Израильтяне -Жизнь в состоянии постоянной войны. о сирене воздушной тревоги, бомбоубеж

https://hromadske.ua/ru/posts/zhizn-v-sostoyanii-postoyannoj-vojny-izrailtyane-o-sirene-vozdushnoj-trevogi-bomboubezhishah-i-obstrelah

У границ Украины в настоящее время находятся около 130 тысяч российских военных. Угроза начала эскалации растет. Украинцы собирают тревожные рюкзаки, проходят курсы первой домедицинской помощи, вступают в территориальную оборону.

Мы привыкаем к состоянию, в котором Израиль живет уже несколько десятилетий. Чтобы понять, как это — существовать в постоянном состоянии войны, когда ночью могут разбудить сирены, hromadske поговорило с тремя жителями разных городов Израиля.

«Все жители Израиля знают, что делать в случае атаки»

Дмитрий, телевизионный оператор, житель Ришон-ле-Циона, переехал из Украины 10 лет назад: 

Нас сложно сравнивать. Израиль очень подготовленная страна, и здесь не рассматривают даже вероятности вторжений. У нас бывают только воздушные атаки.

Я живу в городе Ришон-ле-Цион, это недалеко от центра. Ближайшее бомбоубежище — в соседнем подъезде. 

Во многих квартирах в новостройках или реконструированных домах есть комната безопасности — мамад: с утолщенными стенами, железными ставнями, бронированными дверями. В нее можно мгновенно забежать и закрыться, даже на пол ложиться не нужно. Но в нашем доме такой комнаты нет — в случае воздушной тревоги нужно выбежать на улицу и перебежать в соседний подъезд. Успеть нереально, поэтому мы просто спускаемся на лестничную площадку, где встречаемся со всеми соседями. Там пережидаем первые атаки. Если понимаем, что они будут продолжаться — отправляемся в бомбоубежище. Домашних животных — двух кошек — мы с собой не берем. Они очень боятся сирен и сразу прячутся под кровать.

Тревожного чемоданчика у нашей семьи нет. Наверное, мы к этому халатно относимся. Но, надеюсь, если что-нибудь случится — сможем восстановить документы.

<button class="FullScreenButton"></button>Бомбоубежища не для всех

Многие бомбоубежища в Израиле действительно в хорошем состоянии — обустроенные, с запасами воды, еды, консервов, с туалетами. Но довольно часто жильцы домов хранят там свои вещи и велосипеды.

Но люди, живущие на юге близ Сектора Газа, жалуются, что бомбоубежищ в их городах мало: в старых домах их вообще нет. Выбегать на лестничную площадку там еще опаснее, чем оставаться в квартире. В таких случаях местные власти устанавливают бетонные бункеры во дворах. 

Падаешь на землю и прикрываешь голову руками

Все жители Израиля прекрасно знают, что делать в случае атаки. Если во время воздушной тревоги ты оказался на улице, а рядом ничего нет — падаешь на землю и прикрываешь голову руками. Если есть заграждение — лучше спрятаться за него. Если ты в машине — останавливаешь ее, отбегаешь подальше, падаешь на землю и прикрываешь голову руками. Идеально, конечно, чтобы рядом было бомбоубежище. В периоды обострений, конфликтов люди стараются как можно меньше куда-нибудь уезжать и быть ближе к защищенным местам.

«Когда юг обстреливают, жители Тель-Авива могут беззаботно сидеть в кафе»

Впрочем, если здесь начинается конфликт — жизнь не останавливается. Люди продолжают жить. Часто бывает такое, что юг обстреливают, а жители Тель-Авива могут беззаботно сидеть в кафе. Связь и интернет не пропадают, магазины работают. Когда начинаются воздушные атаки, обучение в школах отменяют. Если это неожиданно, то в школах, конечно, есть бомбоубежища. А во время сильных обстрелов на юге северяне приглашают южан к себе в гости. Все объединяются и помогают друг другу. 

