А что выбрал ТЫ?

Или ты русский, или ты ноль

Марина Хакимова-Гатцемайер

«Что будет стоить тысяча слов, когда важна будет крепость руки…»

С юности я знала наизусть Цоя, Башлачева, Майка, Летова и БГ. БГ похоронил Цоя, Майка, СашБаша, Летова.

Они умерли, но остались живыми.

Их поэзия жива. Она звучит сейчас, как песни времен Великой Отечественной.

А БГ жив, но влачит свое слепое тельце по лондонской мостовой.

БГ умер для меня лично.

Как предатель, как дезертир, когда не увидел сожженных людей в одесском Доме профсоюзов, когда высокомерно перешагнул через тысячи детских трупов в Донбассе, когда, попивая свой сладкий пастис, брезгливо прошлепал мимо сотен тысяч наших мальчиков в Чечне 1990-х.

Когда пел про абстрактные смыслы, не видя реальной жизни и нашей реальной живой смерти.

Когда, эй, ю, БГ, он решил, что он выше, ценнее всех русских людей.

Шахтера Паши.

Учительницы Вали.

Военврача.

Десантника.

Футболиста Саши из горловского футбольного клуба «Шахтер», который с 15-ти лет сражается за своих, за свою землю Донбасса.

Девочки, которая привыкла уже к обстрелам ВСУ.

Собирательный БГ высокомерно, лицемерно, двулично завывает на русском, уничтожая русских.

Собирательный БГ топчет тебя и меня. Пытаясь спасти свое мелочное, слепое и оглохшее тельце.

В середине 1990-х, работая на московском ТВ, я делала репортаж с презентации нового альбома Бориса Гребенщикова.

Он арендовал тогда какой-то очень понтовый зал с шампанским и шоколадом для репортеров.

Сидел за столом, к нему подходили съемочные группы и брали «эксклюзив».

В это время наши ребята погибали в Чечне.

У меня был список вопросов по поводу его нового альбома.

Но, когда очередь дошла до меня, я спросила о том, что меня волновало больше, чем его альбом:

– Борис Борисович, сейчас идет война в Чечне. Ребята погибают. Люди…

Что вы думаете об этом?

– Девушка, это же презентация нового альбома.

Давайте про альбом…, – как-то так ответил БГ.

– Борис Борисович, но ведь невозможно находиться в стороне от того, что сейчас происходит…

– Я буду говорить только о творчестве!

– Когда погибают женщины, дети, здесь – рядом, в нашей с вами стране…

– Давайте про новый альбом, – я не помню дословно, но смысл передаю точно, именно так мне тогда ответил БГ.

Не помню, какой там сюжет я сделала с презентации альбома, но ночью, после всех этих презентаций, я работала на криминальную хронику.

Пара убийств, пара автоаварий со смертельным исходом.

Это была норма. Нам платили 10 долларов за сюжет. Можно было легко за ночь заработать 100.

Ночами мы снимали трупы, а вечером – веселенькие концерты макаревичей и БГ.

Днем и вечером – шикарные вернисажи гельманов с шампанским, концерты, дефиле, перформансы, галереи, ночные клубы.

Ночами – кровища и трупы.

Тогда, в 1990-х, работая между кровищей и роскошеством, я поняла, что значит двуличие. Их и моя реальность.

Живая и мертвая реальность. Русская и не русская.

В одной реальности – война, уничтожение русских по всему миру. В другой – роскошные презентации и шампанское рекой.

В одной реальности – Донбасс, чудовищная ложь Запада, Багдад, Белград, Афганистан, Палестина, обнищание, голод, унижение, смерть.

А в другой реальности – элитненький БГ мечет стаканы на стол, зажимая в клювике веточку, вопит «за мир».

Этот его уютненький пьеркарденовский мирок с шампанским под Боба Дилана.

Эй, ю, собирательный БГ! Ты трясешься сейчас за свой белый билетик с шампанским, за свою крышу с радужным флажком, за свои плавки на кухне с евроремонтом, за кофе на Монмартре.

Ты судорожно оберегаешь свой пасторальный мирок, свою лицемерную и мертвечинную евроромантику.

Глухой и слепой старик, ты не видишь дальше евроремонта.

А мальчик из Ростова или из Тулы, пока ты воешь про «нас с тобою на…ли», воюет вот прямо сейчас и за тот самый русский язык, на котором – все твои песенки.

