то опроверглись лишь некоторые его пассажи, связанные главным образом с выданными им личными характеристиками персонажей и явными домыслами в их адрес ("отбила" мужа", "довела до смерти" жену Багрицкого, "Янкелевич-недоучка", и т.п.): дескать, не имел право об этом писать, не имел право так называть, и т.п.

А многие факты отнюдь не опровергнуты, более того: "потерпевшие" были вынуждены признать их.


Вот что пишет Сахаров передавая свой разговор с Яковлевым:
Я, продолжая: "А зачем вы пишете в духе желтой прессы о взаимоотношениях моей жены, Киссельмана и Семенова? Это личное дело трех людей, они как-то в нем разобрались. Вы не имели права о нем писать".

Для тех кто не в курсе, напоминаю текст Яковлева:
"...В 1948 году еще роман, с крупным хозяйственником Яковом Киссельманом, человеком состоятельным и, естественно, весьма немолодым. “Роковая” женщина, к этому времени вооружившись подложными справками, сумела поступить в медицинский институт в Москве. Там она считалась не из последних — направо и налево рассказывает о своих “подвигах” в санитарном поезде, осмотрительно умалчивая об их финале. Внешне она не очень выделялась на фоне послевоенных студентов и студенток.

Что радости в Киссельмане, жил он на Сахалине и в Москве бывал наездами, а рядом однокурсник Иван Семенов, и с ним она вступает в понятные отношения. В марте 1950 года у нее родилась дочь Татьяна. Мать поздравила обоих — Киссельмана и Семенова со счастливым отцовством. На следующий год Киссельман оформил отношения с матерью “дочери”, а через два года связался с ней узами брака и Семенов. Последующие девять лет она пребывала в законном браке одновременно с двумя супругами, а Татьяна с младых ногтей имела двух отцов — “папу Якова” и “папу Ивана”. Научилась и различать их — от “папы Якова” деньги, от “папы Ивана” отеческое внимание. Девчонка оказалась смышленой не по-детски и никогда не огорчала ни одного из отцов сообщением, что есть другой. Надо думать, слушалась прежде всего маму. Весомые денежные переводы с Сахалина на первых порах обеспечили жизнь в Москве двух “бедных студентов”."

Значит, не всё в книге Яковлева ложь и инсинуации.
Есть и правда.

Тут следует отметить, что Яковлев также упоминает о связи Елены Боннер с начальником военно-санитарного поезда Владимиром Дорфманом, подчёркивая, что в те времена санитарка Елена Боннер годилась ему "разве что в дочери". Интересно, что этот пассаж Яковлева ни Боннер, ни Сахаров как бы не заметили вовсе. Интересно и то, откуда у Яковлева информация об этой связи? Где, в каких документах и по какой причине связь Боннер с Дорфманом оставила след - ведь это не брачные узы (пусть даже незаконные), и эта связь не ознаменовалась рождением ребёнка...

Учитывая, что Яковлев брал информацию для своей книги с благословения КГБ, можно предположить (да он и сам это отчасти подтверждает), что он имел доступ к протоколам и другим документам по уголовным делам, где так или иначе фигурировала Елена Боннер. Стало быть, можно предположить, что о связи Боннер с Дорфманом он узнал именно из каких-то следственных материалов, причём это были материалы 40-х годов, и не позже 1945 года. Почему не позже 1945? А это следует из канонической биографии госпожи Боннер (жирный шрифт мой. С.):
"В октябре 1941 года - первое тяжелое ранение и контузия. После излечения направлена медицинской сестрой в военно-санитарный поезд 122, где служила по май 1945 года. В 1943 году стала старшей медсестрой, получила звание младший лейтенант медицинской службы. В 1945 году лейтенант медицинской службы. В мае 1945 года направлена в расположение Беломорского военного округа на должность заместителя начальника медицинской части отдельного саперного батальона, откуда была демобилизована в августе 1945 года с инвалидностью второй группы...

Итак, запомним, что именно в мае (!) 1945 связь Елены с Дорфманом (начальником военно-санитарного поезда) прекратилась, и Елена Боннер скоропостижно покинула вышеуказанный поезд. Но до этого времени эта связь по какой-то причине всё же успела оставить след в каких-то официальных следственных документах.

Ещё один интересный и крайне загадочный момент: Елена Боннер жутко окрысилась и на книгу Льва Шейнина, заявив, что "Детектив главного следователя сталинских времен и “детектив” Яковлева внутренне близки".

