Нацисты не извинялись, не боялись, но в глаза нам смотреть не могли.

Враг на «Азовстали» начал сдаваться

 

Спецкор «КП» проговорил с украинскими военными у подземного тоннеля на «Азовстали» несколько часов

 

Ранним утром, 16 мая, на позициях под стенами «Азовстали» началось шевеление.

 

Из тоннеля под железнодорожными путями высунулся белый флаг, следом вылезли люди в чужой, темно-песчаной форме с синим скотчем на рукавах и амуниции.

 

Вместе с «заводскими сидельцами» вылез мальчик Коля - на вид лет 15-16 – последний месяц он прожил на «Азовстали» практически на поверхности, в одной из заводских каптерок.

 

Как можно догадаться, подросток свидетельствовал о доброй воле и готовности к диалогу.

 

Этого диалога ждали давно. И наша переговорная группа и сами «азовцы», как их прозвали ополченцы – «ЧОП «Азовсталь».

 

Долгих четыре часа я просидел на позициях в каком-то размотанном в хлам административном заводском здании.

 

Было очень тихо, и я впервые услышал, как орут жабы в реке Кальмиус, у них сейчас весенняя любовь.

 

Мы ждали.

 

Ждали, что вот-вот вся эта эпопея закончится и кто-то поедет домой, хоть на несколько дней на побывку, чтобы потом, если понадобится продолжить сражаться дальше.

 

К часу дня, рация заговорила внятно и строго: огонь не открывать, с 13.00 начнут работать саперы, вскрывать заминированный проход для сдающихся и разбирать завалы.

 

Всем занять свои позиции, утроить бдительность, не допускать провокаций. Выход первой группы с ранеными в 15.00.

 

Время было обеденное, бойцы с сожалением отставляли или быстро доскребали банки с пайковыми мясорастительными консервами.

 

Боец с позывным «Борзый» взял огнемет «Шмель» и прилаживая его за спину, бормотал:

 

«От этих всего можно ждать. Позиции разминируют, наши огневые точки срисуют и как пойдут на прорыв…».

 

Место для выхода сдающихся и выноса раненых было выбрано с умом – узкий проход под путями, вдоль насыпи по такому же узкому коридору между зданий. Под полным присмотром «Борзого»…

 

Шашлык на «Азовстали»

 

Проход для сдачи в плен оказался нерукотворным - между путей попала бомба, выбросила несколько тонн земли.

 

Эту дыру, украинские боевики закидали ржавым, гнутым железом и заминировали чуть ли не в три слоя.

 

Сейчас, эти же люди в чужой форме, быстро и сноровисто разбирали завал лопатами, а разобрав, двинулись между насыпью и нашим зданием.

 

Наш боец, присевший возле бойницы, выцеливал врагов – до них было метров десять.

 

«Азовцы» шли, иногда останавливались и приседали над какими-то темно-зелеными ящичками, присыпанными пылью.

 

Это были самодельные мины из патронных цинков, набитые пластидом.

 

Расчет на то, что танкисты не обратят внимание на привычный военный мусор – пустой патронный цинк.

 

Но, некоторые мины были соединены проводами – их «азовские» саперы без колебаний резали.

 

И все это происходило в полной тишине.

 

Кто-то из наших выкрикнул: «Что, соколики, навоевались? А ну, скажи как паляница правильно?».

 

Но острослова никто не поддержал, задорный крик завял в тишине.

 

Чужие все были с оружием, правда, автоматы закинуты за спину, пистолеты в застегнутых кобурах.

 

«Азовцы» дошли до выхода из двора и в какой-то растерянности остановились.

 

Перед ними раскинулась восхитительная в своей зелени и ширине пойма Реки.

 

А с другой стороны Набережного проспекта притулился ресторанчик «Сармат».

 

Вышедшие с завода были без преувеличений потрясены видом.

 

Кто-то из чужаков выдохнул: «Эх, сейчас бы шашлычка!».

 

И я, глядя на эту давно закрытую из-за войны кафешку, подумал о том же самом…

 

Черта милосердия

 

ОНИ не смотрели в асфальт, но и не смотрели нам в глаза.

 

Все молодые, до двадцати и чуть больше.

 

Очень крутая снаряга, у всех. Но оружие то же самое – вечный наш «Калашников».

 

Они не были грязными, не были изможденными и испуганными.

