Весна на фронте

Политика / События и мнения / Своими глазами

Луганская Народная Республика – она как бы вне фокуса. А там без отблесков объективов камер происходит...

Я хотела написать «невероятное».

Я хотела написать «героизм».

Напишу: происходит война.

– В Попасной будете – осторожнее. Там противник применяет фосфорные снаряды, я каждый раз, как там бываю, кашляю потом, – улыбается молодой чеченец.

Почему улыбается? Потому что война – привычное дело. И фосфорные эти снаряды – привычное дело.

Еду на позиции с Питером, командиром 16-го батальона. Невероятный человек – недавно получил тяжёлую контузию. С давлением 200 сбежал из реанимации – воевать.

– А кому ещё воевать? – говорит.

Бывший советский офицер-десантник. Немолодой уже. Невероятный, конечно.

На позициях солнечно.

Петруха, бывший шахтёр, говорит:

– А это земляника зацвела. Скоро ягоды пойдут.

Наклоняется, осторожно гладит белый цветок.

Цветёт вообще всё.

На фронте серьёзные потери. Больше «трёхсотыми», конечно, ранеными. Но не только.

В конце января познакомилась с Вегой, командиром стрелковой роты 14-го батальона. За сорок, ясные голубые глаза, болтал без устали, балагурил. Рассказал, как в монастыре два года послушником был. Серьёзно. В Челябинской области, он оттуда. И из монастыря старец его на войну послал. Говорит: там обретёшь своё счастье. Обрёл: показывал фотографии жены и ребёнка. Светился.

Говорил:

– Меня, конечно, ценят за беспримерную храбрость.

Не стала вставлять в интервью. Думала: ну, хвастается.

Первого марта отправили их штурмовать 29-й блокпост, одну из ключевых точек украинской обороны. Ну, мол, «идите, там никого нет». Эта роковая фраза командования, увы, произносилась не раз и стоила жизни многим.

Вега шёл в первой группе. Попали под «Грады». Погиб. Зоя, медик 14-го батальона, потом рассказывала: ничего страшнее «Градов» она не видела. Снаряды рвутся совсем недалеко, раненые стонут, зовут её – а она не может понять, кого первого вытаскивать.

Вега. Самая яркая звезда в созвездии Лиры.

Питер ругается: мол, зря поехали на машинах.

Сам погиб и пацаны с ним. Пешком надо идти в наступление, только пешком.

Фельдшерица батальона мне потом возражает: мол, а что он против «Градов» сделал бы… хоть пешком, хоть на машине?

Сам Питер несколько населённых пунктов взял вот так: пешком. Трёхизбёнку, Крымское, Новотошковку, Причепиловку – вот так, пехотой, ножками в полной выкладке.

Крымское, кстати, проезжаем – видим мужика, который сидит на лавочке у дома.

– Видела? Несколько лет в ВСУ служил, – ворчит Питер.

– И ничего ему не делают? – спрашиваю я.

– Данные переписали, и всё.

Думаю, что если бы в наступление пошла не Россия, а Украина, то бывшие ополченцы не отделались бы так просто. Была бы партизанская война, люди бы уходили в сопротивление – потому что иначе сгинули бы в тюрьмах. Поэтому-то никто здесь не верил в Минские соглашения. Это из Москвы они казались «безальтернативными», а здесь было понятно: придёт Украина – и мало не покажется никому. Поэтому вцепились в землю, намертво встали: не отдадим.

Сейчас уже взяли Попасную. И фосфорные бомбы не помогли.

Взял Светличное Питер со своим потрёпанным батальоном.

На подступы к Лисичанску вышли.

Как они будут брать Лисичанск – не представляю. Там огромная группировка украинской армии, больше, чем в Мариуполе.

Говорила как-то с девчонкой Лесей, Лисёнком, она рассказывала, как отступала из Лисичанска. Группу тогда под командование приняла, выходили полем, над головой гудел украинский самолёт. Пришла к своим – а её уже в двухсотые записали. А она живая. И группа её живая.

Лисичанск знаковый. Брать, конечно, надо.

Только умрёт очень много хороших людей. И что с этим делать, Господи, что с этим делать.

Анна Долгарева,
поэт, военкор