Профессии умирают, навыки устаревают, университеты остаются: каким будет образование будущего

В стремительно меняющемся мире будут нужны люди, которые умеют решать проблемы в условиях турбулентности и при этом способны сохранять психоэмоциональную устойчивость. Об этом Т&Р рассказала эксперт по трансформации образовательных процессов и руководитель Программы развития ТюмГУ Таисья Погодаева. Из интервью вы узнаете о том, что происходит с высшим образованием сегодня, как оно будет трансформироваться в течение последующих десятилетий и кого можно назвать человеком будущего.

   Таисья Погодаева

Руководитель Программы развития ТюмГУ, эксперт по трансформации образования

— Прежде чем поговорить о том, что будет с образованием через 10–20 лет, давайте определим, какие тенденции мы наблюдаем уже сейчас. Что меняется в образовании?

— Профессии умирают. Еще 10 лет назад основной вопрос абитуриентов был: «Какую профессию мне лучше получить?» Сейчас же понятие профессии в привычном понимании слова перестает существовать. Происходит это потому, что часто границы между профессиями стираются, а в одни специализации проникают компетенции других. Мы наблюдаем смешение и стирание границ между профессиями. Соответственно, задача университетов состоит уже не в том, чтобы подготовить человека с определенной специальностью, а развить в нем разные компетенции.

Второе. Образование возвращается к своим истокам и становится персонифицированным. Исторически университеты представляли собой индивидуальный процесс развития и формирования личности, гражданина. В XX веке произошло то, что мы называем массовизацией образования. Это случилось во многом благодаря растущему спросу на образование, которое, как следствие, стало конвейерным. Сегодня же обучение все еще представляет собой поточное производство, но уже с учетом персональной настройки. Это значит, что образование стремится к персонификации образовательного процесса в условиях массовости самого феномена.

Третья тенденция. Меняются доминирующие способы обучения, то есть способы передачи материала. Раньше существовала классно-урочная система, лекции, практические занятия. Это три основные формы взаимодействия преподавателя и студента для получения образовательного результата. Сейчас же любой студент имеет неограниченный доступ к информации. А если он владеет несколькими языками, то может узнать больше среднестатистического преподавателя. И теперь недостаточно просто передать какое-то знание — происходит перенастройка педагогических способов и технологий. Я внедряю в университете так называемую модель problem-based learning — проблемно-ориентированное обучение. Это дается сложно. Преподаватели никогда ранее не учили студентов решать проблемные ситуации. Мы всегда жили в трансляционной модели передачи знаний, но сейчас она неэффективна. Просто предоставить информацию уже недостаточно — студентам необходимо учиться решать проблемы.

Четвертая тенденция — это активное применение онлайн-технологий. Они стирают границы получения знаний, заставляют нас конкурировать не только с вузами, но и с компаниями, которые в принципе не являются в классическом понимании университетами.

Но зачем все же человек идет в университет? Не только для того, чтобы поработать со своими когнитивными способностями. Он все-таки хочет получить набор инструментов и способов для эффективной жизни в реальном мире.

Соответственно, в аспекте применения инструментальных практик университеты проигрывают не-университетам, то есть разным игрокам рынка образовательных услуг.

— Расскажите, пожалуйста, о подходе problem-based learning.

— Возникновение это подхода не случайность. Дело в том, что я не педагог. Я пришла из понятной мне экономической сферы в университет, где столкнулась с удивительным миром людей, которые никуда не торопятся и ничего не хотят. Я внесла в университет все корпоративные практики, которые были мне известны.

Например, мы стали проводить custdev. Я встречалась с работодателями и постоянно спрашивала, что им нужно. Много общалась с нашими бизнес-партнерами и пыталась понять их запросы, а именно каких начинающих специалистов они ожидают увидеть после обучения в университете. Выделялась одна объединяющая мысль: сотрудник сразу должен знать, что ему предстоит делать. Более того, работодатели ожидают увидеть умение справляться с внештатными ситуациями, для всего другого есть алгоритмы. А вот если все пошло не так, то никакой алгоритм не позволит справиться с задачей. Отсюда возникла идея, что все студенты должны научиться разрешать проблемные ситуации.

Но появилась следующая сложность — нельзя сделать курс problem-based learning. И я вспомнила о Маастрихтском университете, который использовал подход problem-based learning. Это методология проблемно-ориентированного обучения, по которой раскладываются все дисциплины, вплоть до теоретических.

 Проблемно-ориентированное обучение (PBL) — это подход, при котором учащиеся изучают предмет, работая в группах над решением проблемы. Вместо того чтобы сразу предоставить соответствующий материал и впоследствии предложить учащимся применять эти знания, преподаватель изначально определяет проблему.

Тогда возникла идея: если мы будем ориентировать преподавателей на то, чтобы их учебные курсы были составлены в соответствии с методологией проблемно-ориентированного обучения, то студент просто не сможет выйти из университета, не научившись решать проблемные ситуации разных типов, от каких-то теоретических до практических.

— Спасибо! Расскажите еще об одной тенденции в современном образовании, а именно о системе обучения «2+2+2». В чем ее преимущества?

