Внешняя разведка накануне ВОВ

Трагическая дата 22–е июня 1941 года кровавыми буквами вписана в историю нашей страны. С тех пор прошло более полувека, но и теперь многие историки, писатели, дипломаты и просто рядовые граждане мысленно обращаются к тем дням, задаваясь вопросом: как могло случиться, что наша страна была застигнута врасплох? Ведь Вторая мировая война уже полыхала в Европе и Азии, гитлеровские полчища стояли у наших границ и войны следовало ожидать со дня на день. Чем занималась в то время внешняя разведка органов государственной безопасности? Неужели разведчики не докладывали Сталину о готовящемся нападении?

Ответ на эти и многие другие вопросы не так уж прост. Кое-кто из современных публицистов примитивно сводит дело к тому, что, дескать, Сталин слепо верил Гитлеру и не готовился к войне. Другие, наоборот, утверждают, что Сталин готовил превентивный удар по Германии, но Гитлеру удалось опередить его. При этом они не стесняются того, что становятся адвокатами Гитлера и его политики геноцида в отношении нашего народа и народов других стран, своей кровью заплативших высокую цену за победу над фашизмом.

Как же в действительности обстояло дело?

22–го июня 1940 года, спустя месяц после оккупации Франции и практически всей Западной Европы, Гитлер дал указание готовить план военного нападения на СССР. К концу года подготовка плана была завершена, и 18–го декабря 1940 года Гитлер подписал секретную директиву № 21, получившую название: >план «Барбаросса». В ней, в частности, говорилось: «Германские вооружённые силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании ещё до того, как будет закончена война против Англии. Приготовления к осуществлению плана следует начать уже сейчас и закончить к 15 мая 1941 г. Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны».

Директиву распечатали в девяти экземплярах, три из которых были переданы командованию родов войск; остальные шесть пролежали в личном сейфе Гитлера до самого окончания войны и фигурировали в Нюрнбергском трибунале в качестве официального документа.

Некоторые публицисты уверяют, что Сталину было доложено об этом документе. На самом же деле ни одной разведке мира, включая советскую и британскую, так и не удалось получить копии плана «Барбаросса».

Это, однако, не означает, что внешняя разведка НКВД (в дальнейшем «внешняя разведка» — В.К.) ничего не сообщала Сталину о готовящемся нападении. Военными историками подсчитано, что с июля 1940–го года по июнь 1941 года внешняя разведка направила в «Инстанцию» (так было принято называть высшее советское руководство) более 120 детальных сообщений о военных приготовлениях Германии к агрессии против Советского Союза.

В 30–е годы внешней разведкой во многих европейских странах был создан агентурный аппарат, в том числе и в Германии. Через эту агентуру удалось получить доступ к секретным документам руководства нацистской партии, разведывательной и контрразведывательной служб, Министерства иностранных дел Третьего рейха, полиции, гестапо, а также отдельных иностранных посольств в Берлине. Много ценной информации по Германии разведка получала и в других странах, особенно в Англии: там знаменитая ныне «кембриджская пятёрка» — К.Филби, Д.Маклейн, Г.Бёрджес, А.Блант и Дж.Кернкросс — стала во время войны основным источником стратегических сведений по Германии.

Советская внешняя разведка получила подробную информацию о переговорах министра иностранных дел Великобритании Саймона (1935), лорда Галифакса (1937) и премьер-министра Чемберлена (1938) с германскими представителями. В ходе этих переговоров обсуждались вопросы территориального передела мира и была заложена основа политики «полной изоляции России в Европе». Англия согласилась с требованиями Гитлера частично снять с Германии ограничения, наложенные Версальским договором, продемонстрировала готовность Запада не препятствовать германской агрессии на Восток и фактически благословила нападение на нашу страну.

В начале 1937 года Сталину было доложено о состоявшемся в конце 1936 совещании высших руководителей Вермахта, где обсуждались планы войны против СССР. Однако это была лишь информация о подготовке к войне. Оставались неясными конкретные цели, сроки нападения, направление главного удара, степень готовности Германии к войне.

