Чем и как опасна революционная интеллигенция

На модерации Отложенный

 У нашего известного соотечественника, историка и этнолога Льва Гумилева как-то состоялся весьма примечательный диалог с журналисткой:

− Лев Николаевич, вы интеллигент?

− Боже меня сохрани! Нынешняя интеллигенция − это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия.

Можно, конечно, посчитать, что ученый излишне строг к интеллигенции, но так покажется только в первом приближении, да и лишь человеку, который всерьез не интересовался историей нового и новейшего времени.

Начиная с 1789 г. интеллигенция всегда составляла ударный отряд любой настоящей, а не мифической, революции, когда происходил полный разрыв с традицией и аксиологическим наследием предков.

Определения интеллигенции по-настоящему не дают понять, что же она такое. То она является «прослойкой», то социальной группой, занимающейся умственным трудом, то «творческим отрядом культуры», то Бог весть, чем еще.

Типичная дефиниция интеллигенции в интернете выглядит так: «Интеллигенция (лат. intelligentia – понимание, познавательная сила, знание) – общественный слой людей, профессионально занимающийся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры. Само слово «интеллигенция» ввел в употребление писатель П.Д. Боборыкин, который в 1866 году определил таким образом «высшим образованным слоем общества». Из русского понятие перекочевало в другие языки».

Но помилуйте, интеллигентами себя считают и создатели порнофильмов, и «создатели» арт-объектов вроде «Роза в унитазе», и представители поп-культуры, и сочинители комиксов, то есть те, которых уж никак нельзя отнести к занимающимся сложным умственным трудом. И давно известно, что своими интеллигенты не считали Ф. Достоевского, Л. Толстого, И. Глазунова, А. Солженицына – людей великих и успешных в своих творческих сферах.

Похоже, что интеллигенция – это далеко не то, чем она хочет казаться. А потому попробуем разобраться. Феодал владеет землею, капиталист – предприятием, рабочий – своим трудом и навыками, а что принадлежит интеллигенту?

В ходу сейчас имеется термин – «интеллектуальная собственность». Может быть, она принадлежит интеллигенту? Далеко не всегда, а точнее – вообще редко.

Получается, что интеллигенция ничем существенным не обладает (дачи, квартиры, коллекции не в счет, ибо это чисто частная собственность). Как там Маркс с Энгельсом говаривали: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир». Вот и получается, что интеллигенция и пролетариат – синонимы. А все сказки про связь с пролетариатом – это лишь информационный камуфляж для использование того же рабочего человека в своих целях классом совершенно иным.

Кстати, лозунг «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» очень тяжело работает для рабочего класса, а интеллигенты, изначально пораженные бациллой космополитизма, великолепно умеют сплачиваться вне зависимости от гражданства и стаей поддерживать «своих», хоть в Черной Африке, хоть в Европе, хоть в Азии или Америке.

Нам надо отринуть заблуждение, распространившееся в начале XX века, что интеллигенция – чисто российский феномен. Данное суждение распространила сама интеллигенция, намеренно исказив реальность. На Западе вполне осознают, что это абсолютная ложь. Там четко определили интеллигенцию как класс (Ноам Хомский, Дэниел Белл, Толкот Парсонс, Элвин Гулднер, Жюльен Бенда и др.).

«Новый класс элитарен и корыстен. Он использует свои специальные знания для того, чтобы преследовать собственные интересы и добиться власти, а также контролировать условия собственного труда. В то же время новый класс, может быть, самая сильная карта в руках текущей истории», − писал об интеллигенции Гулднер. И ведь с ним не поспоришь, именно в текущей, в нынешней истории интеллигенция приобрела свою классовую силу и влияние.

Человечество находится в стадии развития информационного общества. И информационные потоки стали играть решающую роль в политике, в войне, экономике и даже быте. Интеллигенция оседлала их и использует по своему произволу. Поэтому ее надо охарактеризовать как класс, паразитирующий на информационном пространстве, желающий контролировать и направлять информацию и использовать ее для создания своего ценностного капитала.

Без информационных потоков интеллигенции нет. Она и зародилась в период начала массового книгопечатания, когда, собственно, инфопотоки и возникли. Поэтому интеллигенция так и ценит Иоганна Гутенберга – ренегата дворянского сословия, даже отказавшегося от своей родовой фамилии Гонцфлейш ради попытки обогащения при помощи ремесленного производства.

Товарищ Гутенберг наверняка бы понял товарища Ульянова. И это не шутка. Интеллигенция ведь и формируется из ренегатов традиционных сословий и классов. В это можно не верить, но достаточно досконально изучить списки революционеров во Франции 1789 года и в России 1917-го.

Класс интеллигенции лишь с помощью революции может добраться до власти, используя своих мнимых союзников. А удержаться же ему удается только с развертыванием пропаганды и репрессий. Иных методов у него нет. Причем репрессии используются прежде всего для информационного давления на все население, дабы парализовать волю к сопротивлению.

Это мы и видим во времена Французской революции конца XVIII столетия и революции в России начала XX века. Робеспьеры, мараты, сен-жюсты, ульяновы, троцкие, зиновьевы и каменевы – типичные интеллигенты, которые в жизни вам покажутся достаточно безобидными, безцветными существами. Они могут любить кошечек и собачек, организовывать елочки для детишек в тот час, когда людская кровь захлестывает их страну, а СМИ печатают грозные указы по борьбе с контрреволюцией.

Особенно беспощадно революционная интеллигенция расправляется с интеллектуалами и религиозными деятелями. Причиной того становится элементарный страх не удержать захваченное информационное пространство и получить духовный отпор ее футуристическим бредням.

Интеллигенция никогда не знает свою собственную, реальную страну и истинных потребностей людей, не понимает традицию и не умеет управлять привычными методами, сложившимися за все предыдущие века, выросшими из органической жизни народа. И ей остается механически насаждать свои фантазии и теории, ломая души и умы.

Безжалостность интеллигенции – результат ее фактической оторванности от других классов и сословий. В идеале помещик может пожалеть крестьянина, который его кормит, капиталист вполне может согласиться с требованиями рабочих, ибо они дают ему возможность получать прибыль. Интеллигент никого не пожалеет, так как информационное пространство для него важнее конкретного крестьянина или рабочего. Под расстрел или на гильотину попадают думающие люди из всех сословий, способные критически воспринимать революционную пропаганду. А подавленные крестьянские и рабочие восстания в Советской России и расправы над шуанами в двенадцати департаментах Революционной Франции свидетельствуют об этом красноречиво и правдиво.

Интеллигенция революцию готовит загодя, предварительно обрабатывая умы. А встречает ее во всеоружии, так как знает, что хочет получить заранее, в отличие от генералов и промышленников, которые неплохо жили и при «старом режиме».

Поэтому, если перефразировать древнего мудреца Гомера, стоит сказать, что бойтесь интеллигентов, даже дары вам приносящих. А еще надо вспомнить и Александра Сергеевича Пушкина: «Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Уважайте класс писателей [читай, интеллигентов! – прим. А. Г.], но не допускайте же его овладеть вами совершенно».