"Отец развитого социализма" — советское общество позднего брежневизма

8 апреля 1966 года в СССР появилось то, чего долго не было: Политбюро ЦК КПСС и пост генерального секретаря партии. В этот день закончил работу её XXIII съезд, на котором по традиции были утверждены директивы очередного плана пятилетки, избран Центральный комитет, а вот высший руководящий орган — Президиум ЦК КПСС — был упразднён. На смену ему и пришло Политбюро во главе с генеральным секретарем, которым был избран Леонид Брежнев. Сменивший Хрущёва, он и до этого момента вот уже в течение полутора лет (с октября 1964 года) находился на самом верху партийной пирамиды. Только назывался не «генеральным», а «первым секретарем» ЦК КПСС.

Нормы и формы

Что касается поста генсека, то впервые его утвердили ещё в 1922 году. Предполагалось, что эта должность будет подразумевать лишь руководство аппаратом партии, поскольку пост лидера партии формально отсутствовал. Фактически им являлся председатель Совнаркома Владимир Ленин. После него в СССР руководителем государства стал генсек Сталин, хотя об этой своей должности он почти и не упоминал.

Зато Брежнев ещё до того, как сел в сталинское кресло генсека, весьма осторожно упомянул в положительном ключе имя "вождя народов". Это произошло в 1965 году, на торжественном заседании, приуроченном к 20-летию Великой Победы. Образ Сталина вскоре стал появляться на киноэкранах и в книгах, а в инстанции пошли письма от встревоженных деятелей науки, культуры и искусства и простых советских граждан о недопустимости реабилитации Сталина. В народе ходили слухи, что развенчанного вождя вновь подложат в Мавзолей к Ленину, начнут возвращать его имя городам и предприятиям, улицам и площадям. Впрочем, до этого дело не дошло, а восстановление в 1966 году Политбюро и поста генсека объясняли возвратом к ленинским нормам коллективного руководства, нарушенным «волюнтаристом» Хрущёвым.

В числе неотложных мер новое партийное руководство уже в ноябре 1964 года ликвидировало бессмысленное разделение партийных структур на сельскохозяйственные и промышленные, в сентябре следующего года — распустило совнархозы и вернуло отраслевые министерства. Брежнев заменил хрущёвскую мантру о «нынешнем поколении советских людей, которые непременно будут жить при коммунизме», на концепцию «развитого социализма». Что это такое и когда именно социализм разовьётся до нужной кондиции, никто точно сказать не мог. Однако позже в Конституции СССР 1977 года закрепилась идея этого самого «развитого социализма» и появилась статья 6, которая гласила: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза».

Выбранный после горячих внутрипартийных баталий как компромиссная фигура Брежнев устраивал всех. Он был достаточно приятным в общении, не вызывал у подчинённых ужаса, прислушивался (или делал вид, что прислушивается) к их мнению и советам товарищей. В ходе аппаратной борьбы Брежнев сумел отстранить от реальной власти неугодных ему людей и расставить на ключевых постах своих старых коллег и друзей по работе в Днепропетровске и Днепродзержинске. Начался расцвет «днепропетровского клана». Только в одном Политбюро в разное время появилось несколько давних приятелей Брежнева, а пост министра внутренних дел занял его старый довоенный знакомый Щёлоков.

В жизни СССР всюду чувствовалась незримая рука партии, включая культурную сферу. Лозунг «Партия — наш рулевой!» точно соответствовал брежневской эпохе. Народ к подобной политической трескотне относился с безразличием, в то время как к самому Брежневу — с определённой симпатией. Даже когда партия в очередной раз «зарулила не туда» и увеличила цену самой популярной водки «Экстра» с 4,12 до 5,3 рубля, генсека не стали проклинать, а ответили стихотворением с намёком на антиправительственные выступления в Польше: «Передайте Ильичу, нам и 10 по плечу. / Если будет больше — сделаем как в Польше. / Если станет 25 — будем Зимний брать опять».

