Сухой дождь

Сухой дождь

                                Сухой дождь – дождь, который испаряется, не

                                 доходя или почти не доходя до земли. Он не

                               орошает землю в отличие от обыкновенных

                               дождей и в этом плане, казалось бы, бесполезен,

                               но природа не изобретает ничего случайного и

                               бесполезного.

   Виктор Степанович так и не позвонил, а сейчас звонить было уже поздно. Она смотрела на него с фотографии на гранитном памятнике.

   Пошёл мелкий, подсекаемый ветром дождь.

   Той ночью тоже шёл дождь: шумный, давящий и нагнетающий одиночество. Виктор Степанович несколько раз прикладывался к дивану. Сон, скользнув несколькими секундами, не задерживался. Он вышел из квартиры. На улице было слякотно и холодно. Промёрзлые деревья и жёлтый свет фонарей. На автобусной остановке, похожей на сгорбившуюся беседку, Виктор Степанович увидел на деревянной скамье сжавшийся шевелящийся комок.

- Автобусов больше не будет, - сказал он.

   Комок развернулся: девушка – лет восемнадцати.

- Пойдём, - бросила она, вставая и пошатываясь

- Куда?

- Разве ты не за этим пришёл. Здесь не согреемся. Да и мокро. В постельке тепло.

   Из-за угла дома рванул хлёсткий ветер, закручиваясь в вихрь и подметая разбросанные окурки.

- Пьяная? Иди домой.

- Куда?

   По лицу мелькнула скошенная улыбка, она, встала, потом снова рухнула на скамью и сжалась.

- Ты что спятил? Разве не видно, что у меня нет дома. Вернее, он есть, - тускло протянула она, - но в нём живут беленькие, а я чёрненькая.

   Порывистый ветер рвал, нагоняя холод. Она поплотней сжималась в комок. Виктор Степанович хотел снять куртку и накрыть её, а дальше что?

- Ты из этих? – спросил он

- Да. Закурить найдётся?

   Сделав две затяжки, закашлялась.

- Букетная я. Алкоголичка, наркоманка и проститутка, - отбивала она. - А как угадал: ты из этих? У тебя, что свои такие?

- Вот что, - немного подумав, сказал Виктор Степанович, не отрывая взгляд от её мокрого лица, то ли от дождя, то ли от слёз – трудно было понять, спутанных волос - Пойдём ко мне. Выспишься в сухой постели.

- Один?

- Один.

- Понятно, - насмешливо протянула она. - Погулять с молодой захотелось. Плату за ночлежку, чем будешь брать? Натурой? Я и за дозу, и за водку, и таксистам всегда расплачиваюсь ею. Сейчас я на взлёте. Молодая. Не боюсь. Нарасхват. А когда постарею. Говорят, к старости нужно готовиться, чтобы выдержать её и не загреметь раньше. Надеюсь, что много не протяну.

   Спокойно. Обыденно. Не раз обдуманно.

   Ветер усиливался. Виктор Степанович взял её под руку. Она засмеялась.

- Обычно мужики за другое берутся.

   Дома в ванной она выжала мокрый волос: густой, белокурый, растёрла махровым полотенцем, просушила феном, небрежно перекинула через левое плечо на грудь и потребовала водки.

- Водку не обещал.

- Как так на сухую. Скучно.

- А вот так.

- Тогда пойдём со мной спать, - бросила она, ощупывая внимательным взглядом его лицо и фигуру. - Хоть какое-то удовольствие получу. Да и ты тоже. На халяву. Если хочешь, я и подружку приглашу. - Она помолчала, а потом добавила. - Жизнь должна быть, как бесконечный секс с постоянным оргазмом. Согласен переспать?

- Да, только без подружки, Иди в маленькую. комнату, раздевайся, а я сейчас приду. Сполоснись вначале.

   Виктор Степанович ушёл на кухню, подождал, а потом направился к комнатке, она лежала раздетая, свернувшись в клубок, как на скамье в автобусной остановке, но, услышав шаги, быстро перевернулась на спину.

- Свет выключи. При свете не люблю.

Виктор Степанович щелкнул выключателем и вышел. Вынув ключ из кармана, защёлкнул дверь.

- Спи. Через окно не вылезешь. Там решетка. Дверь не сломаешь.

- А я возьму сейчас и позвоню в полицию, - закричала она. - Скажу, что ты меня силой затащил и изнасиловать хочешь. Гони бабки. Тогда звонить не буду.

- Звони.

   Бешенный стук в двери. Придурок.

- Закрой рот, а то отпорю.

- Голой будешь пороть.

- Нет. Вначале одену.

   Утром, он открыл комнатку.

- Извини за вчерашнее.

- Бывает.

   Не удержался. Отметил про себя: симпатичная.

   Она молча прошла в душ, сполоснулась, вышла   на кухню.

Он хотел поставить чайник, она перехватила.

- Сама. Чай я хорошо завариваю. А в холодильнике можно пошарить?

- Шарь.

   Она сделал горку бутербродов.

- Я удивлена. Впервые за несколько лет, правда их немного, я спала одна без мужчины. И впервые вижу мужчину, который не захотел на халяву переспать со мной.

- Ты не болтай, пей чай и ешь.

- Так не пойдёт.

   Она встала, пошла в большую комнату и. притащив вазу с цветами, поставила на стол

- Хорошо у тебя. Тепло, чай, цветы.

