О пенсионной реформе и либеральных шараханьях

Недавно премьер-министр Владимир Владимирович Путин создал Институт социально-экономических и политических исследований. Руководителем назначен Николай Васильевич Федоров – известный в стране политик и государственный деятель, экс-президент Чувашии, экс-министр юстиции, экс-член Верховного Совета СССР.

Почему премьеру понадобилась альтернативная или параллельная интеллектуальная структура наряду с тем, что по его поручению трудится обширный экспертный коллектив, возглавляемый Владимиром Александровичем Мау и Ярославом Ивановичем Кузьминовым? Вопрос не тривиальный. Особенно если учесть, что институт под руководством Федорова не обременён длительной идеалогизированной предысторией, не вовлечен  (по крайней мере, пока) в отчетливые научные идеалогические школы ни правого либерального, ни левацкого толка, ни какого-либо ещё говорильного жанра, если сопоставлять его с требуемыми кондициями научно-экспертных разработок, которыми научное сообщество обязано подкреплять действующие власти. Зачем?

Надо полагать, что расколотые идейные пространства, расколотое общество и неоднозначные результаты развития для такого опытного политика и руководителя, как Путин, свидетельствуют о том, что дела обстоят не так просто, как это пытается преподнести радикальная и даже экстремистско-либеральная экспертная школа. Вероятно, появились сомнения в том, что догмы могут быть эффективны в управлении. Сомнения эти не первой свежести. Гибель советской системы в значительной степени была вызвана неэффективностью научной и управленческой догматики.

Двадцать лет либерального шараханья от советской модели в прямо противоположную полярную область показали, что догма не имеет прописки. Она может быть и левой, и правой, но всегда одинаково неэффективна, и даже, более того, лукава, потому что обслуживает интересы не страны в целом, не народа и его большинства, а узких корпоративных групп или космополитических эшелонов. Это, конечно, размышления из области реконструктивных предположений, но тем не менее...

Обратимся к конкретной теме, обсуждаемой в пространстве корректив «Стратегии – 2020», – к вопросам пенсионной системы. Приведу цитату руководителя работ В.А.Мау: «Просто надо понимать, что стратегия развития пенсионной системы, она не в укреплении основ индустриальной пенсии, а в диверсификации и индивидуализации, так же как здравоохранение и образование». Совершенно замечательная цитата, которая показывает, что сторонники столь радикально-либерального подхода, настаивая на своей догматике, не собираются учитывать никаких реалий.

Что такое индустриальная пенсия? Это трудно понять, потому что в профессиональном словаре пенсионного законодательства индустриальных пенсий не существует. Существует социальная пенсия, существует накопительная пенсия, существует персональная пенсия, но не индустриальная.

Здесь, вероятнее всего, имеется в виду следующее: Пенсионный фонд страны пополняется за счёт отчислений из фонда оплаты труда, прежде всего в сфере материального производства, или уж, во всяком случае, какого бы то ни было производства, отсюда у господина Мау и возникло словообразование «индустриальная пенсия». По его мнению, схема, которая действует в стране, в рамках которой труд оплачивается, и фонд оплаты труда облагается страховыми пенсионными отчислениями, должна быть изменена.

На что необходимо её поменять? На некую «диверсификацию» и «индивидуализацию». Что такое диверсификация – понять трудно, но, как можно догадаться, речь идёт о том, что каждый человек будет выживать, как сможет. К старости выколачивать себе пенсию – то ли из работодателя, то ли из государства по синдикативной схеме, то ли откладывая в течение всей жизни деньги на накопительный счет в частном пенсионном фонде. Ясно одно: диверсификация – это подход, противоположный унификации, а точнее единому общегосударственному подходу, который предполагает самую надёжную гарантию в масштабах любой страны - государственную ответственность за состояние пенсионной системы и выплаты людям, отработавшим всю свою  жизнь и вышедшим на заслуженный отдых. Значит, данный манифест означает дальнейшую ликвидацию единой государственной ответственности, единого государственного механизма.

Что такое индивидуализация? А это ещё более радикальное обозначение коридора, в котором господа либералы собираются реформировать пенсионную систему. Снова каждый сам за себя. Вообще философский принцип коллективизма или корпоративного общежития человеческого сообщества в масштабах страны упорно меняется на индивидуумный подход. Этот постулат зиждится на известной теории, а именно, - социал-дарвинизме. Её основной принцип – выживает сильнейший. Это человеконенавистническая теория, недалёкая от идеологии фашизма: сильные, способные выжить в борьбе за существование (их, конечно, меньшинство) относятся к слабым, как к недочеловекам, отверженным, изгоям.

