С.А. Смирнов. Красный террор в Нижнем Новгороде. Август 18-го

Необыкновенная активность апологетов красного террора в лице функционеров партий КПРФ и "За правду", прежде всего г. Прилепина, выразившаяся в частности, в требованиях возвращения на Лубянскую площадь памятника Дзержинскому и исключения из школьных программ произведений А.И. Солженицына, позволяют вновь обращаться к трагедии вековой давности - катастрофе 1917 года, гражданской войне, геноциду, развязанному партией большевиков во имя удержания власти. Уроки истории не усвоены, поэтому мы нуждаемся в повторении пройденного.

Лучше всего история постигается на примерах местных событий - в отдельно взятых городах и весях. В этом случае она перестает быть абстракцией и становился осязаемой и зримой. Террористическая деятельность Ленина и его окружения в период развязанной лидерами большевизма гражданской войны не имеет ни оправдания, ни срока давности. То были преступления против человечности, народа, государства, и таковыми они должны быть объявлены на государственном уровне, если рассматривать их с нравственной точки зрения.

Начало красного террора обычно связывают с принятием (по инициативе Я.М. Свердлова) декрета ВЦИК (2.09.1918), приказа наркома НКВД Гр. Петровского "о заложниках" (4 сентября) и постановления совнаркома о красном терроре (5 сентября). Однако во многих местах массовый террор в силу тех или иных местных событий и условий, начался много раньше. Так было и в Нижнем Новгороде, где старт террору был дан печально известной ленинской телеграммой от 9 августа 1918 г.

Тогда созданный по приказу безумного вождя партии военревком (Г.Ф. Федоров, И.С. Шелехес, Я.З Зиновьев-Кац, И.Л. Коган, Л.М. Каганович и др.) инициировал, предоставив полную свободу действий Губчека, аресты сотен заложников из числа офицеров, чинов полиции и корпуса жандармов, лиц торгово-промышленного класса, интеллигенции. Начались и массовые расстрелы.

Вероятно, хотя бы приблизительную цифру жертв можно узнать, заглянув в до сих пор засекреченные архивы ведомства. Сегодня в открытом доступе имеются лишь отрывочные данные. Так в книге С. Ратьковского "Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году" приводится основанная на публикациях советских газет цифра расстрелов в августе - 101 человек. Из них на уголовные элементы пришлось 25 казненных, на политических - 76 (соотношение развенчивает миф о преимущественно антикриминальном характере деятельности органов ВЧК).

Кто конкретно вошел в эту статистику, наверняка, усеченную?

Известные нам отрывочные сведения таковы.  16 августа газета "Рабоче-крестьянский нижегородский листок" напечатала первый крупный список подвергнутых расстрелу "контрреволюционеров" из шести человек. В нем, кроме прочих, значились бывший начальник жандармского управления Иван Петрович Мазурин и командир 10-го гренадерского Малороссийского полка Георгиевский кавалер Василий Михайлович Иконников. То было чистое политическое убийство – по признакам былой деятельности и неугодного мировоззрения. И то была все более утверждающаяся система деятельности вооруженного отряда партии коммунистов – ВЧК.

Другие именные расстрельные списки в Нижнем Новгороде в августе не публиковались (их поток хлынет в сентябре), хотя отголоски активности нижегородских чекистов время от времени звучали то здесь, то там. В частности, Петроградское телеграфное агентство распространило 22 августа сообщение о расстреле в Нижнем по приговору Губчека 11 человек. В телеграмме говорилось, что комиссией "производится окончательная чистка города" (см. фото выше).

Есть основания предполагать, что именно в это время шли многочисленные расстрелы офицеров. Имена некоторых из них будут фигурировать в сентябрьских устрашающих извещениях ЧК, будучи включенными в них задним числом. Как выяснилось, павловский гимназист А.И. Самойлов был расстрелян местной чрезвычайкой еще 8 августа, хотя губернская газета "Рабоче-крестьянский листок" опубликовала соответствующий список с его именем лишь 8 сентября.

К слову, один из нижегородских журналистов, ярых апологетов партийно-коммунистического террора, о мотивах расстрела гимназиста недавно написал с подкупающей откровенностью: «Кто даст гарантию, что юноша не состоял в какой-нибудь настоящей подпольной организации? И не готовился целенаправленно убивать сторонников советской власти?». Эту наивность можно, конечно, объяснить недалеким умом автора сего пассажа, но разве не такой была логика всех без исключения чекистско-карательных органов в СССР, выполнявших и перевыполнявших преступные директивы вроде декрета о красном терроре и приказа НКВД № 00447?

Но вернемся к вопросу о красном терроре в августе. Судя по всему, видна только надводная часть этого айсберга, подводная же скрыта в недоступных историкам архивах либо вообще не отложилась ни в каких отчетах и реляциях. Кое-где нам попадаются лишь намеки, проступающие сквозь пелену времени и секретности. В архивно-следственном деле прапорщика Константина Люсинова, вернее, в заключении о его реабилитации, есть такие слова: 6-го августа арестован, 10-го августа допрошен, 20-го августа - по данным губчека - расстрелян. Вместе с тем, список, где значился и Люсинов, был опубликован только 1 сентября и в публикации говорилось о расстреле 41 заложника, состоявшемся минувшей ночью на Мочальном острове Волги. Что это за «данные губчека», на которые ссылался прокурорский работник, исследуя архивно-следственное дело и, вероятно, делая те или иные запросы, можно лишь гадать.

То же, по-видимому, происходило и со многими другими офицерами: расстреливали их не в сентябре, а в августе, в период наибольших успехов белого подполковника Каппеля. Ударной силой Народной армии Комуча, захватившей при явном сочувствии населения огромные территории Поволжья, были именно добровольцы-офицеры, потому стремясь обезопасить тыл от возможного повторения случившегося в Самаре, Симбирске, Казани, чекисты приступили к истреблению прежде всего русского офицерства. Именно офицеры составили львиную долю узников первых концентрационных лагерей, оборудованных в Нижнем по настоянию главаря совнаркома и решению военревкома, в частности, в бывшем остроге и в Крестовоздвиженском монастыре. Факт существования такового в мирной женской обители подтверждают воспоминания бывшего прапорщика Геннадия Васильевича Кирьянова, записанные в свое время журналистом М. Хазановым (рукопись хранится в областном архиве). В архивно-следственных делах расстрелянных в тот период нет никаких улик, убивали мнимых контрреволюционеров с превентивной целью. Все, чьи дела были рассекречены, на сегодня реабилитированы как жертвы политических убийств.

Согласно отчету губчека за сентябрь, за минувший месяц в Нижнем было арестовано 900 человек. Только в губернской тюрьме на Арзамасском шоссе в это время содержалось 300 человек, половину их составляли офицеры. Отчет гласил, что одним лишь отделом по борьбе с контрреволюцией за сентябрь было расстреляно 45 человек.

Как водится, это лишь часть обще статистики, ибо расстрелы велись и другими отделами, а также уездными ЧК. Упомянутый выше С. Ратьковский сообщает об отложившихся в советской периодике за сентябрь 87 расстрелах контр-революционеров. Конечно же, и эта цифра не полная, ибо в органах ВЧК было принято публиковать лишь часть таких списков. Другая часть, как правило, оставалась неопубликованной, а то и вовсе не попадала в чекистские отчеты - таких примеров немало.

Никакие сиюминутные политические интересы не должны побуждать наше общество к сокрытию исторической правды, отказу от морали и человечности в оценке событий прошлого. И если для тех или иных безответственных политиков или чиновников это правило не указ, то для высшего руководства страны он должен быть обязательным императивом.

Станислав Смирнов