   Она дёрнулась лицом.

- Не ныть, - бросила Виктор Степанович. - Я слёзы не умею вытирать.

- По тебе видно, что не умеешь. – Она помолчала. – Возьми меня замуж. Я и наркоту брошу, и водку, и проституцию. – Она помолчала. – Тебе легче. У тебя, наверное, и пистолет есть. Не захотел жить. Приложил к виску. А мне. Повеситься. Как представлю, что вишу с высунутым языком и чёрным лицом, так дрожь берёт. Под машину броситься или с этажа выкинуться – калекой могу стать. Я часто представляла, как бросаюсь с высокого этажа. Секунды полёта, но в эти секунды я бы кричала? Жить, жить…

   В глазах появились слёзы.

- Как вырваться? Бросить наркоту не получается.

- Получится, если захочешь. Желание.

- Да где же его взять, - тихо ответила она. – В городе почти всё такие. - Слушай. Ночью я обшарила твой гардероб. У меня привычка такая. Нужно утянуть что-нибудь, чтобы продать и купить соль. Это наркотики так мы называем. Ты бывший военный? По мундиру определила.

- Тебе не по гардеробам нужно шарить, а лечиться.

   Она насмешливо улыбнулась.

- Родители пробовали. Напрасно бабки потратили. Может ты сторонник пристигнуть меня наручниками к батарее. Давай. Я после освобожусь и заяву в полицию кину. – Она засмеялась. -   Закон на нашей стороне. И полиция с нами. И…

- Знаю, - перебил Виктор Степанович. - А ты, на какой стороне?

- На той, на которую такие, как ты поставили, - зло сказала она. – Пока вы в свои войны играли и за долларами гонялись, мы свою империю создавали взамен старой.

   Виктор Степанович промолчал.

- Понимаешь, - начала она. - Нам нужна кайфовая, а не кайловая жизнь, а вы её сделать не можете. Раньше - от родителей слышала - были пионеры, комсомольцы. Кайфовали выше макушки. А я еду, а я еду за туманом, - запела она, - за туманом и за запахом тайги.

   Её молчание продержалось не долго.

- У меня есть идея, как вылечить меня. Ты – бывший военный и воевал, наверное. Страшно было?

- Дуракам только не страшно

- Я по фильмам знаю, что страшно. На войне только и думаешь, как бы выжить. Другие мысли в башку не лезут. У тебя и друзья, и связи остались, наверное. Направь меня, как там говорят: в горячую точку. Там я точно излечусь. Мне некогда будет думать о наркоте. Убьют. Ну, и что. На одну наркоманку, алкоголичку и проститутку меньше станет. Доброе дело сделаешь. А то когда-нибудь я и подохну не развернувшимся клубочком под сухим дождём.

- Сухих дождей не бывает.

- Это у таких, как ты не бывает. Поможешь? Я серьёзно. Если сейчас не можешь ответить, то потом позвони.

   Она нацарапала на салфетке номер мобильного телефона.

- Позвонишь?

- Ты что действительно хочешь, чтоб я тебя отправил?

- Да. Позвонишь?

- Позвоню.

- А чтоб ты не забыл обо мне, давай сделаем перестановку в маленькой комнатке, в которой я спала.

   Она направилась в комнатку. Вслед Виктор Степанович. Он таскал кресла, диван, столы под её одобрение: хорошо, чудесно, а диванчик косо стоит, а кресла…

   Виктор Степанович не мог сам себе объяснить, почему он так поступает, но ему нравилось выполнять её команды. Порой у него мелькала мысль, что она врёт о себе. Никакая алкоголичка, наркоманка, проститутка. С блестящими глазами. Улыбкой на лице, задорным голосом, рассыпчатым смехом, извинениями за неловкость… Она, словно летала по комнатке, переставляя цветы с вазами, перевешивая картины… Живая, и Виктору Степановичу казалось, что всё, к чему она прикасалась, как бы дышало, светлело… В комнатку будто ворвалось солнце, но его лучи, падая на неё, отражались тенями на полу, стенах…

   Запыхавшись, она присела на диван и глядя на Виктора Степановича блестящими глазами сказала.

- Представь себе, что это ЗАГС. на полу красная дорожка. Я в белом, красивом подвенечном платье, а ты при параде. Мы идём расписываться. Цветы. Музыка. И я твоя жена. – Она замолкала и внимательно посмотрела на него. - Возьми меня замуж, - тихо сказала она. – Брошу наркоту, проституцию, водку. Я так хочу счастья. Счастья, - повторила она, поднялась и направилась к двери. - Держи эту картинку в памяти, а я буду ждать. Позвони.

   Хлопнула дверь. Ушла.

   Виктор Степанович походил по комнате. Побормотал: Россия на перепутье. Чушь, ерунда, секундная вспышка. Забыть. И он забыл.

   Отбросив воспоминания, Виктор Степанович ещё раз посмотрел на фотографию на памятнике, ему показалось, что она улыбнулась и прошептала, что ж ты не позвонил.

   Встав с лавочки, направился к машине за оградой кладбища. Он чувствовал свою причастность к её смерти.

   С тех пор у него появилась привычка каждый месяц приезжать на кладбище к её памятнику. Особенно в дождливую, ветреную погоду. Он словно наяву видел её блестящие глаза, слышал задорный голос, рассыпчатый смех, который подхватывали дожди и ветры и разносили по всей округе.