Красота – красотой, любовь – любовью, а совесть – совестью

   Красота – красотой, любовь – любовью, а совесть – совестью.

   В жаркую летнюю пору с Бахмутского шляха, по обе стороны которого раскинулась степь: бескрайняя и безбрежная с абрикосовыми посадками, акациями, дикими грушами, яблонями, мелкими кустарниками, над которыми стаями носились разноголосые птицы, … съехал чёрный «Мерседес» и, пропетляв по улочкам и переулочкам между хатками и хатенками, остановился возле одноэтажного серого здания в посёлке «Светличный».

   Машина была покрытой пылью за исключением лобового стекла. Открылась дверца и из него высадился мужчина лет пятидесяти – шестидесяти.

   Он снял рубашку, старость ещё не проглядывалась в мускулистом теле и оказался голым до пояса. Проветрившись, одел.  

   Посмотрев на здание, бросил: привет, бусугарня, давненько не виделись, встречай гостя. Закончив говорить, осмотрелся вокруг.

- Всё тоже самое, - сказал он. – Депо, каракуба, летний клуб, зимний, сиреневый парк. Перестройка никак не изменила посёлок.

   Мужчина поднялся по ступенькам в здание, открыл, вошёл. Выбрав столик возле открытого окна, в которое влетал лёгкий ветер присел. Помещение пустовало, за стойкой, уставленной водочными и пивными напитками никого не было.

- Здесь кто – то есть, - крикнул он.

   Шторка в подсобке отдёрнулась и вышла женщина тоже лет пятидесяти – шестидесяти. Она была без макияжа, но он и не нужен был ей. Лицо поражало естественной красотой. Чёрные, не выщипанные брови, припухшие, слегка подведённые губы, лёгкий румянец, красивая грудь, не раздутая.

   Он мельком взглянул на неё и бросил: газированной воды, потом положил руки на стол, на руки голову, закрыл глаза.

- А может пива, - сказала женщина. – На улице жара. Охладитесь.

- Нет, - ответил мужчина, не поднимая голову. – Я и так пьяный от дороги.

- А откуда едете?

- Из Москвы. Тысячу вёрст за рулём один. Устал.

   Женщина, пристально посмотрев на его поседевшую голову с чёрной полосой на правой стороне, протянула руку, словно хотела погладить, но отдёрнула и ушла. Мужчина потёр висками ладони и, подняв голову, осмотрелся.

- И внутри то же самое: столики, стулья, сильно отдает перегаром, сигаретным дымом, мужики накачиваются, а сирень цветёт, - добавил он, глядя на парк с сиренью, в центре которого стояло здание.

   Женина вернулась, поставила бутылку на стол, постояла, а потом уселась напротив него.

- Вода сильно холодная, - сказала она, - не пейте разом, а то заболеете.

- Всё может быть, но Вы так беспокоитесь за меня, как будто я Ваш хороший знакомый.

- А Вы не ошиблись. Знакомы Вы мне, - она выдержала паузу. – Вон и чёрная полоса на голове. Знакомы, Виктор Степанович. Даже очень.

   Мужчина, резко оторвав голову от стола, пристально посмотрел на женщину.

- Светлана ты? – протянул он, голос занервничал, лицо покраснело.

- Я Виктор Степанович. Сначала не узнали, а теперь узнали. Помните? Или забыли?

- Мистика, - бросил он. – Это в голове моей от дальней дроги непорядок. Или ты действительно существуешь и сидишь напротив меня?

- Никакой мистики.

   Поведение мужчины было очень нервным. Он вскакивал, садился, кружил возле столика, словно что – то искал.

-Это сколько же лет мы не виделись?

- Давно, Виктор Степанович, очень давно. Сирень уже в тридцатый или сороковой год цветёт. А не виделись мы с тех пор, когда Вы уехали в Москву.

А вернее…

- Не нужно Светлана, не нужно. Ты ничего не знаешь и не поймешь меня. Лучше поговорим о другом.

- Ну, нет. Виктор Степанович. Если уж начали об этом, нужно и продолжать.

- Да понимаешь ты, что я ошарашен, сбит с толку, столько лет не виделись.

- Но то, о чём я думала все эти годы скажу.

- Да прошло оно, прошло.

- Нет, - твёрдо сказала женщина. –Любила я Вас, Виктор Степанович, ох, как любила.

- Добить хочешь? Хорошо говори. Только скажи мне: ты замужем.

- Нет.

- А почему? Самая красивая женщина в посёлке.

- Красота - красотой, а любовь - любовью. Помните, как мы в степь с Вами ходили, полынь мяли, в балку «Глубокую» за ландышами и подснежниками. С родничка воду пили. Вы учили меня рогатки мастерить, самопалы делать и стрелять из них, - её голос становился жестким. – Вспомните, что обещали.

- Детьми были, Свет. Детьми.

-Да только не по – детски вели себя. Как Вы говорили, - её голос нарастал, - что после школы поженимся, а как уехали в Москву, так и забыли. Сколько я Вам не писала - не отвечали. Собиралась в Москву ехать. Да родители запретили: не стыдись. Помните?

- Было, было, - забормотал он, отворачиваясь от её горящего взгляда. – Я не мог на тебе жениться.

- Это почему же. Я провинциалка, а в Москве москвички. Городские.

- Не поймешь ты меня. Не в этом причина.

- Это почему же не пойму. Попробуйте.  

- Познакомился с одной девушкой, она врачом была, я лежал в госпитале, операцию делали. Что греха таить, соблазнил её, а бросить совесть не позволила. Мучился. Не любил, а уйти от неё так и не смог. Несколько раз собирался, а как посмотрю в её глаза, а в них: не мучь свою душу, уходи, а душа мучилась совестью, и моё решение пропадало. Рвался я к тебе. Верь. Рвался, а из – за глаз не смог. Совесть души. – Он замолчал. - Что об этом говорить. А почему ты не вышла замуж? Ведь за тебя все поселковые мужики гурьбой ходили.

- Да все. Я уже говорила Вам. Любила я Вас, Виктор Степанович. Минуты не было, чтоб я о Вас не вспоминала. Всех гнала. Одна.

- Что ты хочешь этим сказать?

- А то, что никто кроме Вас мне не нужен был, а Вы меня бросили.

- И ты все эти годы? Одна? Но это невозможно! – нервно бросил он.

- Кому – то невозможно, а мне оказалось возможным.

- Одна? С тех пор и до сих одна?

- Да. Все годы. - Она помолчала. Смела крошки со стола в ладонь. - Пейте воду Виктор Степанович, она уже в норме.

- Неправильно я поступил с тобой. Грубо. Прости.

- Не нам судить Виктор Степанович. - Красота - красотой, любовь – любовью. а совесть – совестью. Красота со временем старится, любовь зачастую превращается в привычку, а совесть души, какой рождается, такой и умирает.

   Она отвернулась и пошла к стойке, бросив.

- Не приходите больше в бусугарню. Зачем прошлое тревожить.

- Да, да. Не приходите.

   Мужчина встал, не выпив воду, и вышел.

- А ведь не поверила мне. Думает, что за городской погнался. Да и я не поверил, что она меня всю жизнь любила. А если бы бросил жену и на Светлане женился. Совесть души тоже замучила бы.

   Он сел в «Мерседес». Взвизгнули колёса. подняв густое облако пыли, которое закрыло и машину, и бусугарню.

   Дорогой он думал, так как же быть, когда сталкиваются красота, любовь и совесть души?