Чем принципиально отличается состояние катастрофы от любого из видов кризиса

Я уже писал, что режим Кремля, попав в буквальном смысле экзистенциальный тупик, в условиях полного краха и банкротства модели развития, которая была создана под непрерывный рост нефтегазовых и сырьевых доходов, очутился в очень узком коридоре решений. После 2019 года, когда распад модели и, соответственно, всей системы управления перешел от состояния кризисов в полномасштабную катастрофу, «коридор решений» превратился буквально в детерминанту — он утратил любые развилки и стал настолько узким, что развернуться и попытаться вернуться обратно хотя бы в состояние кризиса было уже невозможно. Впрочем, это совершенно нормальная история для любого катастрофического процесса: принципиальная невозможность выхода из него. После 19 года режим может пойти только в одну сторону — сторону обрушения. До 19 года у него были варианты, после — никаких.

Чем принципиально отличается состояние катастрофы от любого из видов кризиса (структурного или системного)? Тем, что в ходе кризиса система обладает либо свободным ресурсом (структурный кризис), либо возможностью маневра ресурсом (системный кризис), перераспределяя его между внутренним функционалом, сокращая ресурс для всех своих структур, не отвечающих прямо за устойчивость. В России таким перераспределением занялись на базе т.н. «майских указов», когда начали безжалостно резать здравоохранение, науку, культуру, образование, лесную отрасль, социальные программы и так далее.

При катастрофе нет ни свободных ресурсов, ни возможности маневра. Начинается распад структур, отвечающих за устойчивость. Поэтому система может получить ресурс только одним из двух способов (либо сочетая их) — это либо внутренний террор, который приводит к бегству людей, сокращению ими собственного потребления до минимума и ниже его (что высвобождает некоторую часть ресурса системы и перебрасывается на поддержание ее устойчивости), либо внешняя агрессия с целью захватить чужой ресурс.

Мы видим, что Россия сочетает оба эти способа. Однако каждый из них требует (как и любой антикризисный проект) чрезмерного напряжения усилий управленческого аппарата, который сам по себе пребывает в состоянии катастрофы (в ситуации катастрофы в нее попадают все подсистемы и структуры, невозможно держать хоть что-то в «нормальном» состоянии, когда вся система целиком вошла в подобный сюжет.

Кстати, поэтому есть вполне обоснованные подозрения, что российский «ядерный щит» существует, как нечто цельное — в складывающихся обстоятельствах он, скорее всего, тоже пребывает в руинированном виде).

Сказанное означает только одно: режим вынужден в непрерывном режиме переходить от внутреннего террора к внешней агрессии, меняя ее затем снова на внутренний террор, причем циклы будут «сжиматься» и сокращаться по времени, стягиваясь во все более тугую спираль. Чем больше усилий и ресурсов тратится на каждый процесс, тем быстрее и туже она сворачивается, тем быстрее система войдет в состояние сингулярности-коллапса.

Сейчас, когда поражение в «не-войне» на Украине лишь вопрос времени, на очереди внутренний террор. Уже выбран объект этого террора — так называемая «Семья», то есть, правящая каста переходит к пожиранию самой себя. После чего снова встанет вопрос о внешней агрессии и новой войне. Возможности для нового военного конфликта есть — это и второй раунд конфликта на Украине, это и агрессия против Казахстана, это (что не слишком пока вероятно, но совершенно не исключено) конфликт с Турцией. С НАТО — вряд ли, так как в этом конфликте поражение будет носить быстрый, а главное — необратимый характер. Далее, если режим будет еще жив, последует новая итерация внутреннего террора. Им может быть что угодно: новая «эпидемия», новый «внутренний враг» - неважно. Важно, что система должна будет найти ту свою подсистему, которую нужно будет отключить от ресурса и перераспределить его. Точкой в происходящем, безусловно, станет уход Путина. Персонифицированный деспотический режим устроен так, что на личность деспота завязаны все балансы, и его уход окончательно и бесповоротно их разрушает. Тогда и наступает точка выбора, которая определит — система будет продолжать оставаться в катастрофическом состоянии или попытается через собственный демонтаж перейти к принципиально новому источнику своего развития.