Какие церковные ценности хотели изъять большевики? И почему это был не законный акт, а обычный вооружённый грабёж

Русская церковь состоит в очень сложных отношениях с собственной историей, особенно с недавней. Слишком много белых пятен и скелетов в шкафу. Слишком много неудобных вопросов и параллелей с современностью. Несмотря на наличие исторических документов и даже – местами – носителей живой традиции, при разговоре обо всём, что было при советской власти, мы как будто теряемся и не можем подобрать слова

Рабочие завода разбивают церковную утварь. Фото: РИА Новости

Один из таких сюжетов – репрессии 1920-х годов в отношении церкви. 2022 год – год столетия большевистской кампании по изъятию церковных ценностей. С начала года на церковных публичных мероприятиях эта тема поднималась уже не раз. Увы, выстроить разговор по существу мало кому удаётся. Тридцатилетие свободы слова, как это ни парадоксально, сформировало у нас крепкий церковный официоз, унаследовавший, в свою очередь, многие черты и даже, если можно так выразиться, образ мысли официоза советского. Поэтому современный церковный нарратив о кампании по изъятию, по сути, дублирует штампы советской пропаганды (естественно, с поправкой на «перемену знака»). Сто лет назад советская печать упрекала алчных церковников за жадность, любовь к золоту и полное безразличие к нуждам голодающего народа. Теперь же печать церковная, как правило, просто выворачивает ту же самую историю наизнанку: бесстрашный народ Божий встал на защиту храмов. В центре истории так или иначе оно – «церковное золото». В советской версии это несметные церковные богатства», в новейшем прочтении – прежде всего те самые священные сосуды, которые верующие отказывались сдавать на утилизацию.

О том, что в сюжете с «изъятием» всё было не совсем так, как писали советские газеты, и что история гораздо сложнее, говорят редко. Попытку восстановить историческую правду и хотя бы приблизиться к пониманию событий столетней давности сделали участники одного из круглых столов форума «Имеющие надежду» – историки, теологи, религиоведы. Название мероприятия  – «Non licet vos esse» («Вы не имеете права существовать») – это реминисценция на одноимённую выставку, которую десять лет назад, к 90-летию кампании по изъятию церковных ценностей, проводил Свято-Филаретовский институт. Сама фраза отсылает ко временам Римской империи. Именно так звучал приговор кесаря в отношении первых христиан. Тем самым организаторы – Свято-Николаевское и Крестовоздвиженское православные братства – очертили свой взгляд на события 1922 года, а именно: пресловутая «кампания» была не попыткой большевиков решить проблему голода в стране за счёт церковных богатств, но одним из этапов войны советской власти с церковью. Войны на уничтожение.

«Формулировка “изъятие ценностей” затемняет смысл происходящего сто лет назад. Слово “изъятие” подразумевает некую законность. Но на самом деле до какой-либо законности там было далеко. Это был настоящий грабёж», – отметил магистр богословия Сергей Озерский. По словам специалиста, идеологию «кампании» сформулировал Ленин в своей речи от 24 января 1918 года. Тогда Ильич, как известно, предложил своим «товарищам» вместо труднопроизносимого латинизированного «экспроприация экспроприаторов» говорить просто: «Грабь награбленное!».

При этом, по словам Сергея Озерского, подлинной целью большевистской кампании были вовсе не материальные ресурсы, сосредоточенные в руках церковников, а борьба с церковью как таковой, борьба с традиционным укладом жизни православного народа. В этом смысле печально известная советская формулировка «враги народа» как нельзя подходила самим большевикам (как добавил проректор Свято-Филаретовского института Дмитрий Гасак, это было «выступление власти против народа, против его традиционных ценностей, выражаясь современным языком»).

«Коммерческий» же успех кампании, напомнил Сергей Юрьевич, был более чем скромным: удалось собрать немногим более 4,5 млн рублей. Из них на нужды голодающих ушло не более миллиона – остальные средства пошли на оплату самой кампании, то есть на агитацию, грузчиков, транспорт.

При этом огромная часть ценностей была попросту разворована самими участниками кампании, о чём свидетельствуют многочисленные протоколы судов над работниками Гохрана, дошедшие до наших дней.

Уместно вспомнить, что до начала кампании, за 1921 год и январь 1922-го, когда церковь собирала средства на помощь голодающим самостоятельно, через Общественный комитет помощи голодающим денег было собрано почти в два раза больше – 9 млн (и это не считая золота, драгоценностей и продовольствия, которые верующие сдали добровольно). Но столь успешную благотворительность со стороны церкви большевики, как известно, расценили как опасную, поэтому у церкви забрали не только деньги и право их собирать, но даже название благотворительной организации (так Общественный комитет помощи голодающим стал большевистским Помголом).

Красноармейский субботник на территории Симонова монастыря в Москве. Фото: РИА Новости

По словам старшего преподавателя СФИ Светланы Чукавиной, кампания сопровождалась беспрецедентной обработкой населения со стороны большевистской пропаганды. Мотивы протестующих против изъятия были полностью извращены советской печатью. «Люди протестовали прежде всего против поругания своей веры, – подчеркнула Светлана Олеговна, – но власть хотела представить церковь как организацию, которая не сочувствует голодающим, для которой важнее всего её богатство и материальные ценности».

Мотивы людей, сопротивлявшихся изъятию, были совсем не таковы, какими их пытались представить большевики, – подчеркнул магистр богословия Алексей Макаров, житель г. Шуя, один из исследователь знаменитого «Шуйского дела» 1922 года. По словам учёного, материалы шуйского процесса однозначно опровергают вброс советской печати о «черносотенном мятеже» в городе: «Это не был какой-то организованный демарш. Доказать, что это был черносотенный мятеж, контрреволюционный заговор, власти фактически не удалось. Это показывает и социальный состав тех, кого большевики смогли привлечь к суду: он был чрезвычайно пёстрым и совсем не “буржуазным”. В основном там были так называемые беспайковые, лишенцы. Купцов не было, был только один лавочник». По словам специалиста, участники Шуйского восстания «отстаивали не просто богослужебные сосуды и оклады на иконах, – они выходили защищать тот образ жизни, который им был дорог, и который они хотели сохранить.

И всё-таки откуда у подчас обездоленных, нищих, уставших от поиска хлеба насущного людей были такие силы к сопротивлению? Почему безоружные люди не боялись выйти на площадь, когда на них направляли пулемёты? «Не сосуды защищали и не раки, – отвечает протоиерей Александр Лаврин, клирик храма “Живоносный источник” в Царицыно, – защищали святыни. А святыня – это присутствие Божие. То, что излучает Свет Христов. Все были объединены именно этим и поэтому могли сопротивляться, поэтому и силы были».

По мнению отца Александра, история с шуйским расстрелом и ему подобными событиями 1922 года – это своего рода упрёк современной церкви. И словосочетание «церковные ценности» – в данном случае тоже повод задуматься: «Главные церковные ценности нам сейчас нужно не сохранять, а обрести. Потому что наш православный народ не осознаёт себя Народом Божиим. Верующими христианами – да, но не народом Божиим. Народ Божий характеризуется прежде всего тем, что Христос посреди нас».  

«А сегодня, – заметил священник, – верующие люди выбирают в основном комфортное христианство. То, которое устроило бы им определённую комфортную жизнь. Порядочную, хорошую – да. Но это имитация веры. Святыня в наши дни потерялась. Её надо обретать. У нас очень много разнообразных сосудов и рак. Но главная ценность Церкви – это присутствие Христа».