Как монашки бегали к монахам в Троице-Сергиевой лавре

Сергиев Посад - одно из самых почитаемых мест в России. В городе находится крупнейший монастырь нашей страны - Троице-Сергиева лавра, основателем которой является великий православный святой Сергий Радонежский. Лавра многих восхищает, как христиан, так и неверующих. Однако история этого места таит немало чудных явлений, одно из которых зафиксировал "русский Леонардо да Винчи" - священник и богослов Павел Флоренский.

Флоренский долгое время работал в Лавре. Он высоко ценил это место, называя его величайшей духовной ценностью России. Его сложно обвинить в попытке "дискредитации" Русской церкви, поэтому с высокой вероятностью он писал в своих дневниках исторически достоверные негодования о нравах в главном монастыре России.

Предупреждаю: если вы не хотите видеть, как один из главных православных мыслителей XX века смущает вашу веру, то советую не читать представленное ниже письмо, которое Флоренский адресовал своему другу и знаменитому религиозному мыслителю - Василию Розанову.

Павел Флоренский и Василий Розанов

«Я помню, как я вышел после службы из церкви как пьяный, стукался об углы и стены...»

Обвинения монахов в хлыстовстве

Это письмо было написано из Сергиева Посада 11 марта 1914 года. Флоренский сначала оценивает опубликованные работы Розанова, но затем переходит к главной теме письма - к нравственному состоянию монахов и монахинь на примере Троице-Сергиевой лавры. Флоренский отмечает элементы "хлыстовства" внутри монашества, которое проявляется в культе старцев, которые могут рекомендовать своим последователям "бессмысленные или даже преступные требования", а также занимаются "обожением" себя вовне (то есть создается культ старцев как богов внутри монашества).

Флоренский наблюдает даже практику радения в монашестве, когда людей доводит до беспамятства и экзальтации:

«И я помню, как я вышел после службы из церкви как пьяный, стукался об углы и стены, но не испытывал боли, уносился куда-то нутром и пылающей головою, и плохо понимал, где я и что со мною. Нужно выпить много вина, чтобы дойти до такой степени отрешения от действительности этого мира. Конечно, это не молитва в православном смысле слова. Но это есть в монастырях иных и это не может не действовать» - пишет Флоренский.

«А бабы считают чуть не за благодать такие объятия...»

Но самое интересное начинается после. Флоренский описывает вопиющие нарушения монахов и монашек, которые наблюдал в Гефсиманском скиту рядом с Посадом. Этот отрывок письма я процитирую полностью. Он красочен и стилистически великолепен:

Около Посада есть замечательный скит - Гефсиманский. Круглый год сюда не пускают женщин, и жизнь тут достаточно строгая, если брать общую массу, а не отдельные исключения. Но вот 16-17 августа, в празднования воскресения и вознесения Божией Матери (тут совершается редкий чин отпевания Божией Матери и празднование воскресения, похожий на богослужения Страстной седмицы и Пасхи) в скит пускают женщин. Если день проходит еще сравнительно спокойно, то зато ночью начинается подлинное радение и подлинная [мистерия]. На каждом шагу объятия (и далее), всюду исступление. И это открыто. В скитском саду опасно оставаться женщине без нескольких провожатых; слыхал я, что бывают даже случаи насилия. Впрочем, в этой приподнятой и возбужденной атмосфере нет, вообще говоря, нужды в насилии. А бабы считают чуть не за благодать такие объятия, и, зная все, лезут в скит и чуть не плачут, если почему-либо придется пропустить «в этот год». - Кругом скита горят всюду костры; - где спят, где беседуют, где чайничают. Начальство знает обо всем, но не только не мешает, но и открыто поддерживает радение. И когда некоторые монахи ревнители порядка, пытались было жаловаться Митрополиту и требовали недопущения женщин в Скит и в эти [мистериальные] дни и мотивировали свою просьбу указанными выше фактами, то они сами же подверглись выговору и замечанию, что «так было положено при основании скита - нельзя де менять прядки», хотя о происходящих [мистериях] знают решительно все, и благоразумные люди в эту ночь, совпадающую по времени с Великими Дионисиями Афин, - сидят дома и избегают с вечера показываться в районе Скита.

Между тем именно у монахов этих, [мистериальных], но не строго-православного, трезвенного закала, можно подметить гнушение браком, гадливость к браку, брезгливое отношение к женщине. Правда, послушники, а иные тоже монахи, и помимо 16-го августа имеют сношения с женщинами, и даже просто с случайными бабами. Однако этого они избегают и стараются (или так выходит естественно) падать с монахинями. Мне «жаловались» послушники: «Вот искушение…Только выйдешь за ворота - в лес (Скит в лесу), - тут уж вертится какая-ниб. монашка; и потащит с собою, а там и лег с нею». Послушники искренно ругают монашек, что впрочем не мешает им падать с «сестрицами». А монашки, как мухи около меда, вертятся именно около Скита с особою жадностью. Напр., около Лавры и в Лавре нет ничего подобного. Тут все солидно и без поэзии. У иеромонахов и проч. есть одна две-три «законных» сожительницы. Им строятся дома, выдается жалование; всякому известно «чья» та или другая особа. Одним словом, этот институт «мамошек» (испорченное «мамашки», т. е. «мамаши», супруги «отцов») признан общественным мнением Посада и ночти узаконен Лаврою. В Лавре можно слышать даже о монахах от монахов одобрительные отзывы такого рода: «Он человек скромный - живет с одной» и т. п. А с другой стороны, и для девушки или женщины быть супругою монаха считается долею завидною и, пожалуй, почетною. Вот, напр., как-то кухарка Каптеревых, почтенная и отличная женщина, вздумала «выдавать» свою дочь за одного из иеромонахов. Жена Каптерева стала ее останавливать: «Что ты делаешь? Ведь стыдно!». Но кухарка обиделась: «Что Вы, барыня! Ведь он (т. е. будущий «молодой») не кто-нибудь, он ведь иеромонах», т. е., значит, лицо почтенное и с положением. Монашкам тут делать, понятно, нечего, да и скучно возиться с этими солидными и пузатыми отцами семейства, дети которых открывают какие-нибудь лавки или вешают себе на дома вывески с фамилиями вроде «Монахов». Правда, в этих монахах есть и монашеское сознание: они упорно смотрят на свое положение как на какую-то незначащую случайность, как на «просто так» и высказываются о своем превосходстве над мирянами - даже прямо считают себя спасшимися тем самым, что они «безбрачные». Есть у них и презрение к женщине; но это презрение - в значительной мере - мужицкое презрение, а не монашеское, а отчасти - выражение «дурной совести», ибо все же, как ни говори, а чувствуется, что что-то «не так». В Скиту же совсем другое дело. Живут там строго, действительно не по-мирски.»

Что думаете на этот счет?

Пишите свои впечатления и мысли в комментариях. Лично я не ожидал такой откровенности от священника Павла Флоренского. Спасибо подписчику с ником "БАВ" за рекомендацию этого письма 👍