Серёжа из-под парты

– Нина Семёновна! Приглядите за новеньким, в вашем классе. Серёжа Быстров. Приехали с мамой из другого региона. Мальчик непростой, побольше тепла ему уделите, – директор школы Анжела Сергеевна пытливо посмотрела на классную, будто сомневаясь, доверять ли ей новенького. Потом решительно захлопнула личное дело.

– Идите, думаю, не мне Вас учить. У вас опыта в два раза больше.

Нина Семёновна, прихватив сумочку и классный журнал, подалась в класс, стараясь держаться попрямее, без предательски сгорбленной спины и шаркающей уже походки. Вспомнила про «опыта в два раза больше» и ускорила шаг.

А директор взяла сотовый телефон и тут же перезвонила:

– Олеся Сергеевна? Доброго дня. Отдали Серёжу вашего в надежные руки, к самому опытному возрастному педагогу. Как вы и попросили, не сказала, что из Донбасса. Хотя, думаю, ничуть бы это не повлияло на его адаптацию. Кто вам это сказал? Да, был один случай. Но он был вызван именно бесплатным кормлением детей из семей участников СВО. Дети, они ж максималисты. Не понравилось некоторым, что кто-то ест за деньги, а кому-то привилегии. Нет-нет. Я прослежу, всё будет под контролем. Никто не обидит!

Третий класс Нины Семёновны был такой же, как и везде: в меру хулиганский, в меру начитанный, были тут и свои «ботаны», и свои оболтусы. Беда одна – не очень дружные. Сколько парт, столько «партий». А Нине Семёновне хотелось, чтобы как у неё в детстве: один за всех, все за одного. А они сидят, тайком поглядывают в свои телефоны, на переменах глаз от них не отрывают.

В этот раз всё было не так. За третьим столом никого не было, хотя ранец на нём стоял. Но именно к этом столу были прикованы все взгляды. Нина Семёновна пригляделась, не понимая, в чём дело. И вдруг увидела: под столом сидел мальчик. прислонившись спиной к стенке стола. В классе похохатывали, переглядывались, смотрели на неё, ожидая реакции.

– Доброе утро! Садитесь, – привычно поприветствовала она класс. – Да, я вижу, что наш новенький пока не обрёл себе места. Надеюсь, никто его не обижал? Даже если он нашёл себе необычный уголок, это не значит, что мы забыли об уроке. Итак, сегодня мы изучаем на уроке чтения «Серебряное копытце». Кто-нибудь из вас уже знает, кто написал это произведение? Нет? Кто-то читал о хозяйке Медной горы? «Огневушку-поскакушку»? Беда с вами. Вы кроме сотового телефона ничего не читаете? – качнув головой, подошла к доске и начала писать фамилию автора:

– Берём тетрадь и записываем: «Павел Петрович Бажов. 1879-1950 годы», – размеренно-привычно диктовала она новую тему. Потом молча подошла к столу с новеньким, подала ему ранец под стол и тихо сказала:

– Записывай тоже. Если тебе там удобнее, неволить не стану. Но спрашивать буду, как всех, хорошо?

– Хорошо, – прозвучало снизу.

Ребятишки мало-помалу потеряли интерес к спрятавшемуся ученику и втянулись в урок. Даже почитали по ролям, успели до конца урока.

Вместе с прозвеневшим звонком пулей выскочили в коридор, на перемену, толкаясь в тесных дверях.

Нина Семёновна раскрыла планы на столе, сделал пометки в журнале, а потом подошла к мальчику. Придвинув поближе стул, спросила:

– Сережа, тебя никто не обидел в классе, пока я не пришла?

– Нет. Я просто привык так сидеть, как в домике. Мне так спокойнее, – тихо ответил он.

– А в прежней школе ты тоже так учился, под столом?

– Сначала как все, а потом... – он замолчал. – А потом под столом.

– А не хочешь сказать, почему?

– Не хочу.

– Хорошо. Но я тебя буду спрашивать, как всех, договорились?

– Да.

Все уроки парнишка так и просидел под столом. Во время одной из перемен вылез, оправил пиджачок и вышел из класса, после того, как все уже убежали в сторону столовой. А потом снова засел под столом.

В это время в класс заглянула директор.