Кажется, в 2014 году, когда было очередное обострение, появилась информация о том, что у солдат на границе закончилась туалетная бумага и носки. И люди по всей стране стали организовываться. Появились специальные точки сбора продуктов для солдат, хотя израильская армия очень хорошо обеспечена. Люди просто завалили военных бумагой, носками и  продуктами.

Об атаке сообщат всем

Здесь нет истерии, разве что у тех, кто только что приехал. Людям тяжело впервые это пережить. Помню, когда я услышал сирену, у меня не было паники, я знал, что мне нужно делать и просто следовал инструкции. В Израиле есть служба тыла, а у нее сайт и приложение со всеми инструкциями, что нужно делать во время обстрелов, землетрясений, где ближайшее бомбоубежище. В случае конфликта служба доносит информацию любыми доступными способами: через смс-сообщение, телевидение, интернет, радио на всех языках.

«Когда начинается конфликт, я должен работать в горячих точках»

Привык ли я? Наверное, да. Это все очень неприятно. Из-за того, что я работаю на телевидении, в те моменты, когда начинается конфликт и все сидят дома, я должен ехать в горячие точки. Было несколько действительно опасных случаев. Однажды мы были возле Сдерота — самого близкого города к Сектору Газа. Снимали там на холме, оттуда красивый вид на Сектор Газа. Вдруг услышали взрыв, было впечатление, словно где-то около нас упала ракета. Мы подняли головы и увидели, что она действительно упала — на соседнем холме, где обычно тоже записываются журналисты. Военные часто их оттуда сгоняли, но как только солдаты уезжали, пресса возвращалась. Там все поросло сухой травой, которая сразу загорелась. Хорошо, что нас там не было.

«У нас есть 15 секунд. Встаешь с кровати и сразу бежишь в бомбоубежище»

Евгения, режиссер монтажа, живет в Сдероте:

Я переехала из Киева в Израиль 10 лет назад, последние два года живу в Сдероте. Это самый близкий к Газе город. То есть, даже если войны нет, к нам все равно раз в месяц может прилететь. 

Помню, как только мы с мужем заселились в нашу квартиру, я вступила в группу жильцов дома. В первое утро мы просыпаемся, и я читаю сообщения от соседей — все ли закрыли окна? Я еще подумала: странные люди, зачем это делать, на улице тепло. Говорю мужу: закроем, вдруг дождь пойдет. И вдруг как завизжали сирены! Впервые так страшно, когда кто-то человеческим голосом кричит: «Красный свет! Красный свет!» Оказалось, что окна нужно было закрывать, потому что начинали бомбить. Соседи прочитали об этом в новостях и все предусмотрели.

«Сначала я просто плакала, сидя в бомбоубежище»

Это неприятно. Меня до сих пор трясет от объявлений из громкоговорителей. Даже когда приезжаю в Киев и слышу их в метро, ​​мне кажется, что это сирена. 

Сначала я просто плакала, сидя в бомбоубежище. В других городах у людей есть минута, чтобы куда-то добежать, а в Сдероте — 15 секунд. Это значит, что у тебя фактически нет времени. Встаешь с кровати и сразу бежишь в бомбоубежище. 

У нас есть «Железный купол», он защищает. Но из последеней операции мы поняли, что тактика Сектора Газа была другой. Они запускали ракеты по Израилю по разным направлениям, в том числе и на центр страны. «Железный купол» не всегда справлялся. 

Когда едешь из города, оставляй ключи в секретном месте

Вспоминаю, год назад, когда была очередная операция и били с такой интенсивностью, что некуда было деваться, мы с товарищем пытались выехать на машине в Тель-Авив. И вот по дороге я решила выйти погулять с собакой, и вдруг включилась сирена. Мы в панике упали. Я лежала у мусорки, и уже только на работе в Тель-Авиве выяснила, что упала в кучу мусора, и на моей белой футболке помидоры. 