Сталинские репрессии, обрушившиеся на советское общество в 1937–38 годах, сильно отразились на деятельности разведслужбы НКВД. В годы «ежовщины» разведчиков отзывали из резидентур по ложным наветам, им предъявлялись надуманные обвинения в предательстве, многие разведчики были репрессированы. В результате в резидентурах внешней разведки оставалось по одному-два сотрудника и, как правило, молодых, не связанных с прежним руководством ИНО НКВД (разведки). Некоторые резидентуры вообще были ликвидированы. Всё это сильно ослабило деятельность внешней разведки, снизило количество добываемой информации в наиболее ответственные предвоенные годы.

В 1939–40 годах внешней разведке пришлось восстанавливать свои агентурные позиции в Европе, особенно в Германии. Однако важнейшие объекты — такие, как непосредственное окружение Гитлера, высшее руководство национал-социалистической партии, Вермахта, спецслужб — оставались без достаточного агентурного проникновения.

В 1939 году к руководству внешней разведкой пришёл 31–летний Павел Михайлович Фитин и возглавлял её на протяжении всей войны. Его высокий интеллект и выдающиеся организаторские способности особенно ярко проявились в военные годы. Только с января по 21–е июня 1941 года он передал Сталину свыше ста информационных сообщений, из которых следовало, что война стоит на пороге нашего дома. И это — не считая более ранних тревожных сообщений. Так, в начале октября 1940 года он докладывает Сталину о телеграмме резидента НКВД в Виши от 30 сентября: «20 немецких дивизий проследовали через Париж к советским границам». Другая телеграмма гласила: «На 1 октября в Восточной Пруссии и бывшей Польше сосредоточено 70 пехотных дивизий, 5 моторизованных и 7–8 танковых дивизий и 19 кавалерийских полков».

В октябре 1940 года из Софии пришло сообщение, что всего по плану войны у советской границы должно быть сосредоточено 120 немецких дивизий. Это значит, что софийская резидентура получила сведения о содержании ещё только разрабатывавшегося плана «Барбаросса», который, как мы знаем, был подписан Гитлером позднее и содержал несколько иные цифры.

До сентября 1939 года берлинская резидентура не имела руководителя. В Центре не хватало кадров, поскольку опытные разведчики были уничтожены в результате «чисток». В сентябре 1939 туда прибыл протеже Берии, родной брат его заместителя, Богдана Кобулова, Амаяк Кобулов. Он имел образование в пределах пяти классов и непомерные амбиции. Накануне состоялась его беседа с начальником разведки П.М.Фитиным и начальником германского отделения П.М.Журавлёвым. От этой беседы у руководства разведки осталось негативное впечатление: им было ясно, что А.Кобулов для столь ответственного поста не годится.

Дальнейшие события подтвердили правоту начальника внешней разведки. За десять месяцев до нападения Германии на СССР А.Кобулов «приобрёл» в качестве источника информации молодого латвийского журналиста из газеты «Бриве Земе» Ореста Берлинкса («Лицеиста»). В дальнейшем выяснилось, что «Лицеист» был подставлен гестапо и через него гитлеровское руководство целенаправленно снабжало резидента НКВД дезинформацией. Эти дезонформационные данные, по указанию самого Гитлера, готовились в Министерстве пропаганды Геббельса. Сам А.Кобулов немецкого языка не знал и встречи с «Лицеистом» проводил через переводчика, нарушая законы разведки. Получаемая от этого «источника» информация обычно шла из Берлина напрямую, минуя опытных специалистов по Германии и аналитиков, и докладывалась Сталину. Одновременно «Лицеист» докладывал в гестапо содержание своих бесед с советским резидентом.

Поступавшие от «Лицеиста» данные о том, что Германия не хочет войны с СССР, были расценены в Москве как прямая дезинформация. В этой связи в апреле 1940 года в Берлин был направлен опытный и знающий обстановку оперработник, ранее работавший в Австрии, Франции и Германии, — Александр Коротков. Ему удалось восстановить конспиративную связь с наиболее ценными агентами резидентуры — старшим правительственным советником имперского Министерства экономики («Корсиканцем») и сотрудником разведотдела Люфтваффе («Старшиной»). Оба они добывали бесценные сведения, которые получали высокую оценку Центра. В октябре 1940 года, на первой встрече Короткова с «Корсиканцем», тот сообщил, что нападение на СССР состоится весной следующего года.