Он, кстати, сам знал множество анекдотов о себе и не обижался по этому поводу. Мог и сам сострить, причём весьма остроумно, например, так: «Маргарет Тэтчер пытается носить брюки Уинстона Черчилля». И, конечно, был самым "травоядным" на фоне своих предшественников. Но система ему в управление досталась дефективная.
-----

Провалы брежневской эпохи носят чисто доктринальный характер. Известно, что ошибки в теории обществоведения обходятся обществам дороже всего. Феномен геронтократии сложился именно в правление «дорогого Леонида Ильича». Старцам из Политбюро хотелось видеть вокруг себя только тишь, гладь и божью благодать, они закрывали глаза на недостатки и противоречия «развитого социализма». И в результате проморгали все самые страшные, главные угрозы, происходящие из объективных недостатков системы.

В материально скудной советской жизни зрели семена гибели. И связано это было с грубыми теоретическими просчетами, с косностью ума партийной верхушки, в первую очередь – самого Брежнева. Просчеты обернулись самоубийственной политикой. Таких просчетов можно насчитать пять.

1. Со школьной скамьи советским людям вдалбливали «основное противоречие капитализма: между общественным характером производства и частно-собственнической формой присвоения».
Но никто и никогда ни в школе, ни в вузе, ни в публичных дискуссиях не ставил вопроса об «основном противоречии социализма». А оно ведь тоже было: противоречие между общественным характером труда и отсутствием личной заинтересованности. Благосостояние работника не зависело напрямую от количество и качества его труда: все покрывал «план».

Партийная верхушка что-то почувствовала, когда в результате отказа от драконовских дисциплинарных мер сталинского времени, закрепостивших все основные сословия в СССР (крестьян, рабочих и интеллигенцию), посыпалась производственная дисциплина на заводах и фабриках, в совхозах и колхозах. Косыгинские реформы попытались заменить кнут пряником, используя материальную заинтересованность. А это несовместимо с социализмом.

Послесталинский сдвиг, переход от принуждения к труду – к материальному стимулированию был смертельной раной для искусственно придуманного социального строя. И падение дисциплины труда, расцвет казнокрадства, расхитительства и коррупции – это только одна сторона вопроса. «Тащи с завода каждый гвоздь: Ты здесь хозяин, а не гость!», – этот стишок рожден именно брежневской эпохой.

Стремительно пошел в рост «подпольный капитализм» – чёрный рынок товаров и услуг, а с ним пошло быстрое социальное расслоение общества. Именно в это время Брежнев, спровоцированный ловким и недобросовестным теоретиком-социологом Михаилом Руткевичем, выступил с доктриной «советское общество – общество социальной однородности». Все с точностью до наоборот.

Деньги у отдельных людей появлялись, и порой немалые, а купить-то на них в магазинах было нечего. Картину жизни исчерпывающе обрисовал анекдот под названием «Шесть парадоксов Советской власти»: 1. Безработицы у нас нет, но никто не работает; 2. Никто не работает, но план выполняется; 3. План выполняется, но в магазинах ничего нет; 4. В магазинах ничего нет, но у всех все есть; 5. У всех все есть, но все недовольны; 6. Все недовольны, но все голосуют "за"».

Эта своеобразная формула брежневской стабильности, общественного консенсуса возникла во многом потому, что огромные средства богатой, в общем-то, страны тратились непроизводительно.

До 30% сельскохозпродукции – овощи, фрукты, мясо – поставлялось на рынок с приусадебных хозяйств. Но этого не хватало. Не все могли себе позволить питаться с рынка, а в магазинах ассортимент был довольно убог. Сегодня трудно представить себе, какие очереди приходилось выстаивать за апельсинами и мандаринами, а уж бананы и ананасы мы могли себе разрешить разве что на Новый Год!

2. Государство, позволившее себе при Брежневе втянуться в гонку вооружений, истощало свои ресурсы, оставляя без должного развития легкую и пищевую промышленность, обслуживающую потребительский рынок, ежедневные потребности бытовые населения.
Дефицит всего и вся стал визитной карточкой «развитого социализма».

