Американец в ополчении ДНР – «К востоку от Киева всё будет наше»

Какие территории Украины по итогу военной операции возьмет Россия, а какие заберет Запад? Почему в армии ДНР теперь нет добровольцев из США? Как вести информационную войну, когда основные соцсети принадлежат западным компаниям?

Об этом и о многом другом корреспонденту «ПолитНавигатора» рассказал воющий на стороне ДНР доброволец из США Рассел «Техас» Бентли.

Рассел, кроме тебя и нью-йоркского серба Зака Новака, в 90-е воевавшего в Боснии под командованием легендарного сербского четнического воеводы Славко Алексича, в вооруженных силах ДНР есть еще американцы?

– Корреспонденты и гуманитарщики могут прибыть. Из Америки приехало немало гуманитарной помощи Донбассу, как и из Великобритании и ЮАР. Но среди солдат здесь, я думаю, тут я только один американец. Во всяком случае, на данный момент.

Я думаю, если американский доброволец приедет в Донбасс, чтобы вступить в ряды Народной милиции, он, прежде всего, свяжется со мной. Мне много человек из США писали, спрашивали, как стать добровольцами, но я сдерживаю их, потому что знаю, что наша армия ДНР пока не очень хочет привлекать иностранцев.

В чем причина такого отношения?

– Ну, хотя бы потому, что иностранцы не говорят по-русски. Некоторые из них не имеют опыта боевых действий.

То есть человек приезжает, как турист со словами «Я хочу помочь вам!», но в итоге все заканчивается «Помогите мне, пожалуйста!».

Но почему у тебя тогда в свое время получилось влиться в боевые подразделения ДНР?

– Я приехал в декабре 2014 года, в горячую пору. И я тогда не был уверен, что победа будет за нами, и то, что я проживу больше трех месяцев. Я не хотел умирать, но понимал, что вероятность подобного сценария была высокой. Я очень мало говорил по-русски, когда приехал, но я ветеран американской армии и хороший солдат, мои друзья и соратники говорили – отличный солдат, у меня есть награды, на Донбассе я работал в аэропорту, на Спартаке, в Авдеевке. Но знаешь, для работы на серьезных и горячих позициях достаточно знать всего два русских слова: «Давай!» и «Б…ь!».

Это хорошая шутка, но, скажи, тебе было трудно адаптироваться в среде русских солдат?

– Да, конечно. Мой первый день на позициях был в Иверском монастыре, в 400 метрах от нового терминала Донецкого аэропорта, где засели «киборги», неподалеку от диспетчерской башни. Я приехал в монастырь в час ночи, и человек, сопровождавший меня, сказал: «Снайпер». Так будет и по-английски, и по-русски, и это было понятно.

До этого я десять лет работал в США на очистке деревьев (арбористом – ред.), и это была реально опасная работа на 30-метровой высоте. И я шел на нее каждый день с пониманием, что этот день может быть для меня последним. И когда я приехал сюда на первую линию, что очень опасно, это по ощущениям было, как еще один рабочий день в США. И я не забыл свою работу в американской армии, наставления своих инструкторов, как ставить растяжки, как делать работу сапера.

А к русскому оружию было привыкнуть легко?

– Ну, в США тоже есть «калаши». Это отличное оружие. «Макаров» я не знал, но сейчас тоже хорошо им владею. И у меня есть один. И «калаш» есть дома. Никогда не беру их, когда иду на улицу, конечно, всё зарегистрировано.

Рассел, нынешнюю операцию ты уже встретил не как боец Народной милиции. По каким причинам ты ушел из Корпуса?

– Когда я приехал в Донбасс мне было 54 года. Поначалу мой отряд был от движения «Суть времени». Потом шесть месяцев я работал в батальоне «Восток», а с июня 2015 года в батальоне спецназа «Хан». И тогда мне было уже 55, я четко ощутил, что служба в спецназе – это все-таки для молодых. И мой командир – отличный человек, сказал, что, возможно, будет лучше, если я займусь информационной войной. И я это принял, потому что я – поэт, и моя душа – душа поэта. И мои слова достигают цели, они воодушевляют людей.


То есть когда я солдат на первой линии, то я один из многих, работаю с автоматом на расстоянии 400 метров, с РПГ – на 900. А тут мои слова – мои патроны, мой компьютер – мое оружие, и все это разносится по всему миру. И мои видео посмотрело более миллиона человек.

Но я хоть и старый, но солдат. Калаш у меня есть, так что, думаю, из меня, если нужно будет, получится неплохой партизан.

Но сейчас, насколько я знаю, и тебя коснулась информационная блокада, были удалены твои каналы из соцсетей – как ты теперь собираешься выходить к аудитории, преимущественно англоязычной?

– Я информационный партизан. Враг блокирует меня, и я ищу другие пути. Сейчас есть телеграмм, BitChute – американский альтернативный ютуб. Нелегко, конечно, обходить запреты. Твиттер заблокировал меня в 2016 году с четырьмя тысячами подписчиков. Я перенес деятельность в фейсбук – там удалили мои страницы два года назад. Хорошо, я ушел в ютуб, сейчас ютуб удалил меня. И что же?

Мой следующий ролик будет про то, как завести аккаунт во ВКонтакте, где у меня сейчас семь тысяч подписчиков – это больше, чем было в фейсбуке, и половину из них я тоже переведу во Вконтакт.