— Система «2+2+2» дает возможность студенту самоопределиться не сразу при поступлении в университет, а позднее. То есть сначала ты изучаешь базовые дисциплины, потом выбираешь области знаний и только после развиваешь конкретные профессиональные навыки.

— Еще ранее вы упомянули custdev, применяемый в бизнес-среде. Отсюда следующий вопрос: в чем сходства и различия в подходе к развитию бизнеса и университета?

— Никакой разницы нет. Например, мы делаем ценностное предложение, value proposition, и для студентов, и для работодателей. Также мы составляем customer journey maps для студентов, то есть анализируем путь студента как «пользователя» университета. Все эти инструменты из бизнеса, то есть подход ничем не отличается. Я думаю, университеты еще не приспособились жить в современном мире, они существуют в иллюзии о собственной исключительности. Но это неправда, ничего особенного в вузах как компаниях нет.

— Вы также говорили о том, что университеты конкурируют и с частными образовательными проектами. Большинство из них направлены на то, чтобы помочь сменить профессию или повысить квалификацию. Можно ли пойти туда и не учиться несколько лет в университете?

— Да. Это вполне нормально, траектория хорошая.

— А зачем все-таки идти в университет?

— Нужно понимать, что пределы роста в вузе сильно шире, чем мы себе представляем. То есть университет — это не только навыки, а тип мышления, картина мира, общий уровень развития когнитивных способностей. Например, ребята из IT могут закончить курсы, выйти на рынок и получать 150 тысяч. На этом все может и закончиться. Но стоит вложиться немного в свое образование — и пределы роста будут 400–500–600 тысяч рублей в месяц. Университет — это про игру вдолгую. В университете можно узнать, что мир разный, в нем есть не только программирование, например. Или — что ты свои навыки можешь применить в различных областях, оказаться социально полезным, мыслить стратегически. Также университет — это огромное количество контактов, «слабые связи» не стоит обесценивать.

— Почему высшее образование будет актуальным через 20 лет?

— Высшее образование — это каста себе подобных. Людям хочется быть частью успешного сообщества, и как раз во время обучения расширяется социальный круг. В итоге выигрывают те, у кого есть сильные социальные связи, а не те, кого можно назвать «умным». Социальный капитал не менее значим, чем интеллектуальный. Университет дает возможность стать частью именно того сообщества, которое в дальнейшем поспособствует твоему личному продвижению.

— Какие еще роли будут выполнять университеты в будущем?

— Мне кажется, университеты станут не просто местом формирования компетенций и навыков, а навигационной системой по жизни. Life long learning — это безвозвратно. Навыки устаревают, а когда ты формируешь тип мышления «учусь учиться», ты сможешь себя поддержать в любой ситуации.

Университеты — это сетевая форма организации образовательной деятельности, которая будет навигировать тебя по жизни. То есть ты станешь пользователем системы с ее благами — в том числе сетами компетенций и навыков.

При этом университеты тоже будут тесно взаимодействовать между собой. Потому что дефицит кадров такой сильный, что ни один из вузов не сможет обеспечить себя квалифицированными кадрами по всем направлениям. Это приведет к взаимоусилению университетов.

— Давайте еще обсудим тему компетенций. Мы вообще говорили про умение учиться. А как бы вы назвали это умение? Это компетенция, навык?

— Если взглянуть на англоязычную практику, то компетенция — это навык, доведенный до совершенства. По-хорошему это все skills. Я бы не стала их даже разделять. Главное, чтобы они действительно формировались. Еще есть понятие «компетентность» — это не только наличие навыка, доведенного до автоматизма, но и умение его применять релевантно к текущей ситуации.

Какие компетенции надо развивать? Мы для себя решили, что в ТюмГУ, помимо профессиональных компетенций, которые мы прививаем, мейджоров, есть определенный набор компетенций, которые мы относим к собственной идентичности: умение решать проблемные ситуации, аналитические компетенции, критическое и креативное мышление, умение самостоятельно делать выбор.

— Можете перечислить навыки человека будущего, который будет в состоянии выстоять в турбулентных условиях?

— Это человек, который способен нести ответственность за свои поступки. Он эмоционально устойчив, рефлексивен, самостоятелен. Человек будущего может психоэмоционально спокойно переносить состояние неопределенности. Также важно уметь разрабатывать план действий и следовать ему. Конечно, необходимо обладать и профессиональными знаниями, умениями и навыками.

— Можно ли выделить какие-то сферы, которые тоже будут перспективны в будущем? Сейчас у некоторых складывается ощущение, что единственная возможность — это IT.

— Это нормально. Такое уже было с английским языком: в 90-е годы все стремились его изучать. Сейчас то же самое с IT — это важный инструмент, потребность в специалистах этой сферы будет расти. Но, помимо этого, будут нужны специалисты, которые отвечают за коммуникацию. Люди патологически не умеют разговаривать друг с другом. Чаще это не диалог, а два монолога.

Я думаю, что нам нужны будут специалисты по биомедицине. Также важны люди, которые будут ухаживать за взрослыми, смотреть за детьми. У этих социальных специальностей человеческое лицо.

— Спасибо!

Мир не стоит на месте, и образование развивается вместе с ним. Актуальные тенденции в российском высшем образовании мы рассматриваем в спецпроекте «Образовательный навигатор» совместно с ТюмГУ.

Любовь Карась