В конце декабря 1940–го берлинская резидентура обратила внимание советского руководства на выступление Гитлера 18 декабря по поводу выпуска пяти тысяч германских офицеров. Фюрер резко обрушился на «несправедливость, существующую на Земле, когда 60 миллионов русских владеют одной шестой суши, а около 90 миллионов немцев ютятся на клочке земли». Гитлер призвал офицеров к «устранению этой несправедливости».

Как стало известно позднее, 31 января 1941 года Главное командование сухопутных войск Германии издало директиву по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск в соответствии с планом «Барбаросса». В директиве указывалось, что «подготовительные работы нужно вести таким образом, чтобы день»Х» (наступление) мог быть начат 26 июня».

Тревожная информация поступала не только от «источников» разведки. 20–го марта 1941 года заместитель госсекретаря США Самнер Уоллес пригласил для беседы советского посла Константина Уманского. Он сообщил, что из Берлина получена информация следующего содержания: «Как стало известно из заслуживающих доверия немецких источников, Гитлер планирует нападение на Россию весной этого года». Уоллес вспоминал в своих мемуарах, что Уманский побледнел. Он молчал некоторое время, а потом сказал: «Я полностью осознаю серьёзность этого сообщения и немедленно доведу до сведения моего правительства содержание нашей беседы». Спустя две недели премьер-министр Великобритании У.Черчилль дал указание послу в Москве С.Криппсу передать лично Сталину секретное письмо. В нём он сообщал о переброске в Польшу из Румынии трёх из пяти танковых дивизий Вермахта и о концентрации отборных гитлеровских частей на советской границе.

12–го апреля 1941 года из Лондона от К.Филби поступило сообщение: «У советских границ развёрнуто 127 немецких дивизий, в том числе в Польше 58. Всего в Вермахте насчитывается 223 дивизии».

К концу мая 1941 года благодаря детальным данным разведки в Центре было известно не только количество отмобилизованных дивизий Вермахта, но и места их дислокации на советско-германской границе, вплоть до расположения батальонов, отдельных казарм, штабов, частей. Уточнялись даже огневые позиции артиллерийских и зенитных батарей. В мае — начале июня внешней разведкой были доложены сведения, говорящие о последних приготовлениях германских Вооружённых сил к удару: о завершении строительства рокадных дорог, укреплении мостов, ведущих к границе, закрытии гражданского движения в приграничной полосе, переоборудовании школ под госпитали.

Агенты «Юн», «Старшина», «Корсиканец» в Берлине и два члена «кембриджской пятёрки» в Лондоне сообщили сведения о направлении стратегических ударов Вермахта, а «Корсиканец» уточнил, стратегическое построение германских войск на советской границе в точности повторяет их построение накануне вторжения Германии в Бенилюкс и Францию.

Разведка сообщила сведения и о военно-хозяйственных приготовлениях к «освоению» советских территорий. Гитлер уже готовился делить богатый советский пирог со своими сателлитами.

17–го июня 1941 года в Центр поступила телеграмма берлинской резидентуры. В подготовленном на её основе для Сталина спецсообщении ИНО НКВД говорилось: «Все военные приготовления Германии по подготовке вооружённого выступления против СССР полностью закончены, и удара можно ожидать в любое время».

В этот день министр госбезопасности В.Н.Меркулов и начальник ИНО НКВД П.М.Фитин были приняты Сталиным. Генсек поинтересовался, от кого получена информация, насколько можно верить «источникам». Нарком госбезопасности молчал: ему было известно мнение Сталина, что войну удастся предотвратить. П.М.Фитин сказал, что «источники» вполне надёжны.

На это Сталин запальчиво возразил, что в Германии можно доверять только одному человеку — Вильгельму Пику, и приказал тщательно перепроверить всю поступающую информацию.

