Каскад бифуркаций

На модерации Отложенный

После вчерашнего послания Путина, которое фактически перевело состояние спецоперации из кризиса в некую норму, которая теперь должна войти в нашу жизнь как постоянная величина, появилась точка зрения, что теперь это надолго. Уже звучат оценки, измеряемые годами: Донбасс освободим за пару лет, до Киева — за два-три года, до предместий Львова — еще год-полтора... Понятно, по умолчанию предполагается, что эти оценки будут корректироваться и, конечно, в сторону большего увеличения. «Вправо», как любит туманно изъясняться Песков.


Думаю, что всё это иллюзия. Нет никаких лет впереди. События развиваются во вполне рациональном, а значит — моделируемом — сценарии. Что я имею в виду?


Одной из особенностей (не только российских, а вообще особенностей катастрофических событий как таковых) является возникновение непрерывного каскада бифуркаций. На примере я могу это показать всем видимой и известной последовательностью. В начале 2020 года Россия вошла в запроектированную историю с «пандемией» коронавируса. Зачем, почему, какие цели и задачи, чего достигли — это отдельный вопрос. Интересный, но в данном случае важна его характеристика. Это был классический кризис, целью которого было разрушение глобального гомеостаза, то есть, устойчивого и возвращаемого к некой точке равновесия состояния. И Россия вписалась в эту историю, причем на вторичных ролях, сугубо объектным образом. Вынужденность входа в этот проект можно проследить на том основании, что буквально за пару месяцев до этого Путин стремглав сразу после Нового 2020 года собрал высшую знать и объявил о запуске процедуры трансферта — то есть, передачи власти. Под эту процедуру срочно с кровью было решено ломать через колено конституцию, вводить пятым колесом в телеге четвертую ветвь власти Госсовет с неясными функциями и полномочиями и с очевидным желанием Путина десантироваться в этот самый Госсовет, оставив себе контрольные функции над всеми другими ветвями власти. Став бессменным и неизбираемым Отцом нации, стоящим над всей вертикалью. Сюжет Казахстана, в общем.


Не срослось, пришлось все сворачивать, брать под козырек и бегом впрягаться в спущенную сверху историю. Поэтому и появилось «обнуление», так как первоначальный сценарий был сломан уже в феврале-марте 2020 года.


«Пандемия» - это был типичный кризис, который сам по себе начинался бифуркацией — Путин мог послать внешних игроков и продолжить свой собственный проект трансферта, ну, или подчиниться и начать отрабатывать внешний заказ. Кстати, то, что Кремль буквально был поставлен перед фактом, говорит о вторичности России по отношению к реальным хозяевам мира. Никто уважительно с Путиным заранее не советовался, ему просто прислали уведомление — исполняй. Поэтому и пришлось всё ломать на ходу.


Мы все в курсе, что Путин задание провалил. Система управления настолько деградировала, что все контрольные сроки и показатели были провалены. Мало того: кризис завел систему управления в тупик, из которого она выбраться в рамках этого кризиса уже не могла. А потому возникла новая бифуркация (причем, что важно отметить — сам по себе кризис, пускай и на последнем издыхании управления им, продолжался). Эта бифуркация выглядела следующим образом: пытаться продолжать коронавирусную повестку (Китай, к примеру, вытягивал ее еще целый год) или создать новый кризис, который перекрыл бы кризис предыдущий.


Таким новым кризисом стала спецоперация. Она по сути, закрыла коронавирусный сюжет и запустила свой собственный кризис. Причем градус нового кризиса оказался гораздо выше. Он потребовал жесткой мобилизации управленческой системы под новую задачу, перезапустил террор и насилие внутри страны, запустил агрессию, направленную во внешний контур. При этом мы видим, что управление этим кризисом подходит к крайне опасной черте утраты этого управления. Аппаратная война, которую запустил Пригожин — человек абсолютно системный, и который в обычных условиях никогда бы не стал выносить в публичное поле противоречия внутри системы — это маркер крайней нестабильности внутри управления нынешним кризисом. И даже неважно, сожрут Пригожина в этой аппаратной возне или нет (скорее всего, сожрут, хотя это неточно). Важно то, что перед системой возникает крайне настоятельная потребность появления новой точки бифуркации.


И вот здесь стоит остановиться. Каскад бифуркаций в целом всегда подчиняется закономерностям, присущим так называемым реккурентным последовательностям. Не буду усложнять пояснительную часть, скажу здесь лишь то, что закономерности выглядят следующим образом: период каждого нового цикла (нового кризиса) уменьшается, амплитуда (рост административных издержек на управление этим кризисом) растет. С каждым новым циклом времени до нового кризиса всё меньше, а расход админресурса в каждом новом цикле только растет.


Два года коронавирусного кризиса — и вынужденный запуск нового, другого. Сейчас новый кризис отсчитал ровно год, и нет никаких сомнений, что управляемость им резко падает. Еще не ноль, но до нуля она не упала и в первом цикле. Срочно требуется новый кризис, которым будут закрывать и перекрывать возникшие издержки от первого и текущего второго кризисов.