После чего в США, по всей видимости, придут к пониманию, что нужно запретить у себя ВКонтакт и телеграмм. У меня было три авторских веб-сайта, два из них закрыли, причем, два до сих существуют, но я теперь просто не могу туда зайти.

Насколько тебе своей информационной войной удалось изменить общий настрой американского общества в отношении событий в Донбассе и на Украине?

– Моей первой работой в информационной войне стала история Анны Тув – женщины из ДНР, у которой после обстрела укропов был разрушен дом, погиб муж, старшая дочь, сама она потеряла руку. И я был у нее через два дня после произошедшего. Это было мое первое видео, я делал его дома, через три дня после нашей встречи в госпитале. И был очень сильный эффект, свою первую гуманитарную помощь я собрал именно для нее.

Десять тысяч долларов из Америки прислали ей. Я говорил о своем намерении собрать десять тысяч долларов своему командиру, но он не верил, и отвечал, что может быть удастся собрать две тысячи. Но через сорок дней после выхода ролика я собрал эту сумму. Все благодаря пользователям фейсбука, твиттера.

Я всегда говорил, что это не война Украины с Россией, и не гражданская война на Украине, а война США с Россией, и дьявола с Богом. И когда американский гражданин видел, что делал режим в Донбассе – обстреливал дома, школы, детские сады…

Большой детский сад «Гармония» в Киевском районе Донецка, рядом с аэропортом, попадал под обстрел много раз. И все 250 окон этого огромного здания были выбиты. Наш фонд заменил все окна – деньги пришли со всего мира.

Я слышал, что с недавних пор у вашего фонда начались проблемы в США….

– Это очень опасная ситуация. Фонд возглавляет моя крестная мать, Людмила, она родом из Донецка, но последние двадцать лет жила во Флориде, она очень верующий, православный человек. И украинские фашисты приехали к храму, прихожанкой которого она является и сказали: «Мы убьем тебя!».

При этом американские спецслужбы постоянно следят за ней, и за нашим фондом. Поэтому я прекратил работать с нашим фондом, чтобы отвести опасность от них. Он последние семь лет помогал исключительно мирным гражданам – детям, старикам, инвалидам. А если бы он помогал ополченцам, то его организаторов отправили бы в американский ГУЛАГ. И вот я сейчас готовлю публикацию о том, что теперь не работаю с этим фондом, я же хочу сконцентрироваться на помощи героям, защитникам, как волонтер. Сейчас очень много раненных.

Не скучаешь по Родине?

– Я люблю Донецк, я люблю ДНР, я – гражданин ДНР. Я и Россию люблю, но Донецк, ДНР – это мой дом. И всегда буду защищать это, свой дом, свой кров. Я был в Питере, в Москве, в Крыму, в Ростове-на-Дону, там тоже круто, интересно, это культурные места, но для меня Донецк – это рай, словно вся моя жизнь была дорогой сюда.

А вот в твоем родном Остине, Техасе, на Юге, в целом, остался ли еще дух дикси, Диксиленда, отличного от янки, Вашингтона, США?

– Да, безусловно. Конечно! Там очень много интеллигентных, культурных людей, которые понимают, что режим в Вашингтоне – это реальный фашизм. Бенито Муссолини – отец фашизма, говорил, что самая лучшая комбинация – это корпоративизм и сила государства. И это настолько подходит для сегодняшней Америки!

Я понимаю, что никто из нас не оракул, но всем своим собеседникам, в том числе и тебе, я в последнее время задаю вопрос: когда, на ваш взгляд, закончится активная фаза операции на Украине?

– Когда мы пойдем на Берлин (смеется). Ситуация сейчас нелегкая, но это нормально. Я был на освобожденных территориях – в Анадоле, например, смотрел на местных людей, которые плакали и говорили: «Спасибо! Мы любим Россию!». И для людей оттуда это, конечно, самое лучшее, что можно представить. И победа будет нашей. Только идиот может думать, что Украина победит Россию, это смешно.

Знаешь, братан, два месяца назад я говорил о том, что украинская армия готова заходить в центры больших городов Донбасса, чтобы воевать там, прикрываясь мирным населением. Потому что по городам не будет работать русская авиация, русская артиллерия, русские ракеты. И эта проблема сохраняется и сейчас. И тогда же я сказал, что Россия раскроет эти планы и начнет действовать раньше. И тогда многие из тех, что называли и называют себя экспертами, отвечали на это, что Техас – это дурак, и войны не будет.

И только реальный эксперт, военный аналитик из США Скотт Риттер говорил то же, что и я. А раньше он открыто заявлял о том, что у Ирака нет бактериологического оружия. И мой анализ был правильным.

И вот, что я думаю по поводу следующих двух месяцев: наши армии – республик и России, возьмут Киев и всё к востоку от него. И после этого остановятся. И будут контролировать территории от Чернобыля на севере до границы с Молдавией на юге.

После этого, и я думаю на сей счет есть секретные договоренности, НАТО зайдёт на запад Украины. Они не выпустят ни одного патрона в сторону русских солдат, но как куклы из театра марионеток, покажут своему обывателю, что «мы остановили Путина, мы спасли западную Украину». И будут говорить, что «Путин увидел, что НАТО пришло и побоялся идти дальше». Но всё к востоку и к югу от Киева будет наше.