Где проходит эта граница между Башлачевым, Летовым, Высоцким, Днем Победы, песнями военных лет и талантливым Оксимироном, талантливым БГ и талантливым Нойзом, которые сейчас бьют нашим солдатикам в спину?

Почему собирательный БГ игнорирует сожжение людей в Доме профсоюзов в Одессе, почему БГ не видит полыхающего уже столько лет Донбасса?

Почему БГ, потомку блокадников, наплевать на нашу историю и на наш День Победы?

Эй, ю, БГ! Ты застрял в хиппанских прокуренных кухнях с похожим на плавки флагом.

Ты сам стал этим флагом – трусами от Кардена.

Самая прослушиваемая песня БГ за последние годы – «Нас с тобою на…ли». БГ поет эту песню, не врубаясь в то, что на…бал он себя сам.

Себя и своих белобиленточных фанатов. «Тусси-пусси», – говорят про таких на Западе.

Но нет больше белоленточного мирка.

Летовский дурачок ходит по Мариуполю в поисках живых.

А бэгэшный корнелий шнапс, ослепший и оглохший, трясется над своим евроромантическим златом.

Разделились на тех, кто «мне должны, мне нужно, мне тошно». И тех, кто «приняли смертный бой».

Специальная военная операция очень мощно, махом расставила все по местам. Русские больше не читают мантры.

Русские больше не слушают молча, не пританцовывают под блюзок, не интегрируются в ложную реальность, не ломают себя, не подстраиваются, не ждут подачки.

Русские – идут.

Русские – действуют. Сейчас важна крепость русской руки. А не тысяча еврослов.

Потому что смысл сейчас у русских один: выжить.

И русские сейчас – чеченцы, евреи, татары, дагестанцы, белорусы, немцы, украинцы – смотри на нашу карту.

Те, кто живые – воюют за жизнь. Те, кто мертвые – лепечут за мирок в радужных коротеньких штанишках.

В этих штанишках нет нации, нет мужчин или женщин, нет Родины, нет веры, нет живых людей, нет речи, нет музыки, нет культуры.

Есть только комфортная кухня с евроремонтом.

Когда речь идет о жизни и смерти, глупо петь про светлого мастера Лукьянова.

Ты придумал себе смерть под дымок благовоний в окружении пусси, мечущих стаканы на стол.

Это – вчера. Сейчас – смерть от «Точки-У» в Краматорске, которую никто не придумает себе сам.

Выбор: ты – русский и воюешь за своих.

Или ты – без национальности, без веры, без истории, без семьи, без прошлого и без будущего.

Ты – русский.

Или ты – мелочная карденовская дребезжащая тварь.

Быть русским или быть нулем. Такой выбор.

Очень талантливые современные поэты-либерасты, типа БГ и Окси, сейчас живут в прошедшей реальности – в реальности плюсквамперфект – без национальности, без веры, без смысла, без прошлого и без будущего.

Они оторваны от реальности, они слепые и глухие, хотя, может быть, им так и комфортно пока.

Они оторваны от реальности, потому что они не чувствуют войны на собственной шкуре, они же не знают про сожженных в Доме профсоюзов.

Но время сметает их, как пыль.

Время сильнее таланта.

Мертвецы сейчас лепечут «за мир».

Мертвецы пытаются ухватиться за свое мертвечинное прошлое с шампанским и презентацией.

Живые – воюют.

Новое время хлынуло.

Лови его, как снаряд.

И ложись в настоящем вместе с нашими мальчиками, прикрывая собою будущее.

Специальная военная операция развернула время.

Оно понеслось.

Нет больше кухни с евроремонтом, кофе на Монмартре, пляжей Барселоны.

Мариуполь – временной ориентир сегодня, даже если ты сейчас заливаешь свой доширак в панельке в Сыктывкаре.

Кажется, Пастернак писал о двух влюбленных, которые в 1917-м не заметили революции, потому что были влюблены.

Хорошие наверняка были люди, эти влюбленные.

Но если бы не Пастернак, их бы никто не вспомнил.

Кумир поет свою тысячу слов.

А никому неизвестные мальчики крепостью своей руки, крепостью своего духа спасают в том числе и кумира этого от смерти.

Потому что кому будут нужны его тысяча русских слов, если не будет на земле больше русских.