Потом написала в группу соседей: какая ситуация в городе?

Соседка спросила, не оставила ли я ключи от своей квартиры: они могут погулять с моей собакой. Оказывается, у всех на этажах есть секретные места, где жильцы оставляют ключи — если кто-то не сможет вернуться, то соседи присмотрят за домашними животными и перекроют воду. 

Однажды мы решили навестить друзей, потому что у меня уже ехала крыша от этой сирены. Взяли собаку, я прихватила две пары трусов, футболку. Думала, что мы едем на несколько дней, а затянулось все на две недели. Потом начали бомбить Тель-Авив. Подруга ходила покупать мне нижнее белье, но все, что она нашла перед шабатом — военные трусы большого размера. 

«Не понимаю, зачем нужны тревожные рюкзаки»

Но тревожных рюкзаков у нас нет. Не понимаю, зачем они. Если нужно будет бежать, все, что нужно взять с собой — это зарядка от телефона, кредитная карта и паспорт. Документы можно восстановить. Меня больше беспокоит, что будет, если сломают мою электронную почту или банковские карты. А вот трусы всегда можно купить. 

Как все это влияет на меня? Кроме того, что потом нужно пить снотворное, никак. Период эскалации очень нервный, но в то же время понимаешь, что у тебя тысячи друзей, у которых можно поесть, переночевать. Тебе все звонят по телефону, пишут. 

Жизнь не останавливается.

Как приедет «скорая», когда город обстреливают?

Помню, был обстрел Тель-Авива, и ХАМАС предупредил, что будет стрелять в 21:00. Мы решили пойти съесть мороженое. До кафе дошли в 21:02. Через пять минут начались обстрелы, мы забежали в подъезд, и с нами еще несколько туристов из Франции. Один из них начал терять сознание. Мне стало страшно не за себя, а за него. Я понимала, что нужно вызвать «скорую», но как она приедет, если город обстреливают?

«Многие люди получают травмы в панике»

Очень часто бывают травмы. Когда начинаются обстрелы, люди падают, вывихивают ноги. Недавно был случай, когда девушка бежала, в панике ударилась головой в стену и сломала себе нос.

Я тоже вспоминаю, как однажды сломала челюсть, и в течение минуты ко мне подошло много людей. Часть из них были врачами, еще некторые — офицерами. Мне дали направление в «скорую», детально рассказали, что мне делать. 

Израиль — это страна, где все служат в армии. Когда что-нибудь случается — все очень организованы и знают, что делать.

«Взрывы среди ночи, минометы, автоматноые очереди — это нормальное явление только для нас»

Джозеф, музыкант, живет в Ашкелоне:

Половину своей жизни я прожил в Сдероте, городе неподалеку от Сектора Газа. Сначала системы оповещения там не было, и ракеты падали каждый день по несколько раз. Мы научились естественными методами предугадывать атаки: условно, если стая птиц разлетается мгновенно с какого-то места или дерева — значит, ракета упадет в том направлении. Впоследствии появилась система оповещения, а после нее — «Железный купол», до сих пор успешно выполняющий свою функцию.

Сейчас я живу в Ашкелоне, это немного дальше от Сектора. В городе сейчас тихо и спокойно. Но как бывший военный с 13-летним опытом я понимаю, что взрывы ночью, минометы и автоматные очереди — это нормальное явление только для нас, израильтян.

<button class="FullScreenButton"></button>Т

«Даже наш лабрадор знает, что после сирены есть 21 секунда»

В Ашкелоне сирены бывают крайне редко. На попытки атак, происходящие не в период эскалации или конфликта, реагирует система оповещения. 

В моей квартире есть комната безопасности, защищающая от ракет. Даже наш лабрадор хорошо знает, что после сирены есть 21 секунда. Собака первой идет в комнату и высовывает морду — мол, почему мы до сих пор не зашли? Простые правила спасают жизнь, хотя многие пренебрегают ими. Бывает, слышишь: звучат сирены, а люди достают телефоны и снимают видео в соцсети. 

