АНАТОЛИЙ МАРКОВИЧ ГУРЕВИЧ. СУДЬБА КЕНТА.

КЕНТ - ЛУЧШИЙ РАЗВЕДЧИК-НЕЛЕГАЛ

НА СЛУЖБУ К НЕМЦАМ

Однажды мне позвонила Маргарита: "Мой брат арестован бельгийцами и выслан во Францию, его жена - немка - выехала туда же. Так вот, ее сестра приехала в Брюссель и работает в интендатуре секретарем одного из видных начальников. Мне хотелось бы познакомить ее с вами".
Мы встретились у меня дома. Во время беседы фройлен Амен вдруг призналась, что состояла в близких отношениях со своим шефом и забеременела. Во-первых, это может опозорить его семью - фабрикантов табачных изделий. А во-вторых, он был вынужден пойти на службу в интендатуру, чтобы избежать отправки на фронт, и теперь может лишиться работы. Нельзя ли найти где-нибудь такого врача, чтобы тайно сделать аборт? "Маргарита мне сказала, что у вас много друзей в Бельгии, это верно?"
Я говорю: "Верно". И нашел специалиста. С тех пор я стал сотрудничать с интендатурой на деловых основаниях. Вскоре мне удалось основать акционерное общество. Деньги на это собрала Маргарита, у меня самого их, конечно, еще не было. Ведь деловые связи, которые мне передал ее отец, находились в Чехословакии, Германии и Бельгии. С этого момента я стал президентом акционерного общества и его директором-распорядителем. Директором-коммерсантом был назначен один бельгиец, которого рекомендовал мне заместитель Треппера Гросфогель.
Так мы стали работать на интендатуру.
В то время многие бельгийские фирмы продолжали существовать только благодаря тому, что поставляли свой товар немцам. Однажды нас попросили заказать специальные ткани. Я спросил, для чего? Сказали, что начинается война в Африке и надо защитить солдат сеткой от насекомых. Я заказал ткань. Через некоторое время говорят: "Вы не можете заказать полтора миллиона алюминиевых ложек?" Я спросил: "Зачем столько?" - "Дело в том, что готовится война против Советского Союза и нам, возможно, будет необходимо организовать лагеря военнопленных, а к этому надо заранее готовиться". Все эти данные я сразу передал в Москву.
Жиль Перро не случайно привел потом в своей книге один интересный момент. Когда абверовец Ганс Пиппе, проверяя, почему наша фирма пользуется такими льготами, обратился к начальнику интендатуры, тот ответил: "О, это самая солидная фирма, ей руководит южноамериканец, который устраивает для нас королевские приемы". Эти приемы были действительно хорошими, а руководили и организовали их Маргарита Барча с фройлен Амен. Во время этих приемов я, конечно же, не пил и делал вид, что мне абсолютно неинтересны разговоры военных чиновников. Но когда немцы уходили, шел к себе в кабинет, шифровал полученные сведения и наутро отправлял по рации в Москву.