Имеется в виду книга Л.Р. Шейнина "Записки следователя", изд. Советский писатель, 1968 год, в которой автор, будучи следователем, описывает обстоятельства уголовного дела по расследованию исчезновения в 1944 году некой Елены Доленко. Выводит он там в качестве персонажа и Елену Боннер под именем Люси Б. Но совершенно непонятно, какие, собственно, претензии могут быть у Елены Боннер к книге Шейнина, т.к. "Люся Б." там представлена в качестве невинной жертвы (!) коварного соблазнителя и убийцы собственной жены - некоего Моисея Злотника (в книге он обозначен как "Глотник").

Злоба Боннер на Шейнина становится ещё более непонятной, если учесть, что сам Шейнин - щирейший еврей (хотя и значится в своих канонических биографиях "русским"), и прошёл типичный путь всех таких евреев, подвизавшихся в советской правоохранительной системе:

арестовывался в 1936 году, но вскоре был освобождён: "Говорили, что у него огромный блат"...

"В октябре 1951 года на основании показаний близкого друга работника МГБ Маклярского был арестован и "... несколько месяцев содержался во Внутренней тюрьме на Лубянке как активный участник заговора еврейских буржуазных националистов.

...На предыдущих допросах многоопытный Шейнин держался расчетливо, в мелочах кое-где уступал следователям, признавал, например, участие в антисоветских разговорчиках с товарищами по перу, приводил националистические высказывания братьев Тур и Крона, перечисляя евреев, препятствовавших дальнейшему неуклонному подъему советской литературы и искусства, называл прозаика Василия Гроссмана и драматургов Финна и Прута, но наличие заговора и, главное, свою в нем ведущую роль отрицал с неизменной решительностью».

После смерти Сталина и ареста Берии Шейнин Л.Р. был освобожден. Некто Борщаговский А. характеризовал его следующим образом: «верный и ревностный слуга режима», «хорошо знающий, как добываются признания на Лубянке», он, «предупреждая побои и пытки, сознался в принадлежности к группе писателей-националистов и внес свою лепту в зловещий замысел... будущего дела об «убийцах в белых халатах»... Постепенно в круг своих единомышленников Шейнин включает, потакая следователям, и Эренбурга с Гроссманом, своих идейных и нравственных антиподов. Судя по настойчивости, с которой разрабатывалась «группа Шейнина», такой очередной процесс состоялся бы, не переменись обстановка со смертью Сталина...». (жирный шрифт мой. С.)

Вот она, еврейская "дружба", во всей своей красе - стоит меньше 30 сребренников: сцепились друг с другом и безо всякого стыда поливают друг друга дерьмом. Кстати, к слову об Эренбурге: это таки тот самый, который в своих публичных выступлениях призывал советских солдат убивать немцев и насиловать немецких женщин, которые, дескать, не женщины, а самки, а Гроссман - таки тот самый, фантастический опус которого "Жизнь и судьба", где некая девушка якобы жалуется, что её изнасиловал советский солдат, дал толчок целому пропагандистскому эпосу об "изнасилованной Германии".

Однако думалось, что Шейнин, сам пострадавший от сталинской "борьбы с сионизмом" и совершенно обеливший в своей книге "невинно оклевётанную" страшным женоубивцем "Люсю Б.", заслужил, чтобы госпожа Боннер хотя бы не поминала его имя всуе.

Но нет - выпады Боннер в адрес Шейнина заставляют заподозрить, что тут кроется нечто большее, чем просто змеиная злоба на весь белый свет.

Что же тут кроется?

Давайте попробуем разобраться в имеющихся сведениях о той истории с убийством Елены Доленко, отбросив из них явную "литературщину" и пропаганду.

Из материалов Шейнина следует, что дело "о загадочном исчезновении гр-ки Доленко Елены Ивановны, 22 лет замужней, находящейся на шестом месяце беременности" попало к Шейнину в апреле 1945 года, а само "загадочное исчезновение" произошло 8 октября 1944 года, и всё это время, то есть до апреля 1945, МУР не мог его раскрыть, так как и не думал заподозрить мужа пропавшей - инженера М. Злотника, характеризовавшегося со всех сторон совершенно положительно, даже со стороны тёщи (матери пропавшей Елены Доленко).