Между тем, поток тревожных сведений нарастал. 11–го июня резидент внешней разведки в Хельсинки Е.Т.Синицын (в 1996 году он выпустит книгу мемуаров «Резидент свидетельствует») направил в Москву срочную телеграмму — о том, что вопрос о выступлении Германии против СССР будет решён окончательно до 24 июня. 19–го июня 1941 года резидент в Риме Г.И.Рогатнев получил от ценного агента, близкого к Муссолини, и направил в Центр сообщение: «Германия нападёт на СССР 22 июня».

19–го июня вечером сотрудник берлинской резидентуры Б.Н.Журавлёв на внеочередной встрече с ответственным сотрудником гестапо, давним агентом НКВД «Брайтенбахом», получил информацию, что выступление против СССР состоится 22 июня в 3 часа утра. Как позднее вспоминал Борис Николаевич Журавлёв, после того, как «Брайтенбах» прямо заявил ему: «Мы выступаем против вас 22 июня в три часа утра», — он не помнил, каким путём возвратился в резидентуру, настолько сильным было его потрясение от этого известия. Оно полностью подтвердилось через три дня, когда гитлеровская армада обрушилась на западные границы СССР.

К 21–му июня о неизбежном нападении Гитлера на СССР в ближайшие дни Сталин знал ещё из четырёх сообщений военной разведки — из Берлина, Виши, Женевы и от Рихарда Зорге из Токио. А днём 21–го июня поступило пятое сообщение — также от агента военной разведки Гельмута Кегеля, работавшего в германском посольстве в Москве.

Как пишет в своих мемуарах «Воспоминания и размышления» маршал Советского Союза Г.К.Жуков, «наиболее массовые перевозки войск на восток гитлеровское командование начало проводить с 25 мая 1941 года... Всего с 25 мая до середины июня было переброшено ближе к границам Советского Союза 47 немецких дивизий, из них 28 танковых и моторизованных. Гитлер считал, что настал выгодный момент для нападения на СССР».

Казалось бы, всё ясно: такой массовой переброски войск никак не скрыть от стороны, на которую готовится нападение. Но Сталин опасался германской и британской провокации и не доверял разведке. Справедливости ради отметим, что разведка уже называла девять различных дат нападения Гитлера на СССР, — эти сроки проходили, а нападение так и не состоялось. Это усиливало уверенность Сталина в том, что слухи о готовящемся нападении — ложные и призваны спровоцировать войну между Германией и СССР.

Свою роль в натравливании Гитлера на СССР сыграла и британская разведка «МИ-6». Перед войной англичане сумели заполучить германскую шифровальную машину «Энигма» и благодаря этому читали всю шифрованную переписку немцев. Из шифровок Вермахта им были известны точные сроки нападения на СССР. Но, прежде чем Черчилль направил предупреждение Сталину, британская разведка постаралась использовать получаемые сведения для разжигания германо-советского конфликта. Ей же принадлежит фальшивка, распространявшаяся в США, — якобы Советский Союз, получив данные о готовящемся нападении Гитлера, решил опередить его и сам готовит превентивный удар по Германии. Эта дезинформация была перехвачена советской разведкой и доложена Сталину. Распространённая практика фальшивок и вызывала его недоверие ко всем сведениям о близком гитлеровском нападении.

Советско-финляндская война послужила суровым уроком для руководства страны, показав, что наша армия, ослабленная массовыми репрессиями, к современной войне не готова. Сталин сделал необходимые выводы и стал предпринимать меры по реорганизации и переоснащению армии. В верхних эшелонах власти была полная уверенность в неизбежности войны, и задача состояла в том, чтобы успеть подготовиться к ней.

Нашу неготовность понимал и Гитлер. В своём ближайшем окружении он говорил незадолго до нападения, что Германия совершила революцию в военном деле, опередив другие страны на три-четыре года; но все страны навёрстывают упущенное, и вскоре Германия может потерять это преимущество, а потому необходимо решить военные проблемы на континенте за год-два.