Но вернёмся к конкретной финансово-организационной нормативно-правовой основе пенсионной системы страны. Итак, в принципе, человек, вышедший на пенсию, получает вознаграждение за свой жизненный труд. От кого? Он может получать вознаграждение от самого себя, если накопил заначку; от своего работодателя, если это корпоративная пенсия; от частной пенсионной компании, в которую он ссужал свои пенсионные накопления, где они шли в инвестиционный рост  (практически банковская схема процентного наращивания своих депозитов). Наконец, пенсионер может получать вознаграждение от общества, от государства, которое благодарно человеку за труд.

Как видим, эти градации чётко отражают идеологическую палитру: индивидумно-индивидуалистическая либеральная концепция с одной стороны, с другой стороны кооперативная, социальная, социализированная, общежитийная концепция устройства государства. Чему отдать предпочтение? Что наиболее надёжно и что наиболее нравственно? Что наиболее социализировано и очеловечено? Понятно, что это последняя опция. Она формируется таким образом, что, во-первых, в стране и экономической системе акцентируется труд. Труд приветствуется, труд оплачивается, а нетрудовые источники права на получение блага, соответственно, ограничиваются (рента, процентные доходы, доходы на оборот всякого рода виртуальных ценных бумаг и бумажек). Во-вторых, если это оплачиваемый труд, то чем больше он оплачивается, тем выше отчисления, которые затем могут попасть в пенсионный кошелёк бывшего работника.

Что мы имеем в России? В России мы имеем так называемую зарплатоёмкость ВВП: отношение объёма оплаты труда к валовому внутреннему продукту держится на уровне 30%. Ухищрения Росстата, который к этой величине добавляет практически по произволу ещё 15%, он объясняет теневыми выплатами. Но ведь теневая выплата потому и теневая, что она не учитывается - с неё не взимается налогов, не производится пенсионных отчислений.

К тому же она объективно неизвестна. По какому произволу, по какой методике и с какой степенью надёжности Росстат эту цифру употребляет – никому неведомо. Если же оперировать вычисленной и подтверждённой отраслевыми макробалансами, мезобалансами, и минибалансами известных и прозрачных предпринимательств долей в 30%, то, по сравнению с соответствующей долей в сопоставимых по индустриальной развитости государствах, российская зарплатоёмкость ВВП занижена в 2 – 2,5 раза. Логичный арифметический вывод: в таком же объёме занижены отчисления в Федеральный Пенсионный фонд.

Вопрос: как пополнить доходы Пенсионного фонда? Очевидный ответ: оплата труда в стране должна быть увеличена в эти самые 2 – 2,5 раза. Сейчас Росстат, пользуясь некоторым набором манипуляций, даёт среднюю зарплату по стране в районе 21 тысячи рублей. Об этом говорил и премьер на отчёте Правительства в Государственной Думе. Опрос, который мы проводим по стране по собственной выборке, показывает, что реальная цифра, во-первых, меньше на 20-25%, а во-вторых,  она крайне диверсифицирована  по территории. Но даже не это важно, важно, что средняя оплата труда должна быть увеличена до 40-50 тысяч рублей в месяц.

Однако если озвучить эту цифру в небезызвестном либеральном кругу, тут же возникнет встречный довод: «Ну, вы хотите развить инфляцию, она съест эти доходы, она дестабилизирует экономику и…». И всё это абсолютно не верно. Неверно почему? Оплата труда в стране, влияя на платёжеспособный спрос населения, действительно могла бы увеличить инфляцию, если бы не одно «но». Если бы эта же часть финансов не шла в накопления, в банковские депозиты, которые порождают кредитный портфель инвестиционного назначения, который, капитализируясь, увеличивает предложения товаров и услуг, что снижает инфляцию. Расчеты для российских реалий, математические модели показывают, что в России настолько занижена оплата труда, что её повышение не только не ведёт к росту инфляции, но напротив снижает её.