Но гениальный сыщик Шейнин сразу же заподозрил именно Злотника. Моисей Злотник (в книге он "Глотник", но мы будем называть его настоящей фамилией) в то время занимал ответственный пост в Наркомате химической промышленности СССР - был начальником производственного отдела Главхимпрома, и Шейнин обратил внимание, что "... общая сумма сбережений Глотника, хранившихся в обеих сберкассах, явно превышает его возможности, даже учитывая положение крупного инженера, нередко получавшего помимо оклада денежные премии" (с. 237 указанной книги), а так же что Злотник по своей должности "...имел отношение к отпуску всякого рода химикалий, многие из которых были тогда дефицитными"... (там же)

Когда чуток копнули - вышли на некоего Гуридзе из братской Грузии, который "...нашел "ход" к Глотнику из Главхимпрома через его брата из Института Связи"... Г. Злотника - замдиректора института по хозяйственной части. В результате братья М. и Г. Злотники сделали хороший гешефт, пустив "налево" дефицитные красители (с. 238), которые незамедлительно отбыли в солнечную Грузию для тбилисских текстильных и трикотажных артелей (с.241).

Интересно что с этой конкретной акции навар был не ахти какой большой - пятьдесят тысяч рублей каждому (для справки: котиковая шубка на рынке стоила 25 тысяч рублей, то есть взятка была ровным счётом на две шубки).

Тут напрашивается интересный вопросец: почему в книге Шейнина описан всего один эпизод такого вот гешефта, хотя ясно, что по деньгам, хранящимся в сберкассах на имя Злотника, гешефтов должно было быть гораздо больше. Собственно, дело должно было быть поставлено с хорошим размахом, а история с Гуридзе выглядит как раз следствием некоторой беспечности аферистов, которая характерна при долгой безнаказанности.

Ещё один крайне интересный моментик: "Люся Б." описана Шейниным как личная знакомая Злотника и его любовница, о которой жена Злотника, естественно, ничего не знала. А вышли на эту любовницу (и на ещё одну - некую "Нелли Г.") якобы только через письма, обнаруженные у Злотника. Общим числом - два письма, по одному от каждой "любовницы". Причём "Нелли Г." оказалась... кем бы вы думали? Правильно - таки юристом. Девушки были вызваны в Москву ("Нелли Г. находилась якобы в Карело-Финской республике), а где Люся Б. - неизвестно, но письмо её было почему-то из Вологды.

Девушки якобы предъявили письма Злотника, "...написанные в одно и то же время, одними и теми же словами, с почти одинаковыми заверениями и обещаниями"... "...и в тех, и в других письмах Злотник очень ругал свою жену, писал что она "отравила ему жизнь" и что развод им окончательно решен, о чем он будто бы уже объявил жене" (с. 242).

Разумеется, невинные жертвы коварного соблазнителя были отпущены с миром, а письма предъявлены Злотнику в качестве улики. Это было - заметьте - в апреле 1945, а уже в мае Злотник неожиданно признаётся в убийстве жены и сам показывает её могилу.

И в том же мае 1945 - как мы помним - Люся Б. покидает свой санитарный поезд и прекращает связь с его начальником Дорфманом...

Интересное совпадение, правда?

Но это ещё не всё.

Читаем собственный опус академика Сахарова, где он разоблачает яковлевское враньё и живописует, как дал ему пощёчину. Среди прочего, там есть такой пассаж:
"Но убийство произошло в октябре 1944 года – Люся же была в армии с первых дней войны, и не санитаркой, а сначала санинструктором, а потом старшей сестрой. В период брака М.Злотника и Е.Доленко Люся с ними не встречалась. Яковлев, так же как и его предшественники, ссылается на рассказ Шейнина – но из него, при всех неточностях и литературных "вольностях", о которых я писал, совершенно ясна непричастность Люси к убийству.

Еще раз прочтите выделенную мною фразу: из неё следует, что Елена Боннер была ЗНАКОМА и с Еленой Доленко, и со Злотником, причём это знакомство состоялось ДО их брака, который был заключён в 1943 году (из показаний Злотника, с.255). Елене Доленко в 1944 году было 22 года, то есть она была 1922 или 1923 г.р. (в том случае, если ей в 1944 должно было исполниться 23). Елена Боннер - 1923 года рождения. То есть они - ровесницы, причём у Доленко к 1943 году уже был ребёнок "от первого брака". Кроме этого ребёнка о прошлом Доленко Шейнин не упоминает ничего. Это тоже странно: такой опытный следователь совершенно не заинтересовался историей знакомства убийцы с его жертвой...

Странно и то, что Шейнин особенно упирает на чисто сексуальный мотив убийства Доленко: мол "приелись" Злотнику её прелести, он захотел "новой женщины", а отделаться от беременной супруги было не так-то просто.

