Валить из России?!

Со времен «Кому на Руси жить хорошо» жизнь в стране вряд ли стала в целом более счастливой. Бывало получше, чем сейчас, бывало и сильно хуже. Но именно в наши дни стало модным заявлять о желании свалить.

Последнее время разговоры о массовом бегстве из страны, может быть, и небеспочвенные сами по себе, стали частью ведущейся против России информационной войны. Кого-то, возможно, покоробит отнесение к «вражеской пропаганде» информации, которая заведомо содержит какое-то зерно истины, однако не стоит удивляться тому, что правда может использоваться злонамеренно. Датчане, например, даже ввели в свой уголовный кодекс статью 270, в соответствии с которой правдивость чрезмерно оскорбительных слов не отменяет факта оскорбления. Правда ли, что в России жить хуже, чем в Европе? Правда. Однако лет 15 назад это было в гораздо большей степени правдой, но никто в ту пору не внушал гражданам России, что те из них, которые считают себя умными и порядочными, должны срочно куда-нибудь уехать.

Несложно заметить, что в заявлениях журналистов и аналитиков в последнее время появились устойчивые выражения: «утечка мозгов», «бегство капитала», «бегство элиты», – которые формируют у читателя представления о России как о стране, в которой остаются одни лузеры. Эти оценки подкрепляются претендующими на объективность данными: различными международными рейтингами, в которых России неизменно отводят какое-нибудь незавидное место, и опросами общественного мнения. Вот уже и ВЦИОМ сообщает, ссылаясь на результаты своего недавнего опроса, что доля желающих эмигрировать из России по сравнению с 1991 годом выросла. Если 20 лет назад о желании покинуть страну навсегда сообщали 5% опрошенных, то сегодня – 21%. В СМИ периодически появляются взятые якобы из официальных данных цифры о 1,2 млн уехавших из России за три последних года, иногда говорят даже о 1,5 млн уехавших в прошлом году.

Эти цифры, противоречащие всему опыту людей, хорошо помнящих массовую эмиграцию 90-х, почему-то кочуют из одной публикации в другую. Противоречат они и данным Росстата, по которым число эмигрантов из России гораздо меньше и к тому же неуклонно сокращается – со 146 тыс. в 2000 году до 33,5 тыс. в 2010 году. Однако же верят! Очень многим почему-то хочется в это верить.

Что же касается опросов общественного мнения, то социологи прекрасно знают, что их данными можно легко манипулировать. Так, заместитель гендиректора «Левада-центра» Алексей Гражданкин недавно пояснял, что люди зачастую просто выражают свое отношение к существующему порядку вещей, а доля тех, кто реально намерен эмигрировать, не превышает 5%. Сложившуюся вокруг эмиграции ситуацию доходчиво и эмоционально описал Антон Красовский: «Однако же из тех, кто бесконечно болтает об этом, только полпроцента реально покупают билет и – досвидос. Ну правда. Сейчас с кем ни встретишься, все только про это и говорят, но валят, как всегда, на пару недель на Сардинию».

Уезжают из России все меньше, а разговоров о бегстве все больше. Перефразируя известный анекдот про еврея, который прощается, но не уходит, можно сказать, что граждане России, вовсе не собираясь никуда уезжать, считают нужным попрощаться.

Так что же это – неужели все-таки информационная война? Безусловно, но самое интересное, что эту информационную войну против нас ведем мы сами. Как сказал еще Пелевин, антирусский заговор, безусловно, существует – проблема только в том, что в нем участвует все взрослое население России.

В «Семнадцати мгновениях» есть очень показательный эпизод, когда Штирлиц произносит про себя: «Нигде в мире полицейские не любят командовать так, как у нас», – и вдруг понимает, что думает о Германии как о своей стране. Такое случается с резидентами. При этом если «коллега» Штирлица Румата из «Трудно быть богом» в какой-то момент обнаружил, что уже не играет высокородного хама, а в значительной степени стал им, то с полковником Исаевым такого перевоплощения случиться, разумеется, не могло. Он ошибается только в лице местоимения, сама же посетившая его мысль ни на йоту не отклоняется от русла русско-советской культуры. Формула «нигде не бывает так плохо, как в нашей стране» вполне нормальна в наших краях на протяжении по крайней мере последних двух веков.

Сейчас же обычные наши настроения наложились на рост потребительской идеологии, в соответствии с которой все больше людей чувствуют, что реальность их недостойна. Можно жить в России или уехать из нее, можно придерживаться той или иной политической ориентации, но вот признаваться, что считаешь страну в целом, с ее условиями, людьми, климатом и всем прочим, нормальной, – нельзя ни в коем случае. Такого признавшегося сразу сочтут человеком невзыскательным, опустившимся, проще говоря – быдлом. Такому, скажут, вероятно, и грязь на улицах нравится, и мат, и хамство. Поэтому о России положено думать свысока (насколько свысока – это уже по вкусу, допустимы градации от тонкой иронии до тяжелой ненависти).

Бравирование своей нелюбовью к России становится модным трендом. Читая чьи-нибудь хвастливые заявления о счастливо покинутой «говнорашке», с изумлением пытаешься представить, чтобы в таком тоне отзывались о своей стране эмигранты первой волны, бежавшие, иной раз побросав все, от массовых расстрелов и голодной смерти. Даже спасшиеся из совершенно обезумевшей и утратившей человеческий облик Германии европейцы – и те тосковали по родине (вспомним персонажей Ремарка). Необъяснимая, странная любовь к отечеству осталась неизвестной разве что американцам, но это и понятно: они не столько любят родину, сколько «гордятся общественным строем», получая по контракту Blessings of Liberty (блага свободы) в обмен на верность, а в отношениях поставщика и потребителя услуги любая иррациональность неуместна.

Между прочим, квасной патриотизм – обратная сторона той же медали. Людям неловко за свою страну, и они пытаются спасать свою самооценку, либо публично открещиваясь от родины, либо обрушивая свой гнев на тех, кто мог оказаться свидетелем этой неловкости. В каком-то смысле эмигрантами можно считать и тех, и этих. Психология потребителя, и ничего больше. Мне все чаще и чаще кажется, что какие-то нехорошие болезнетворные изменения, какое-то ухудшение качества, чтоб не сказать – порча, происходят не со страной, а с нами. Точнее, сначала с нами, потом уже со страной.