К тому же, существует нелинейная очень важная зависимость индивидуальной мотивации наёмного работника к производительному труду в зависимости от уровня оплаты его труда. От нищенской оплаты до уровня примерно в 30-35 тысяч рублей коэффициент мотивации практически не меняется и находится на нижнем пороговом уровне. Почему он не растёт по принципу «чем больше я могу получить, тем более готов интенсивно работать»? Потому что в этом диапазоне человек не стимулирован, он всё равно не в состоянии купить себе квартиру, построить коттедж, обеспечить дорогостоящее образование, или лечение, или путешествие по миру. Работай – не работай, всё равно ты будешь жить, выживая. В других странах нет этой планки. Там имеет место линейная пропорциональная зависимость мотивации труда и материального вознаграждения. Но в силу российской цивилизационной специфики и ментальности скачок индивидуальной мотивации к производительному труду возникает как раз на уровне 40 – 50 тысяч рублей в месяц, и это увеличение кратно. Это означает, что здесь вступает в силу нелинейный эффект, который опять-таки не столько повышает платёжеспособный спрос работника, сколько повышает его производительность труда, то есть объёмы предложения на рынок товаров и услуг. Это второй фактор, который контролирует инфляционные последствия роста оплаты труда и, более того, способствует снижению инфляции. Дальнейший рост оплаты труда на десятки и сотни тысяч рублей в месяц порождает свои нелинейные эффекты, но до них, как говорится, ещё как до Луны.

В этой ситуации увеличение в 2 – 2,5 раза объёмов фонда оплаты труда автоматически увеличивает объёмы отчислений в Пенсионный фонд. Кроме этого, Россия практически единственная страна такого уровня в мире, в которой не применяется прогрессивное налогообложение доходов. Ставка плоская, на деле она регрессивная, потому что по мере роста доходов доля оплаты труда в них существенно падает. Смешно себе представить, что миллиардер Прохоров идёт в кассу собственного предприятия и получает там ежемесячную получку. Конечно, эта группа людей получает доходы от имущества, от ценных бумаг, от финансовых спекуляций, но вовсе не от труда и не от его оплаты, при этом парадокс - ставка налогообложения всё та же – 13%. А вот ставки налогообложения иных источников дохода у нас составляют смешные значения, по сравнению с зарубежными аналогами. Прогрессивная шкала обложения налогами в зарубежных западных странах, которые, как правило, выдаются российскими либералами за образцы для подражания, достигает 80% (против российских 13%) в своём верхнем звене. Что это может дать? Это может дать механизм перераспределения индивидуальных доходов, которые пойдут на поддержку тех же социальных обязательств государства.

Вообще, пенсия – это величайшее историческое достижение института государства, когда коллективная гарантия, коллективный механизм позволяет выражать людям, прожившим трудовую жизнь, признательность от общества, при этом фиксируется высшая ценность труда, производящего благо. Всё это, конечно, находится в диссонансе с либеральной доктриной индивидуумного построения человеческого общества.

Таким образом, всё, что происходит с пенсионной системой в стране последние двадцать лет вполне системно. Снижение коэффициента замещения (напомним, что это доля величины пенсии по отношению к зарплате работника, уходящего на пенсию), от уровня 60-70% до 20% и менее прогнозируется практически всеми серьёзными аналитиками. И результат это закономерный, он связан с той системной экстремально либеральной трансформацией принципов жизни общества, государства и его финансовой, налоговой системой, которая последовательно внедряется.

Либеральная группировка, которая готовит сейчас предложения по коррекции «Стратегии – 2020», предполагает, как мы видим из приведённой цитаты, дальнейшую эскалацию тупиковой схемы. Совершенно понятно, что пенсионная система при этом не выиграет,  а возможности устойчивого социально-экономического длительного развития страны, на которых настаивал премьер, проиграют.

Как отметил недавно Путин, «Стране необходимо десятилетие устойчивого, спокойного развития. Без разного рода шараханий, необдуманных экспериментов, замешанных на неоправданном подчас либерализме или, с другой стороны, на социальной демагогии». Вероятно, не только мы начинаем понимать неэффективность, ограниченность и лукавость либеральной догматики, в связи с чем возникают надежды, что иные подходы, иные государственные управленческие решения не только возможны, но и признаются руководством страны достойными внимания.

--------------------------------------------------------------------------------

Сулакшин Степан Степанович, генеральный директор Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, д.физ.-мат.н., д.полит.н., профессор.