Как ни глянь - сплошная несуразица: опытный сорокалетний мужчина сначала скоропостижно женится, как 18-летний мальчишка ("...мне нравилось, что эта хорошенькая женщина будет принадлежать мне, и я думал что это и есть счастье" - с.256), а потом решает ни много ни мало - убить поднадоевшую супругу. Убить просто потому, что надоела. Причём ни одна из его любовниц не планировалась им в новые супруги - он, дескать, "запутался в отношениях" с этими женщинами.

Бездушный, лицемерный, расчётливый тип Моисей Злотник у Шейнина представлен глупым, психически неуравновешенным, сентиментальным бабником.

И как же всё это объяснить, что бы картина стала чёткой?

Моя версия такая.

Елена Боннер - молоденькая, но уже очень ловкая девица, попыталась было соблазнить Всеволода Багрицкого, но недачно (тот имел неосторожность жениться на Филатовой, потом ушёл на фронт и там скоро погиб). Тогда 18-летняя Люся Б. тоже подалась было на фронт - доброволицей, но попала - совершенно случайно, да,да - на военно-санитарный поезд, где по странному (?) стечению обстоятельств начальником оказался жид Владимир Дорфман, который тут же и пригрел девицу. Кстати, вы обратили внимание, что Люся Б. заводила связи почему-то только с такими же жидами, как она сама?

Возможно, именно Дорфман и вывел Люсю на Злотника, с которым у Дорфмана мог быть общий гешефт (только представьте, сколько всякой химии, в частности спирта, можно спустить налево под предлогом снабжения санитарного поезда). А молодая оборотистая "санитарка", якобы сильно контуженая на фронте уже в октябре 1941, и нуждающаяся в лечении - могла беспрепятственно перемещаться в Москву и обратно, когда это было необходимо для дела.

Так Люся познакомилась с партнёром Дорфмана по бизнесу - Моисеем Злотником и с его любовницей (в то время) Еленой Доленко.

Хотя неисключено, что с Доленко Люся была знакома и раньше, и сама познакомила её со Злотником: нужно было, чтобы при Злотнике всегда был "свой" человек.

Но после того, как Доленко забеременела, она стала портить дело: стала истерична, неуравновешенна... одним словом - ненадёжна. Возможно, она стала слишком сильно ревновать Злотника, подозревать, что тот может её бросить, стала угрожать ему, что заявит на всю их компанию.

И Злотнику ничего не осталось, как её прикончить.

После этого гешефт ещё некоторое время продолжался, но когда Шейнин раскопал историю с Гуридзе, который якобы "...нашел "ход" к Глотнику из Главхимпрома через его брата из Института Связи" (интересно, а откуда у Гуридзе, который работал в системе Грузпромтекстильтрикотажс оюза, могли завестись связи с... хехе... институтом Связи? Вернее предположить, что его вывели непосредственно на Моисея Злотника, а уж тот обратился к своему брату из Института Связи, а вывести на Моисея Злотника мог, например... да, тот самый Дорфман), а также "раскопались" связи Злотника с юристом "Нелли Г." и "санитаркой" Люсей Б. - весёлой компании пришлось срочно заметать следы.

Надобно отметить, что Шейнин своим евреям скорее помогал, чем выводил на чистую воду их шашни. Во всяком случае, он сделал всё, что мог, дабы замять это дело: Злотник, перепугавшись, что Шейнин раскроет в конце концов весь их гешефт, быстро признался в убийстве жены, но твёрдо настаивал на сексуальном мотиве, девицы пошли в деле как "любовницы" - невинные жертвы коварного соблазнителя, Дорфман в поле зрения следствия хотя и попал - видимо, при изучении махинаций братьев Злотников (иначе откуда бы стало известно про его связь с Люсей Б.?), но не надолго. В мае месяце, когда был найден труп жены Злотника, отпущенная Шейниным на все четыре стороны Люся Б. нашла возможность быстро слинять с санитарного поезда (в повышением в должности, да - старшая медсестра и младший лейтенант Елена Боннер стала замначальника санчасти отдельного саперного батальона, но пробыла в оном батальоне совсем недолго - меньше чем три месяца была демобилизована "с инвалидностью второй группы") и начать новую жизнь - такую же авантюрную, как прежняя (одна история с Киссельманом чего стоит).

А старая история с убийством Елены Доленко вообще никогда бы не всплыла, если бы не амбициозный дурак Лёвушко Шейнин, коему приспичило стяжать литературные лавры.

Вот вам и объяснение злобы Елены Боннер в адрес Шейнина, и странная её "забывчивость" яковлевского пассажа с Дорфманом...
http://cldlune.livejournal.com/123547.html

Как интересно живёт совесть советской интеллигенции. (C) Goblin