Повышение благосостояния народа Российской Империи во время Первой Мировой войны

Выдающиеся результаты, с которыми Россия встретила новый 1914 год, не означали, снова повторюсь, что у нее не было проблем. Были — как и во всякой стране с населением в 175 млн чел. и огромной территорией. Однако они явно не были связаны с ухудшением положения и благосостояния народа и тем более с его обнищанием, как нас уверяют почти сто лет.

Страна вступила в Первую Мировую войну, находясь на пике экономического, в том числе, и промышленного подъема. Новейшие исследования демонстрируют, что трудности Первой Мировой войны Империя переживала легче, чем ее противники, в первую очередь Германия. Б. Н. Миронов утверждает, что «только Россия не испытывала серьезных проблем с продовольствием. Во всех воюющих странах положение с продовольствием было гораздо хуже, чем в России, в том числе во Франции и Англии, не говоря уже о Германии и Австро-Венгрии», и убедительно доказывает эту точку зрения. Л. И. Бородкин показывает рост реальной заработной платы рабочих вплоть до 1917 г.

Л.Н. Литошенко пишет, что война опровергла все пессимистические прогнозы относительно ее влияния на сельское хозяйство и жизнь деревни, которые были популярны в первые недели военных действий. Сразу после объявления войны семьи призванных начали получать от государства денежные пособия, согласно закону 25 июня 1912 г., весьма широко определившему круг лиц, имевших право на это. Это был один канал получения деревней денег, причем быстро возраставший.

За первые 5 месяцев войны было выдано пособий на сумму свыше 267 млн руб. В 1915 г. объем пособий достиг 623,7 млн руб., в 1916 г. —1106,8 млн руб., в 1917 г. — около 3 000 млн руб. Преобладающая часть этих гигантских сумм попадала в деревню, где ее значение было тем больше, что одновременно с выдачей пособий призванные на войну члены семьи переходили на казенное содержание и соответственно вычеркивались из расходного бюджета семьи.
Помимо «казенных пособий война еще и косвенным образом увеличивала денежные доходы крестьянина. Она оставила в его карманах ту сумму, которая тратилась раньше на покупку водки и других спиртных напитков. Для всей России эта сумма составляла около 1,25 млрд руб. в год. Вместе с доходом от казенных пособий составлялась внушительная цифра (для 1916 г., например, в 2,5 млрд руб.), которая с избытком перевешивала денежные убытки от разорения промыслов».

Понятно, что развитие аграрного сектора в годы Первой мировой войны, как и всей экономики, шло сложно и неоднозначно. Тем не менее, вывод Л. Н. Литошенко однозначен: «Военное хозяйство принесло крестьянину не вред, а пользу. Все исследователи и наблюдатели деревни констатируют ее значительный расцвет с первого же года войны. Вместе с потоком бумажных денег в деревню потекли предметы городской культуры и комфорта. Крестьянин стал обзаводиться лучшей одеждой, обувью, граммофоном, мягкой мебелью. Сельское население переживало период небывалого ранее благополучия», что лучше всего доказывает статистика роста посевных площадей и численности скота за 1914–1917 гг.

«Важно при этом отметить, что успехи его (сельского хозяйства) не были эфемерными. В отличие от промышленности и торговли, где война меняла старые отношения и создавала иногда искусственные формы развития, в сельском хозяйстве война только стимулировала и усиливала наметившиеся уже до войны пути эволюции».
Крайне важен вывод Литошенко: «В целом, за те три года, которые Россия провела
в мировой войне, влияние последней продолжило и укрепило уже ранее наметившиеся тенденции в развитии крестьянского хозяйства... По отношению к сельскому хозяйству война не предъявляла никаких специфических требований, и то, что производилось во время войны, могло годиться и для мирного времени. Не будет преувеличением сказать, что, если бы мировая война не окончилась для России революцией, русское сельское хозяйство начало бы свой путь послевоенного развития от более высокой точки, чем та, на которой его застала война».
Есть и другие свидетельства того, что отнюдь не бытовыми проблемами, в том числе и проблемой питания, исчерпывалась жизнь людей в 1914–1916 гг.

Напомню, в частности, что с 1 января 1914 г. до 1 января 1916 гг. число кредитных кооперативов увеличилось на 2423, а количество их членов — на 1817,2 тыс. чел., т. е. на 18,6% и 22%) соответственно.
В 1913 г. число сберкнижек выросло на 515,8 тыс., за 1914 г. — на 248,8 тыс., за 1915 г. — на 714,7 тыс., а за первые полгода 1916 г. — на 1028 тыс., т. е. больше, чем за 1914 и 1915 гг. вместе взятые. На 1 января 1914 г. в сберегательных кассах насчитывалось 8609 тыс. книжек, а на 1 июля 1916 г. — 11013 тыс.2, т. е. на 27,9% больше.

Если в 1913 г. было открыто 548 новых государственных сберегательных касс, в 1914 г. — 500, а в 1915 г. — 802, то за январь — сентябрь 1916 г. — 2730 (!). В итоге на 1 октября 1916 г. в России числилось 12585 сберегательных касс, т. е. на 4033 кассы (на 47,1%) больше, на 1 января 1914 г. Иными словами, за неполных три года число сберегательных касс выросло почти в полтора раза!
Полагаю, это совсем неплохие, а главное — весьма неожиданные показатели для страны-участницы тотальной войны, мобилизовавшей самую большую в мировой историю армию — порядка 14 млн мужчин, многие из которых были главами семейств. Эти цифры как-то плохо сочетаются с образом доведенного до отчаяния, до безысходности и т. д. народа. Порог сжимаемости потребностей населения России, об эластичности которого дает представление советская история, к началу 1917 г. далеко не был достигнут.

Так что не в «обнищании народа», не в не в «системном кризисе самодержавия» надо искать причины революции 1917 г.
~•—————————————————•~

Давыдов М. А.
Двадцать лет до Великой войны: российская модернизация Витте-Столыпина. 2-е изд., испр. и доп. – СПб.: Алетейя, 2016. – с. 953-955

Читайте также "Самое новое на Newsland"