БЕЗ ПРАВА НА ОШИБКУ

Когда началась Великая Отечественная война, я уже хорошо зарекомендовал себя в интендатуре. Вскоре Треппер сообщил из Парижа в Москву, что ему удалось завербовать русского барона Максимовича, который имеет возможность выполнить задание в любой стране. Центр ответил, что необходимо срочно организовать его встречу с советскими разведчиками в Берлине. Треппер схватился за голову: как Москва могла дать такую радиограмму с адресами и фамилиями... Я сказал Трепперу, что, вернувшись в Бельгию, попытаюсь получить визу в Берлин. Понимая, что получить ее очень трудно, я устроил прием у себя дома. Было хорошо и весело, и вдруг я печально сообщил - у меня есть приглашения во многие страны, в том числе в Прагу и Берлин, а ведь сейчас иностранцу могут не дать визу. Генерал сказал: "Ну что за ерунда. Я сумею содействовать". Получив визу, я организовал новый банкет, после которого немецкие офицеры проводили меня на вокзал.
Это было второе задание, полученное мною из центра. Первое заключалось в том, что мне поручалось в марте 1940 года восстановить связь с военным разведчиком в Швейцарии Шандором Радо, обучить его шифрованию и передать ему программу радиосвязи с центром. Задание было выполнено, что позволило Радо с середины 1940-го по 1944 год передавать центру важную военную информацию.
Выполняя задание на поездку в Прагу и Берлин для встречи с резидентом советской военной разведки, я должен был пересесть в Нюрнберге на поезд, идущий в Прагу. В вагонах никого не было, за исключением одного немецкого полковника. Мы разговорились, и я рассказал о своих деловых связях, по которым еду в Прагу. Он предложил воспользоваться его автомашиной и подвез меня в забронированную мною гостиницу. Это дало мне приоритет беспрепятственного перемещения по городу.
Наша резидентура в Праге находилась в одном из антикварных магазинов, неподалеку от которого я остановился. Вскоре я как бы ненароком поинтересовался у администратора гостиницы об адресах крупных антикварных магазинов. Тот рассказал, что есть один такой поблизости, и дал мне адрес именно того, где я должен был встретиться с агентом. Но магазин был закрыт, а после ряда неудачных попыток попасть в него я увидел: из соседнего дома вышла женщина и, сообщив, что хозяина арестовало гестапо, спросила, что мне надо. Я ответил, что адрес дал мне администратор гостиницы, пояснив, что магазин очень хорош. Женщина подтвердила его слова. Я понял - чешская резидентура раскрыта, но я полностью обезопасился от провала.
Главным в этой поездке было создание деловых связей для работы основанной мной фирмы "Симекско". Она была настолько успешной, что, как потом подтверждали многие независимые источники, в течение 1941-1942 годов мне за счет ее деятельности удалось содержать ряд советских резидентур в Бельгии, Франции и Нидерландах.

НЕСКОЛЬКО ВЕРСИЙ ПРОВАЛА

Дальше мой путь лежал в Берлин, где я должен был встретиться с Куртом Шульце (радистом военной разведки резидентуры Ильзы Штебе). Предполагалось обучить его шифрованию и передать программу прямой радиосвязи с центром. Это было выполнено.
Затем я встретился с Харро Шульце Бойзеном и его женой. Во время нашей встречи он предоставил мне ценную информацию для передачи из Брюсселя в Москву.

Речь шла о военных действиях под Москвой, о потерях немецких ВВС, подготовке к весне 1942 года нападения на Кавказ для захвата нефтеносных месторождений в районе Майкопа... Сообщалось и много других важных сведений, которые я переправил сразу по прибытии в Брюссель. Вскоре я получил радиограмму: вся информация доложена "главному хозяину" (Сталину), и он дал ей высокую оценку, объявив мне благодарность.
Все продолжалось хорошо - вплоть до провала в декабре 1941 года. Как такое могло произойти, не знаю. Версий существует много.
В том месяце ко мне домой приехал Треппер: шеф боялся останавливаться в гостиницах, опасаясь разоблачения. Наутро он пошел по своим делам, а я - к себе в офис. Вдруг он позвонил - немедленно приезжайте домой. Голос показался странным. Когда я приехал, он сообщил мне, что произошел провал в доме на улице Аттребаты, где стоял передатчик. Я спросил, что делал там сам Треппер? "Хотел встретиться со всеми друзьями", - ответил он. "Так это же конспиративная квартира! - воскликнул я. - Передатчик обнаружили ночью?" Он ответил, что да. Почти сразу же Треппер на попутной машине уехал в Париж. Я забрал Маргариту с ее сыном и переехал в дом моего зама по фирме.
К этому времени абвер уже установил, что в районе действует радиопередатчик. Дело в том, что связь была крайне неустойчивой, и порой приходилось посылать шифровки по много часов подряд, что, конечно, могло навести на след. Но определить точно, в каком именно доме работал радист, немцы не могли. Как выяснилось, в ту ночь они поступили очень просто - вычислили передатчик, отключая электричество поочередно в домах по всей улице. Передатчик продолжал работать. Но когда абверовцы обесточили дом № 101, радиостанция замолчала.
Немцы задержали много наших людей. Им повезло, что в это время они оказались в доме. Треппер, когда его задержали, предъявил документы от моей фирмы и от строительной организации немцев "ТОДТ". Позвонили в абвер, и там дали команду его отпустить. Треппер побежал к агенту Шпрингеру, который также намеревался прийти на конспиративную квартиру, и сумел его предупредить. Потом встретился со мной, после чего скрылся в Париже.
Но провал мог быть и не столь серьезным. Ведь Треппер сам не имел связи, поэтому и шифровал и передавал в Берлин сообщения только я. Треппер же уговорил меня дать личный код агенту Макарову - якобы разрешил центр. Когда же всех схватили, то абвер с помощью Макарова смог быстро расшифровать все мои сообщения, над которыми безуспешно билось это управление. После моего ареста первой дешифровкой, предъявленной мне в гестапо, была та, где мне давалось поручение приехать за заданием в Берлин с указанием всех, с кем надо встретиться. Когда я увидел это, то чуть не потерял сознание на допросе.
Еще задолго до моего ареста мы полностью перевели на нелегальное положение всю агентуру.
В этот период я активно работал в своем филиале в Париже и уже давно через Гросфогеля был знаком с Корбеном, своим замом по этому филиалу, которого знал только как бизнесмена. Впоследствии Треппер зачем-то приписывал мне использование Корбена в качестве разведчика. Когда Корбена арестовали, его жену и дочку допрашивали, где можно найти Жана Жильбера (псевдоним Треппера). Им пригрозили расстрелом, и тогда они посоветовали обратиться к одному стоматологу, у которого Жильбер периодически бывал. В свою очередь, стоматолог сообщил абверовцам, когда Жильбер собирается быть у него. И когда тот появился и сел в кресло, они его арестовали. А оклеветанный Треппером Корбен все-таки был расстрелян - как советский разведчик.