Гитлер целенаправленно готовился к мировой войне. Захватив Судетскую область, а затем оккупировав и всю Чехословакию, Германия сразу же удвоила свой военный потенциал. Разгром и оккупация Франции ещё более увеличили его. Советскому Союзу нужно было время, и немалое, чтобы сравняться с этими силами. А времени-то и не было: вопрос о военном выступлении Гитлером был уже решён.

В этих условиях Сталин пытался оттянуть сроки нападения Германии, одновременно укрепляя оборону страны. Готовилась к войне и внешняя разведка. Ещё в 1932 году в резидентуры был разослан циркуляр о подготовке к работе в условиях войны. С июня 1940–го по июнь 1941 года в разведке проводились в этом отношении самые серьёзные мероприятия.

«Странная война» в Европе показала, что Запад не расположен воевать с Гитлером и готов отдать ему на откуп Советский Союз, лишь бы самим уцелеть. Сталину была доложена стенограмма заседания американского правительства, из которой следовало: если войну «спровоцирует» Советский Союз, то США будут сохранять нейтралитет. А незадолго до гитлеровского вторжения в СССР, в мае 1941 года, второе лицо Германии Р.Гесс перелетел в Англию с предложениями о сепаратном мире; в случае нейтралитета США Великобритания была готова всерьёз рассмотреть их. Сталин получил детальную информацию на этот счёт и понимал, что Запад оставляет Советский Союз один на один с гитлеровской Германией.

Разведка неоднократно докладывала Сталину о стремлении правящих кругов Лондона сблизиться с Германией и одновременно столкнуть её с СССР, чтобы отвести угрозу от Британской империи. Поэтому в Кремле опасались провокаций и дезинформации с обеих сторон.

Отдав распоряжение о подготовке к войне против СССР, Гитлер и в самом деле распорядился о проведении широких дезинформационных мероприятий. Как пишет маршал Жуков, «гитлеровское правительство всеми способами старалось внушить советскому руководству, что переброска войск совершается не для того, чтобы угрожать Советскому Союзу, а для того, чтобы рассредоточить их и вывести из-под ударов английской авиации, а также для прикрытия румынских нефтяных промыслов от англичан, высадившихся в Греции».

На маскировку истинных целей германского командования была брошена мощная сеть спецслужб. В масштабах целого государства был осуществлён комплекс мероприятий по стратегической дезинформации советского руководства, и осуществлён успешно. Исполнители плана «Барбаросса» получали сведения о том, что и к какому сроку надлежит осуществить, и эти сведения, разумеется, были достоверными. Но для чего ведутся приготовления — они дезинформировались, что не мешало им точно и в срок выполнять задание, однако скрывало его истинный смысл.

На такой дезинформации попадались даже самые надёжные агенты ИНО НКВД (как, например, «Корсиканец» и «Старшина»). Но всё же советская разведка сумела выявить большинство фальшивок германских спецслужб — в частности, о якобы готовящейся высадке немецких войск на Британских островах (операция «Зеенлёве»), о походе на Балканы (операция «Марита») и в Африку (операция «Зоннерблюме»). Эта невольная дезинформация поступала от такого надёжного, проверенного агента резидентуры в Берлине, как «Брайтенбах» (он был расстрелян гитлеровцами в 1942 году).

Накануне нападения на СССР (с апреля по начало июня), когда военные приготовления Германии против СССР уже было невозможно скрыть, гитлеровские спецслужбы применили самый коварный приём дезинформации. В германских ведомствах, где потенциально могла быть советская агентура (МИД, Генштаб, Люфтваффе, Министерство экономики и т.п.), поползли слухи о том, что Германия пытается оказать давление на СССР, чтобы заставить его принять условия тяжелейшего ультиматума — о выступлении на стороне стран оси Рим — Берлин — Токио, о значительном увеличении поставок стратегического сырья и т.п. В случае, если СССР откажется принять эти требования, Германия вынуждена будет предпринять «соответствующие меры». Коварность этой дезинформации заключалась в том, что она логически вытекала из всей предыдущей политики Гитлера: методом шантажа и угроз ему удавалось добиваться значительных уступок от своих западных партнёров — например, в отношении Чехословакии и Австрии.