 

Скорее напряженными. На них пока были все положенные нашивки – от жовто-блакитных флажков, до «азовских» шевронов.

 

И мы, с моим товарищем, ополченцем Владом, не знали, как нам себя вести.

 

Он держал автомат практически наизготовку.

 

Я, если честно, был готов повиснуть у Влада на плечах.

 

Он на этой войне потерял все – дом в Полтаве, близких, друзей-однополчан, здоровье.

 

Разменял на окопы лучшие годы мужской зрелости.

 

Я с Владом не разлучаюсь уже третий месяц и знаю, как иногда в нем закипает лютая, страшная злоба.

 

Но Влад был спокоен. Наверное, с нами случилось то, что всегда происходит с русскими людьми, при виде сдающегося врага.

 

Какие бы скотства и жесткости он ни творил, какие бы ни были кровавые бои накануне, есть такая невидимая черта, за которой включается милосердие.

 

Нет, конечно, пленных могут потом и судить, но складывать прямо на поле боя курганы из отрезанных голов – не в нашей традиции. Влад заговорил первым, очень спокойно:

 

- Вы чего такие чистые? Вода, значит, есть?

 

Парень с окладистой бородкой, со Стечкиным в нагрудной кобуре, кажется, ждал этого вопроса:

 

- Есть вода. Техническая. Вон – «азовец» показал рукой в тактической перчатке на идущие черные трубы, - там ее тонны!

 

И даже чай нормально можно заваривать. А вот с едой уже неделю беда. Мы тут яблоки нашли, ящик, так просто праздник был.

 

Я не удержался:

 

- А сколько вас там?

 

Парень со Стечкиным ответил одновременно и уклончиво и с солдатской смекалкой:

 

- Вы офигеете, сколько нас там еще.

 

Я достал камеру:

 

- У вас, наверное, последний шанс сказать родне, что вы живы. Могу записать ролики, вечером им закину.

 

Но, сниматься они не захотели, ни один.

 

Парень со Стечкиным оказался моим тезкой. Почти. Назвался Дмитро. Поговорили о бомбежках. По словам Дмитро, глушило страшно, жутко и только:

 

- Чтобы разбить бункер, надо три ФАБ-500 положить в одно место. Первая обваливает здание, вторая делает воронку, третья пробивает до бомбоубежища.

 

- А вы что делали во время бомбежек?

 

- В «Контр-страйк» по сетке рубились…

 

Влад еще раз осмотрел собравшихся и выдал диагноз:

 

- Если бы нас всех переодеть…ну, в спортивные костюмы, и посадить на лавочку в сквере, никто бы не понял, кто тут за что и за кого…

 

Повисла пауза, я, чтобы ее заполнить, заметил:

 

- Было бы все-таки интересно понять, из-за чего мы так кроваво…

 

18 летний «азовец» Назар из Львова оторвался от очередной мины и я первый раз за много месяцев услышал украинский язык живьем:

 

- Зтохнувши людын с людынами… (столкнули людей с людьми, по-укр.)

 

Дмитро заметил, что «все нормально же уживались» и сообщил, что он из Мариуполя.

Но тут не согласился Влад:

 

- Я из Полтавы, уехал воевать в четырнадцатом году, потому что понимал, что мне там не ужиться.

 

Вот мы все по-русски говорим. А русский-то гнобили, кучу законов напринимали!

 

Дмитро выдавил:

 

- Ну… да.

 

Но быстро собрался, мол, все это наши внутриукраинские дела были, а Россия зачем в это влезла? Я не ожидал от Влада такого ехидства:

 

- А вы что, хотели, чтобы вы нас просто всех поубивали, и никто бы не вступился?

 

Вот за вас сейчас Европа и США, а за нас Россия. Нормально вам? И нам нормально. То есть ненормально молодость на войне гробить.

 

Дмитро заметил:

 

- Я тоже с 14 года воюю. Тоже молодость… того. Закончилась уже.

 

Влад оживился: «Где воевал»? Я оставил их разговаривать, и они проговорили час.

 

Появился наш офицер:

 

- Пойдемте дальше разминировать.

 

Проигравшие или побежденные?

Через час с завода вышла первая партия «захистников»..

 

Перед проходом под путями они сдирали с себя пропотевшую броню, скидывали каски и оружие и уходили в плен.

 

Они не чувствовали себя побежденными, скорее – проигравшими.

 

Проигравшими одну битву.