– Нина Семёновна? Все нормально?

– Да. Справлюсь, – успокоила её коллега. Хотя, признаться, была в недоумении: как поступать с заупрямившимся мальцом. Глазами показала на столик, под которым маячила спина парнишки и вихрастый затылок, неровно обстриженый. Директор удивленно замерла у входа, сунулась было к нему, но классная решительно заступила дорогу:

– Спасибо, что зашли... У нас сейчас информатика, – и отрицательно качнула головой в сторону столика. Мол, не надо пока. Директор понятливо отступила назад, кивнула согласно и потихоньку ретировалась.

Новичок, на удивление классу, так и просидел все четыре урока под столиком. Менял учебники и тетради, приловчившись, писал там, устроив тетрадь на поверхности ранца. Вопросов по теме учительница ему пока не задавала: не знала, как поведёт себя, если попросту сесть за стол ещё не решился.

Второй и последующие дни ничем не отличались от первого. Мальчишка, заходя в класс, кивал всем и... устраивался под столом. Попытки его разговорить ни к чему не привели: он угрюмо молчал. Драться с ним по поводу «затворничества» можно бы было, если бы не страшный шрам на голове и шее, уходящий под воротничок рубашки...
Нина Семёновна, на второй день разглядевшая этот страшный шрам, успокоилась со своими педагогическими намётками в этот день, и оставила парнишку в покое.

– Пообвыкнется, притрётся, – глядишь и вылезет на свет Божий, – решила она. – Мало ли что там случилось, может, ещё и вспомнить-то страшно.

Одноклассникам при случае, пока новичка не было в классе с утра, строго-настрого приказала не обращать внимания на необычного ученика, не лезть с расспросами.

– Захочет, сам расскажет. Беда какая-то стряслась, видимо. Такие шрамы так просто не появляются.

На следующей неделе мальчишка вдруг поднял руку на вопрос учительницы. Та спокойно кивнула головой, будто каждый день ей из-под парты тянулась рука.

– Выходи, Сережа, отвечай.

Тот вышел, поправил одежду и с достоинством подошёл к доске. Стоя там, бегло решил написанную задачу и объяснил её.

Только тут все разглядели новичка: худенький, с остреньким подбородком. Прямой нос и упрямая, недетская складочка между бровей уже показывали характер. По тому, как парнишка разделался с задачей в три действия, было понятно, что явно не из отстающих.

– Молодец. Садись. Хотя, – принеси-ка свои сегодняшние записи по всем урокам, – попросила учительница.

Класс притих, всем было любопытно, как поведёт себя новенький у доски. Подойдя к своему убежищу, он достал ранец, поставил его на стол, достал нужные тетради и отдал учительнице. Та бегло проглядела записи, удивлённо покачивая головой:

– Ещё раз молодец! Всё в порядке. Я боялась, что у тебя сложности: всё-таки не за столом работаешь. Глядите! – и показала ребятам вначале одну, потом вторую тетрадь.

Вика Савицкая, – её стол был сразу за Серёжиным, – схватила ранец и тетрадь и пересела под стол, глаза ее блестели от неожиданного поворота урока.

– Серёжа, я с тобой, – прошептала она соседу-затворнику, который немного растерялся от такого участия. Потом демонстративно уткнулся в свою тетрадь, стараясь не глядеть на белоснежные колготки неожиданной соседки.

– Нет, нет, так не пойдёт, – запротестовала Нина Семёновна. – Не станем разгадывать Сережиных загадок, какие у него причины. Захочет, расскажет нам, не захочет, – значит так надо. Думаю, это пройдёт. А все остальные всё-таки сидят, как положено. Мне нужно видеть ваши глаза, дорогие мои, – поднажала она.
Сергей взглянул на неё благодарно из-под стола и устроился там поудобнее.

Прошло недели три. Класс, к удивлению Нины Семеновны, сдружился. Тех, кто приходил посмотреть на новенького, выпроваживали. Ребятня не бежала теперь прочь из кабинета на переменах, а окружала столик новенького. Двое неразлучников-бузотёров – Стас и Алька, заныривали под стол, и посиживали там, как будто так и надо. Даже Вика, к пальцам которой как будто намертво прилип сотовый телефон, оставила наконец аппарат покое, и разъясняла Сереже задачу из математики, низко склоняясь со стула под поверхность стола.