8–го мая от «Старшины» поступило сообщение: «Хотя нападение на СССР не снимается с повестки дня, немцы сначала предъявят ультиматум с требованием увеличить экспорт в Германию, а этому ультиматуму будет предшествовать «игра нервов».

Понятно, что ультиматум — это ещё не война. Сталин рассчитывал начать переговоры, посулив Гитлеру значительные уступки, затянуть их до поздней осени, когда нападение станет маловероятным из-за распутицы, и тем самым выиграть время для подготовки к войне, которая, по его расчётам, станет неизбежной в 1942 году. В мае 1941 года Сталин взял на себя функции главы правительства, показывая тем самым Гитлеру, что готов на прямые переговоры с ним без всяких посредников.

Дезинформацию германских спецслужб получала не только советская сторона, но и британские МИД и разведка. Посол Великобритании в Москве С.Криппс с середины апреля по конец мая 1941 года посылал в Лондон депеши, излагая детали предполагавшегося ультиматума. Содержание его телеграмм регулярно сообщалось в Кремль. На стол Сталина с конца мая — начала июня аккуратно ложились сообщения из различных ведомств, стран, резидентур, в которых говорилось о предстоящем тяжелейшем германском ультиматуме.

Однако советская внешняя разведка сумела разгадать эту дезинформацию. В спецсообщении от 12 июня 1941 года говорилось: «Будут ли предъявлены какие-нибудь требования, не известно, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного нападения». 17–го июня, как уже говорилось, руководство разведки пришло к однозначному выводу: война неизбежна и удара следует ожидать в любой момент.

Непосредственно перед нападением гитлеровские спецслужбы предприняли ещё один хитроумный манёвр: стали сообщать самые достоверные сведения о предстоящей войне «второстепенным лицам». Так, в Румынии и оккупированной Польше офицеры Вермахта совершенно открыто говорили о неизбежности войны с СССР. Расчёт очевиден: могло ли Советское руководство представить, что государственную тайну знает и не собирается скрывать каждый офицер германских Вооружённых сил?

К кампании дезинформации подключился и сам Гитлер. В беседе с посетившим Берлин отставным министром обороны Финляндии он доверительно сообщил ему о своём намерении напасть на Советский Союз во второй половине июня. Спрашивается: почему он говорит об этом отставному генералу?

Эти «сомнительные» сведения руководством разведки в Кремль не докладывались, но вносили сумятицу: каким данным верить? К тому же в разведке органов госбезопасности (как и в военной) до середины 1943 года не было собственной аналитической службы, способной отсеять зёрна истины от плевел дезинформации. Сталин получал информацию от каждого из источников военной и политической разведки и не мог прийти к однозначному мнению. Войны он не хотел и надеялся дипломатическими манёврами и посулами значительных уступок переиграть Гитлера и успеть подготовить страну к обороне.

После приёма наркома госбезопасности В.Меркулова и начальника внешней разведки П.Фитина Сталин дал указание перепроверить поступившую от «Корсиканца» и «Старшины» информацию о готовящемся нападении Германии в ближайшее время. Руководство разведки поручило начальнику германского отделения П.Журавлёву тщательно проанализировать все сведения на этот счёт, поступившие от «источников». В резидентуру НКВД в Берлине ушёл срочный запрос, подписанный Фитиным. По поручению Журавлёва офицер отделения З.Рыбкина подготовила Календарь сообщений «Корсиканца» и «Старшины», суммировав всю полученную от них информацию. Документ был готов 20 мая. Однако из Берлина на телеграмму Центра, требующую уточнить возможные сроки нападения, ответа не поступило: началась война.

В Москве никто не знал, что вопрос о нападении на СССР был окончательно решён Гитлером ещё в 1940 году. Соответствующим докладам разведки Сталин не вполне доверял и к тому же рассчитывалперехитрить Гитлера. Его недоверие и самоуверенность стоили нашей стране миллионов неоправданных жертв и четырёх лет самой кровопролитной в истории человечества войны.