 

И еще, они верили в наше милосердие и точно знали, что им не будут простреливать ноги и выкалывать глаза.

 

Как это делали «азовцы» с нашими пленными.

 

Первая партия уехала, и … почти сразу вернулась - уже с носилками.

 

Понесли раненых прочь с завода. Нам «азовцы» говорили, мол «мы бы на заводе до Нового года сидели».

 

Возможно, но раненые, судя по их состоянию, не дожили бы и до ближайшего воскресенья.

 

И как мне объяснил неофициально один из наших переговорщиков, «процесс сдачи мы начали с акта милосердия».

 

С этим было трудно поспорить.

 

Вообще, не хотелось спорить ни о чем, сидя на рыхлой земле, под угрожающе-скрипящими взорванными рельсами.

 

Проявился офицер из «Азова».

 

По его словам, боевой костяк полка еще сидит на позициях, ждет, как пройдет первый день сдачи.

 

У них есть интернет, и они жадно ловят каждое сообщение в Сети.

 

Но всем уже ясно одно – «злочинной киевской владе живой «Азов» не нужен».

 

Это, наконец-то поняли все.

 

В общем, по всем признакам, война в Мариуполе закончилась. Совсем!

 

Напоследок Влад меня удивил:

 

- Я после войны выпил бы с этим Дмитро.

 

- Простил их?

 

- Нет. Но он мне понравился, нам было бы о чем поговорить.

 

- Чем понравился?

 

- Он пока единственный, кто не прикидывался поваром и не юлил. Это достойный враг.

 

- Но мы их победили.

 

- Да. Но это было очень тяжело.

 

Стоит отметить, что ранее появилась информация, что раненых ВСУ из подвалов «Азовстали» вывозят на лечение в ДНР.

 

Наш обозреватель Николай Варсегов комментирует эту новость:

 

"Правду сказать, у меня изначально было… непонимание этого решения с нашей стороны.

 

Принимая вражеских раненых, включая нацистов азовцев, мы, конечно же, значительно облегчаем жизнь попрятавшимся под заводом всушникам.

 

Теперь им не надо делиться скудными остатками воды и пищи с вышедшими из строя товарищами.

 

Не надо тратить физические и моральные силы на помощь оным.

 

А стало быть сдача в плен этих подвальных воинов затянется еще на некоторое время, сковав наших военных над «Азовсталью».

 

Не сомневаюсь, что так же думают многие россияне, переживающие за наших воинов и желающие скорой победы.

 

Но есть и другая, наверное, более ценная сторона медали - гуманизм.

 

Большинство, полагаю, спасенных украинских раненых, как и их близких, переменят свое сознание ко всему происходящему.

 

Включат разум, как это происходит с сотнями других военных украинцев, оказавшихся в нашем плену.

 

То и дело мы видим на телеэкранах абсолютно адекватных людей, сдавшихся Российской армии, которые искренне заявляют, что не хотят воевать за жуликов и бандитов, захвативших на Украине власть.

 

«Пришла повестка, меня забрали на фронт. А куда было деваться? Иначе тюрьма...».

 

Надо думать, что и среди раненых на «Азровстали» таких большинство. И по-человечески, а не для картинки, их жалко.

 

Украинская пропаганда изо всех сил пыжится показать Российскую армию варварской.

 

Называет ее ордой, посягнувшей на их дутую демократию.

 

Но весь мир видел, как украинские «демократы» в военной форме издеваются с садистской радостью над нашими военнопленными.

 

На нашей стороне ничего подобного не происходит.

 

Наоборот, у нас их нормально кормят, лечат, не унижают их человеческое достоинство.

 

Мое личное мнение - издеваться над военнопленными это признак недочеловечности.

 

Я удовлетворен, что в моей цивилизованной стране даже в легкой форме такого безобразия с пленными нет, какое происходит на Украине.

 

И эта гуманная акция по приему для лечения украинских раненых, она важна и для нас, дабы чувствовать себя порядочными людьми.

 

И наплевать, что там про нас городят украинские и западные пропагандисты.

 

Мы, россияне, гораздо выше их в моральном плане, как показывают события".

 

То, что украинские военные начали покидать металлургический комбинат-гигант «Азовсталь» в Мариуполе, в котором их блокировали союзные войска России и ДНР, подтвердил уже и президент Владимир Зеленский.

 

Он заявил во вторник в утреннем обращении, как его цитирует ТАСС, что надеется «спасти жизни парней»