Одна из последних жертв — пожилой мужчина, украинец. Он вышел покурить, и прозвучала сирена. Он не укрылся. Ракета упала на соседней улице, а обломок попал ему прямо в сердце. Мужчина умер.

Во время последней эскалации я часто ездил на телевидение, чтобы рассказывать о ситуации в городе, и однажды сработала сирена. Если бы я не лег и не накрыл голову, может, и не спасся бы. У меня не было ни царапины, только шоковое состояние и еще наглотался угарного газа, но встал и пошел.

«Меня забирают на службу практически при каждой эскалации»

В Израиле наш тревожный рюкзак — это форма, сменная одежда, запасная зубная щетка — и на службу. Из страны мы уезжать не можем, внутри бежать некуда. Детей и жену можно отправить к родителям.

Меня забирают фактически при каждой эскалации. Тот вид войск, в котором я служил, предполагает это. Также забирают тех, кто служил в «Железном куполе», службе тыла, контртеррористических войсках, разведке.

Часто государство использует такие призывы для психологического давления. В новостях сразу появляется информация о 20 тысячах резервистов, показывают, как мы садимся в автобус, едем на тренировки, стрельбы. У террористических организаций это вызывает панику.

«Я не чувствую войну, потому что не могу себе этого позволить»

Если меня не забирают на сборы резервистов, то я работаю на месте: опекаю детей в бомбоубежищах, стараюсь помочь репатриантам, пожилым людям, тем, кто боится. От осколков и ракет очень многие впадают в панику, получают стресс. Мы работаем с ними, успокаиваем. Я не чувствую войну, потому что не могу себе этого позволить.

Вместе с волонтерами одной общественной организации мы также занимаемся обустройством бомбоубежищ. Обращаемся к городским властям и просим отдать их под музыкальные или танцевальные кружки для детей. Мы оборудуем их кондиционерами, горячей водой, интернетом, телевидением за счет спонсоров и поддерживаем в надлежащем состоянии.

Эскалация, которую можно предсказать

Благодаря моему военному опыту я могу предсказать с точностью до нескольких часов, когда начнется очередная эскалация. Мы с женой очень любим гулять в приграничных местах на выходных — там так хорошо. Но по поведению солдат, по тому, как ездят патрульные машины, как подвозят технику, все становится понятным.

«Я вынес из дома шестимесячного ребенка, умершего у меня на руках»

Один из самых страшных случаев в моей жизни произошел, когда я был курсантом в полиции в Сдероте. В тот день я вернулся домой и вдруг услышал звук ракеты. Системы оповещения тогда еще не было. Выяснилось, что на соседней улице разорвался снаряд. Он попал в дом, где жили репатрианты из Эфиопии. Я добежал туда почти мгновенно. Все горело, всюду была пыль. Я вынес из дома шестимесячного ребенка, который умер прямо у меня на руках. Тогда я был в шоковом состоянии, под адреналином. Потом понял, что все части тела ребенка свисали как гнилые овощи. Я еще очень долго не мог ездить по той улице. Через десять лет жена уговорила, сказав, что стоит себя все же пересилить. В конце концов, мы приехали и установили там памятник.

«Мы привыкли к войне и знаем, что раз в полгода ее нужно ждать»

Конечно, к такой ситуации нельзя привыкнуть. В последнее время ракеты начали долетать до центра страны. Пусть это будет грубо сказано, но южане радовались, когда ракеты попадали туда. У нас иногда Тель-Авив называют отдельной страной, потому что его жители не солидарны с происходящим на юге. 

Мы на юге привыкли к войне как к нормальному явлению и знаем, что раз в полгода ее нужно ждать. Вероятно, через месяц можем снова столкнуться с эскалацией. Все к тому идет.