Так мы беззаветно фанатели во ВНИИ Мощного Радиостроения

 «Со-

Ветские конструкторы

Создали самый мощный в мире

Синхрофазотрон,

И по

Орбите носится

И сбить мишени просится

Советский электрон…»,

- так с восторгом  в пригородных электричках горланили мы студентами в еженедельных турпоходах.

     И вот, когда  троице студентов Ленинградского института АвиаПриборостроения (ЛИАП) предложили писать диплом во ВНИИ МощногоРадиостроения им. Коминтерна по тематике разрабатываемых мощных генераторов для мощнейших ускорителей, причем, в духе того времени, - закончить ЛИАП на полгода раньше срока, мы с удовольствием согласились.

      Институт мне показался очень престижным и был воплощением мечтаний о будущности. Даже издевательские строгости режима воспринимались с религиозным пиететом, как ритуальное жертвоприношение.

     Руководителем  моего дипломного проекта назначили (ныне навсегда поуехавшего) Семена Ефимовича Лондона - монопольно ведущего специалиста по широкополосным усилителям высокой частоты – человека, фанатично увлеченного  синтезом широкополосных фильтров, умницу, во многом  не от мира сего, вечно углубленного в себя.

    Я тут же с головой ушел в поставленную им исследовательскую задачу разработки широкополосного фильтра (с аппроксимацией по Чебышеву) для одного из разрабатываемых мощных высокочастотных усилителей. Все было азартно и интересно, да и (что говорить!) - в то время не зря были "физики в почете"... Единственно досадным оказался немыслимо большой объем расчетов необходимый для оптимизации. А ведь в то время обычный калькулятор  считался роскошью. Все на логарифмической линейке до рези в глазах.

      К концу срока дипломного проектирования оказалось, что у меня за сто листов материала по синтезу фильтра, но диплом  не состоялся. Мнения разделились: Семен Ефимович считал, что дипломная работа практически завершена, руководство в ЛИАПе - что объем материала близок к нулю. Друг с другом они не спорили,  я, естественно, оказался  в промежности.

Тем не менее, диплом пришлось аварийно завершать, включая весьма необходимые разделы по экономике, пожарной безопасности и т.д. Я проникся уважением к разработке и гордился полученной оптимизацией спроектированного четырехполюсника,  руководитель счел 60% материала работы оригинальной, но на защите диплома на комиссию это не произвело впечатления, и она очень дивилась, как это можно, большую часть диплома  посвящать расчету лишь какого-то  одного паршивого фильтра. Справедливость в очередной раз восторжествовала: я был  не понят и бит, диплом едва-едва вытянули на четверку.

     Однако, в связи с высоким средним баллом отметок диплома меня все же приняли в пятый отдел ВНИИМРа не младшим лаборантом, а с повышением: просто - лаборантом. Таким образом, чтобы дорасти до должности младшего инженера, в моей карьере осталась всего-то одна ступенька - старший лаборант. В результате, заработок мне определили лишь раза в полтора ниже, чем тот, что я получал до института - слесарем-жестянщиком на Электросиле.

     В "Коминтерне" я поработал с 65 по 76 годы, где совместно с талантливыми сотрудниками получил дюжину авторских свидетельств СССР и видел  много чрезвычайно незаурядных личностей. Разумеется, самыми интересными были ведущие специалисты, в том числе (в первое время) - начальники лабораторий. Это блестящие специалисты-фанаты-трудоголики-ишаки. Каждый из них безмерно во времени и по усилиям работал над своей узкой задачей электропреобразовательной техники (преимущественно для передатчиков и ускорителей частиц) на лампах или тиратронах (мощных полупроводниковых ключей тогда еще не было). И, как считали,  общие результаты были  мирового уровня!

      Откуда в то время бралась такая самоотдача, которую у нас сейчас, вероятно, можно встретить, пожалуй, только в бизнесе? По-моему, всех этих людей отличало счастливое сочетание честолюбия, работоспособности и профессионального таланта. По молодости мне их  трудно было понять, поскольку их внешне наблюдаемая часть личности была крайне мала, как у айсберга.

Петр Новыш Санкт-Петербург