Ответом на всеобщий дефицит стал расцвет теневой экономики. Деньги делали кто как мог, найдя разнообразные дыры в системе, которая только простакам казалась цельной и железобетонной, – и многие жили очень неплохо. Вспомним недавнюю историю.
Все, кто в сознательном возрасте застал 1970-1980-е годы, согласятся, что уже тогда в СССР существовало гигантское капиталистическое подполье, а черный рынок товаров и услуг был почти всеобъемлющим. По подсчетам американского иссследователя Г. Гроссмана, в середине 1970-х гг. от 28 до 33% своих домашних расходов советские люди производили из «левых» источников, а доктор наук В. Тремл (Университет Дьюка, США) считает, что «левый» заработок в позднем СССР имело до 12% рабочей силы.

Несоциалистический сектор экономики демонстрировал живучесть чертополоха и упорно развивался, несмотря ни на что: еще в конце 1950-х гг. в стране количество зарегистрированных кустарных промыслов достигало 150 тысяч, впоследствии эта цифра росла. Но теневое производство (цеховики), подъем которого приходится как раз на годы правления Брежнева, процветало по большей части не в русских областях РСФСР, а в южных республиках и на Кавказе. И в 1991-1993 годах, когда свершилась буржуазно-демократическая революция и капитализм вновь обрел все права, стартовые преимущества оказались отнюдь не у русских, а у их южных сограждан, скопивших состояния на «цеховой» и сельскохозяйственной продукции и/или создавших этнические ОПГ.

3. За семьдесят лет советской власти радикально изменился социальный состав общества. Вырос целый класс, новый, со своей классовой психологией, своими классовыми интересами и пристрастиями: советская интеллигенция. В 1914 году люди умственного труда составляли в России 2,7% занятого населения; в 1989 году – 30%. (При падении качества образования и норм общественнной морали)

Незаметно интеллигенция стала ведущей общественной силой, классом-гегемоном. Научно-техническая революция, «зеленая революция», подспудное вызревание альтернативной идеологии – все это происходило в головах интеллигентов.

Но партия, комплексуя, интеллигенцию видеть в упор не желала, обращалась с нею как с прислугой, вполне официально третируя ее как некую невразумительную «прослойку между классами».
Мы жили в "государстве рабочих и крестьян", и принадлежность к интеллигенции означала своего рода поражение в правах, обрекала на третьесортность.

Партия забирала у интеллигенции весь продукт ее умственного труда (а это, подчеркну, главная производительная сила современности!), а платила ей жалкие гроши, порой намного меньше, чем классным рабочим. Как интеллигенция отплатила КПСС за всю ее ласку – знают сегодня все, хотя не все понимают, за что.
Доктрина социальной однородности советского общества, официально провозглашенная Брежневым с подачи советника-социолога Михаила Руткевича, оказалась сродни шорам на глазах. Ибо именно в советском обществе брежневских времен сложился новый класс – класс интеллигенции. И зародился, пусть в подолье, класс предпринимателей-«деловаров».

И тем, и другим было не по пути с государством рабочих и крестьян, чей герб включал в себя лишь серп и молот, но не атрибуты интеллекта и бизнеса.

4. Именно к 1980-м годам выросли национальные элиты, заботливо выпестованные Политбюро КПСС во всех республиках, кроме РСФСР. (Инструментом такого ращения были республиканские ЦК, республиканские АН и т.д.) Этим фактом был подписан смертный приговор Советскому Союзу.
Однако так же, как в предыдущем случае, официальная доктрина шла ровно вразрез с жизнью, провозглашая устами все того же легковерного Леонида Ильича доктрину «советский народ – новая историческая общность людей». Это новая общность сегодня изумительно легко и просто преобразовалась в четырнадцать национальных государств с уклоном в этнократию (то же станет и с Россией, но чуть позже). Идиотизм партийной теории привел к феноменальной политической слепоте власти, бегом устремившейся к собственной гибели.