Разгадка странному поведению новенького пришла неожиданно, от физрука. На перемене он покатил в коридоре старенький теннисный стол, сложенный книжкой. Колеса были резиновые, шума особо не наблюдалось. Но напротив класса Нины Васильевны порушенная за годы использования половинка стола с ужасающим грохотом свалилась на пол с металлической рамы. Видать, потерялся в пути последний шуруп, который её держал. Звук был такой оглушительный, что все, кто был в классе, вскрикнули от неожиданности. А новенький попросту упал на пол, прикрыл себе голову ранцем и тонко закричал:

– Мамааааа... я боююююсь!

Он намертво вцепился в ранец, так что побелели костяшки пальцев, и крепко прижимал его к голове. И даже подвывал от страха. Это было столь неожиданно, что никто и не подумал рассмеяться. Нина Семёновна стремглав бросилась к малышу. Упала на пол сбитая ею же сумочка. Вытянула его из-под столешницы, прижала к себе:

– Серёжа! Сережа! Это физрук столешницу уронил, не пугайся. Что ты, что ты? Успокойся.

Тот обхватил учительницу и, пряча лицо в её жакете, спросил:

– Это не обстрел? Правда? – руки его ходили ходуном, зуб буквально не попадал на зуб от страха.

– Нет, Сережа! У нас этого попросту не бывает, какой обстрел? Всё, всё, успокаивайся... – обнимая мальчишку, Нина Семёновна почувствовала под пальцами страшный шрам на затылке, мельком взглянула на остальных детей.

– Я… я... так боюсь снова бомбежки, – всхлипывая говорил мальчик. – Мне часто снится, что я опять там, в Горловке, под завалами. Что я снова прячусь под какую-то плиту, чтобы меня не расплющило.

– Говори, говори, Серёж, – поглаживала его по плечам учитель. – Выговаривайся... Мы все поможем тебе, не переживай. Да ведь, дорогие мои, – почти умоляюще взглянула она в класс. И радостно ворохнулось в сердце: ни один из класса не смотрел насмешливо, а у девчонок были на глазах слёзы. Да и сама она вытирала свои глаза, стараясь, чтобы ребятня не заметила.

– У нас не бывает этих бомбёжек, честно-пречестно, – первой подбежала Вика, обняла и учителя, и Серёжу. Это было как сигнал: все вскочили со своих мест, окружили троих и обнялись так, что уже не понять было, где Серёжа, где Вика.

– Погодите, дети! Вы меня уроните! Вы же такие уже большие, – пыталась вырваться Нина Семёновна из круга детских объятий. – Давайте уже сядем? Все по своим местам. Даже Серёжа, да? – освободившись от учеников, она вместе с Сергеем подошла к столу и села. Он примостился рядом, не отрывал от неё рук, всё еще придерживался за её одежду. Мало-помалу успокоился. Хотя ещё видно было, что край его пиджачка запоздало трясло.

– Все сели? Серёжа, ты прости, я же не знала, что ты из Горловки, – расстроилась Нина Семёновна. – Не знаю, почему меня не предупредили. Но точно знаю, что у нас не бывает бомбёжек. Мы тут как у Христа за пазухой. И не будет никогда. Ты мне веришь?

– Верю, – он совсем по-детски подавил в себе затерявшийся всхлип и рукавом вытер глаза. А потом твёрдо сказал: – Я буду теперь сидеть как все. А когда папа вернётся с войны, и школу отремонтируют, и наш дом, мы вернёмся домой.

– Конечно, Серёжа. И мы всем классом поедем к вам в гости, правда же? – Вика подошла к приоткрытой форточке. Весна сегодня разошлась вовсю. Она крупными каплями стучалась в козырёк над окном. Капели со всего размаху разбивались в водяную пыль, которая просвечиала радугой. Солнце по– хулигански врывалось между оконных переплётов в класс, начисто отменяя дисциплину, которая к концу апреля и так хромала.

И ребятне, как всегда, с приходом тепла так хотелось лета, а ещё больше – мирного неба над головой... Потому что все в классе сегодня поняли, что значит «мирное» небо.