Если этого не сделать, управленческая система войдет в метастабильное перенапряженное состояние, за которым неизбежное ее разрушение.


Нужно понимать, что сама по себе управленческая система — это в некотором смысле Голем, то есть, квази-живой организм с минимальным набором инстинктивных реакций, главные из которых — инстинкт выживаемости и потребление ресурса. Поэтому вне зависимости от уровня интеллекта живых составных частей этой системы-Голема, они действуют в сложном пространстве рационального, иррационального и реакций самого Голема. В этом смысле Голем, борясь за свое выживание, будет вынужден создавать новый кризис, с помощью которого он попытается переключиться от уже проваленного кризиса, который буквально выжрал отведенный под него ресурс, на какой-то новый. Какой — я не знаю. Пока могут быть довольно широкие варианты. Но поиск уже идет, и времени для него критически мало.


Закономерности поведения каскадных бифуркаций определяются двумя постоянными, носящими имя их исследователя Митчелла Фейгенбаума. Не могу сказать, насколько они в точности могут применяться к социальным системам, так как этим системам присущ ряд факторов, которых нет и не может быть в любых других системах (это факторы иррациональных моделей поведения, характерных для разумных существ — проще говоря, факторы и закономерности социальной психологии). Эти факторы не могут не влиять на строгие и поддающиеся исчислению закономерности, выведенные Фейгенбаумом, но то, что общий вид происходящего вполне в них вписывается, сомнений не вызывает. Собственно, два предыдущих кризиса и два предыдущих каскада бифуркаций полностью соответствуют качественному описанию событий, характерных для моделей теории бифуркаций.


Вывод из этого сложного текста следующий: пока идут боевые действия, и пока они развиваются в соответствии со своей логикой и своими моделями, уже идет поиск нового кризиса, которым административный Голем будет пытаться прикрыть кризис текущий. Из которого он не может выйти иначе, чем через свою полную аннигиляцию. А так как инстинкт выживания требует от Голема действий во имя своего спасения, он будет вынужден создавать новый кризис, причем в максимально сжатые сроки. Этот кризис пока «затеняется» идущими боевыми действиями и во многом корректируется их ходом, но общий итог идущей войны уже понятен и известен (под этим термином стоит понимать и собственно боевые действия, и экономическую войну, и войну геокультурную, символьную, которую Россия уже проиграла), и за ним — тяжелейшее поражение, капитуляция, более чем вероятный крах режима и, значит, необратимое разрушение самого Голема в его текущей версии-ипостаси. Чего он, безусловно, будет пытаться избежать. А потому новый кризис — единственное, что он может сделать ради своего спасения. Временного, но инстинкт выживания работает именно так. 


На мой взгляд, времени для его организации немного — от силы полгода. В случае, если система не сумеет переключиться на что-то другое, она попадет в необратимый сюжет, выход из которого она уже не вытянет. За которым последует её разрушение и пересборка во что-то новое. Новое — значит, другое, с новым и другим Големом, а значит, эту систему такой сценарий не устраивает абсолютно.


Отсюда и сроки: примерно четыре-семь месяцев максимум. То есть — конец лета, как крайний срок, за которым боевые действия будут прекращены (скорее всего, через капитуляцию, и единственное, что сейчас Голем может попытаться сделать в рамках текущего кризиса — это минимизировать потери при его завершении), после чего все ресурсы административной системы будут переключены на какой-то новый, еще более короткий и гораздо более разрушительный с точки зрения расхода управленческого ресурса, кризис. Что это будет, повторюсь, я не знаю. Могут быть догадки, предположения или гипотезы, но не более того.


Однако то, что никаких двух-трех и тем более больше лет нет, это факт. Всевозможные Z-патриоты могут рисовать перед собой долгосрочные перспективы, как они будут через пять-семь лет маршировать по улицам Львова, но в реальности времени у них остается примерно до конца, а может, и до середины лета.


Пока, во всяком случае, я думаю, что общий рисунок событий выглядит именно так. Но катастрофа (а все, что я описываю, относится именно к катастрофическому сюжету, в котором мы пребываем с конца 2019 года) — она процесс вероятностный. Всегда возникают факторы, которые ранее не принимались во внимание за их незначительностью. Но именно они, накапливаясь, всегда создают новые критические точки. Так что всё это — пока модель. И к ней стоит относиться именно как к модели.


Одно могу сказать точно — любое планирование «изнутри» в условиях катастрофы является делом бесперспективным. Особенно, когда ты — объект этой катастрофы. Запад (и НАТО) по отношению к происходящему с Россией, находится вне происходящих событий, и вот как раз он может позволить себе планирование, а точнее, сценирование (план А, план Б и так далее). Мы находимся внутри событий, а потому планировать что-либо невозможно вообще. Можно лишь реагировать, более или менее адекватно. То есть — выбирать между плохим и очень плохим сюжетом. Других в катастрофах не бывает. Вот когда она себя исчерпает — тогда появятся сюжеты более оптимистичного свойства. Но не сейчас.