Жительница Донецка: после начала спецоперации ничего не изменилось

Наш корреспондент Рустем Сафронов побывал в Донбассе и взял интервью на улице прифронтового Донецка.

Мы находимся на одной из оживлённых улиц Донецка — улице Постышева. Ходят люди, ездят автомобили. Только что в кафе зашли люди в камуфляже, один из них без ноги. Дыхание спецоперации, так или иначе, ощущается.

Сегодня у нас встреча с Ириной Мавродий — местной жительницей. Она работает бухгалтером. Живёт в селе Раздольное, которое расположено неподалёку от Донецка.

— Ирина, расскажите, как складываются последние восемь лет Вашей жизни, и как она изменилась с началом специальной военной операции?

— Последние восемь лет были самые разнообразные. Были путешествия, выезд в Россию, возвращение, налаживание жизни. После начала спецоперации ничего не изменилось кроме чувства, что наконец-то началось.

— Вы ждали этих изменений?

— Все понимали, что, так или иначе, будет большая спецоперация. Даже тот, кто не признавался, всё равно так думал. И чем раньше она начнётся, тем лучше.

— Если смотреть на отношение к нынешний событиям жителей Украины, то кажется, что украинцы полны решимости вернуть эти земли. Думаете, это реально?

— Думаю, нет. Здесь уже Россия. Мы ментально уже не украинцы. Моему ребёнку 12 лет, когда начались проблемы у нас тут, ему было 4 года. Он не понимает украинского языка и не говорит на украинском. Если мне всё равно на каком языке говорить, то он говорит на русском.

— И у детей, и у молодёжи как-то очень быстро вытеснился украинский язык. И ощущения, что ты принадлежишь к такому государству, как Украина, нет уже давно.

— Люди уже думают, что не вернётся Украина сюда. Надеются, что не вернётся. Хотя, есть и такие, которые надеются, что вернётся.

— Значит, есть люди, которые считают себя украинцами и с украинским самосознанием даже сейчас?

— Да, есть, конечно. Хотя, они могут быть не украинцы по национальности. Я даже знаю таких, которые не украинцы по национальности, но считают себя украинцами по месту жительства.

— Они сердцем и душой принадлежат Украине?

— Да. Так и есть.

— Спецоперация не сблизила вас с ними, а, наоборот, развела?

— Если нет каких-то оскорблений и каких-то проблемных ситуаций. Каждый имеет право на свою точку зрения. Я не могу сказать, что этих людей обижают. Просто, кому не нравится, — не слушают.

Кого не устраивает их точка зрения, с ними не контактируют. Их никто никуда не девает. Они ходят с нами по улице. Я думаю, это нормально.

— Если бы не спецоперация и кровопролитие, вы вполне могли бы жить в едином государстве и находить общий язык?

— Да, находили бы. Человеку свойственно приспосабливаться, даже когда идёт спецоперация.

— Что же вас принципиально разделило, что сделало Донбасс отдельным от прочей Украины и заставило его дрейфовать в сторону России?

— Мне кажется, что у нас нет этого желания всех убить, тех, кто думает не так, как мы. Нет этой жестокости. Агрессии, по отношению к тем, кто мыслит по-другому. Мой однокурсник из Ивано-Франковска после начала спецоперации орал в трубку: "ты сепаратистка, мы за тобой идём". Хотя, мы с ним раньше нормально общались. А тут он угрожает мне физической расправой. После этого мы, конечно, не общались.

— Вашей семьи как коснулись эти события?

— Сначала были по разные стороны родственники. У меня тётка из Волновахи, с которой мы, по сути, очень близко живём, но не имели возможности встретиться. После начала спецоперации брат ушёл на фронт. Получил ранение. Переживаем за него.

— Ранение достаточно серьёзное?

— Да, достаточно серьёзное — миновзрывная травма. Он сейчас пока не ходит. Но мы надеемся, что начнёт.

— Вы верите в успех специальной военной операции? Вы верите в то, что удастся освободить Донбасс?

— Часть Донбасса уже освобождена. Нельзя сказать, что верю или не верю в успех. Другого варианта не может быть. Я считаю, что поражение невозможно. Всё равно будет только победа.

— Я сегодня на улице встретился с одним ополченцем из Мариуполя, поговорил с ним. Он сказал, что сражается за селение недалеко от Песков. Сказал, что за неделю боёв продвинулись на 600 метров. Всё идёт тяжело.

— Всё идёт медленно, но верно. Если хотеть это сделать с меньшими жертвами и с меньшим ущербом для военных, то торопиться не надо.

— Вы по происхождению гречанка, а кем Вы себя чувствуете? Русской? Украинкой? Гречанкой? Всем вместе?

— Когда я жила на Украине, всегда было ощущение, что я гречанка. Я никогда не называла себя украинкой. Принадлежность к государству принимала, но для меня национальность была приоритетнее. Сначала гречанка, а потом — гражданка Украины.

Когда на время переехала в Россию, на время боёв, я поняла, что я украинская русскоговорящая гречанка. Для меня было настолько понятно, что мы непохожи. Я бы никогда не сказала, что я русская. Сейчас прошло восемь лет, я думаю, что мы уже все русские. Да, я гречанка, но принадлежность к Родине — месту, где ты живёшь, Россия — это больше перетягивает.

Я живу на Донбассе, и буду продолжать жить на Донбассе, трудиться во славу Донбасса — это же моя Родина!