В целом правящие круги СССР публично исповедовали интернационализм и советскую псевдо-имперскость, а проповедовали официальную доктрину Брежнева «советский народ – новая историческая общность людей». Дряхлеющее Политбюро хотело видеть вокруг себя лишь тишь, гладь и божью благодать. Оно упорно не желало замечать никаких национальных противоречий. Слепота в национальном вопросе очень дорого обошлась руководству страны.

Однако на самом деле в стране шли подспудные процессы расслоение элит по национальному признаку и назревал большой всеобщий антирусский бунт.

В 1970-1980-е годы высшая партийная власть в РСФСР неуклонно «русела», как и опорная масса партийцев в целом: составляя 51% населения страны, русские составляли 59% среди членов партии.

Но совсем противоположная картина складывалась в республиках. Именно к 1980-м годам во всех республиках, кроме РСФСР, выросли национальные элиты, заботливо выпестованные Политбюро КПСС (инструментом такого ращения были республиканские ЦК КПСС и ВЛКСМ, республиканские АН и творческие союзы и т.п.). Этим был подписан смертный приговор Советскому Союзу.

Национальные элиты копили силы и энергию протеста, учились управлять и интриговать, готовились к решительной схватке за власть. Им мало было сосредоточить в своих руках власть на местах, они хотели большего.

Неуклонный численный рост национальных политических элит вызвал к жизни диалектические последствия: количество переросло в качество. В ходе XXVIII съезда партии (февраль-март 1986) был утвержден принцип федеративной квоты для первых секретарей компартий союзных республик при формировании Политбюро.

По сути, произошел антирусский националистический переворот мирными средствами. Резкое, революционное изменение национального состава Политбюро ЦК КПСС имело решающее историческое значение: впервые за свою историю высший орган власти в стране приобрел реально многонациональный характер. Причем русские оказались в меньшинстве. Национальные элиты одержали неожиданную, скорую и сокрушительную победу.

Отныне СССР был обречен. Воссоздание национальных элит, их прорыв к реальному руководству Советским Союзом – все это привело к бурному росту этноцентристских и сепаратистских настроений в респбликах. Произошла настоящая революция национализмов титульных народов республик, нашедшая затем свое завершение в образовании этнократических государств по всему периметру российской границы.

5. Брежнев и его окружение, большинство членов Политбюро и ЦК КПСС, не были интеллектуалами, классными специалистами. Они полностью зависели от своих советников – профессионалов различного профиля, которым привыкли доверять.
Малообразованная, неинтеллигентная власть сама не только взрастила гибельные для себя противоречия, но и подготовила собственного могильщика. И тут вновь «спасибо» Брежневу: ведь это ему пришло в голову осчастливить народ поголовным десятилетним образованием. В 1966 г. в СССР переход к всеобщему среднему образованию. По количеству специалистов с высшим образованием страна вышла на первое место в мире. В СССР было, например, в пять раз (!) больше инженеров, чем в США. А КПД? А результат?

Результатом такой реформы явилась тотальная люмпенизация населения, когда вместо миллионов не слишком образованных, но дельных рабочих и крестьян мы получили миллионы «образованщины» – плохих инженеров, плохих врачей, плохих управленцев, да еще и вечно недовольных своей «незаслуженно скромной» судьбой. Окончивших десятилетку юношей и девушек, имеющих о себе высокое мнение, оказалось трудно приставить к станку, к коровьему стойлу, заставить служить в армии, крутить гайки, ставить клизмы, ткать полотно, чинить унитазы… Но даже американское общество не силах предоставить людям умственного труда свыше 40% рабочих мест: остальные 60% занимают люди физического труда; им, по большей части, от десятилетки только вред.

При этом престиж высшего образования в обществе сильно упал — достаточно распространенным стал уход лиц с высшим образованием на рабочие должности, которые не требовали диплома об окончании ВУЗа, но зачастую обеспечивали более высокий заработок.
Огромные массы недовольного своим положением населения, чья самооценка и требования к жизни оказались беспрецедентно завышены, стали со временем ударной силой антисоветской перестройки.