"ПРЕДАТЕЛЬ "КАПЕЛЛЫ" - НЕ ВЫ!"

Меня арестовали в Марселе 9 ноября 1942 года обычные полицейские. Они привели нас с Маргаритой в полицию и поместили в одну комнату, затем передали гестапо. По пути в Париж мы остановились в гостинице. А чтобы мы не вздумали бежать, нас полностью раздели и так оставили в запертой комнате до утра. Затем нас направили в Брюссель и поместили в тюрьму форта Бреендорк, где начались допросы. Их вел начальник зондеркоманды гестапо "Красная капелла" (боровшегося с нами отдела абвера. Кстати, это название закрепилось и за нами, пока абвер нас ловил. Мы же себя никак не называли) Гиринг и капитан абвера Пиппе.
Поскольку французские полицейские взяли меня лишь по подозрению в разведдеятельности, то я, играя до последнего момента, стал требовать, чтобы ко мне, как к уругвайцу, пригласили посла моей страны. Хотя и понимал, что они его не вызовут. Видя, что я не собираюсь сдаваться, абверовцы провели очную ставку с одним из схваченных моих агентов - Избутским. Тот был сильно избит и сказал, что я действительно "маленький шеф" "Красной капеллы", а большой живет в Париже. Я отказался признать это, и тогда привели французскую радистку Сокол, также сильно избитую. Но она не опознала меня. И тогда мне показали ту самую шифрограмму.
Берг напоил меня кофе с коньяком, привел в чувство и предложил немного прогуляться. В разговоре с ним выяснилось, что еще при кайзере он работал полицейским и, спасая жизнь себе и своей семье, после падения Веймарской республики перешел на работу в гестапо. Он сказал: "Вы не волнуйтесь - предатель не вы, а Макаров", о чем я мог догадаться и раньше. Я понял, что с расшифровкой моих заданий арестованы и немцы - Шульце-Бользен, Харнак и Кукхоф.
Из Бельгии меня перевели в Берлин и поместили во внутренней тюрьме на улице Принц-Альбрехтштрассе, 8, где продолжалось следствие. В декабре 1942 года начался судебный процесс над группой антифашистов, входящих в так называемую "Красную капеллу".
Расправа над "Красной капеллой" была скорой и жестокой. И хоть какие-то внешние формальности были соблюдены (процесс проходил в здании суда), Гитлер потребовал ускорить вынесение приговоров, которые и так были предрешены. В итоге 6 января 1943 года имперский военный суд приговорил к смертной казни 14 наиболее активных борцов. Из 129 находящихся под следствием по делу "Капеллы" казнили 49. Трое покончили жизнь самоубийством в камерах, и 77 приговорены к различным длительным срокам заключения.