Самое страшное: Альгис Микульскис делится первыми впечатлениями о воюющем Донбассе

За восемь лет донбасского кровопролития через его горнило прошли едва ли не тысячи журналистов. И для каждого этот край стал чем-то своим, глубоко личным. Обозреватель ФАН Альгис Микульскис делится собственными первыми впечатлениями от увиденного в Донецке и окрестностях.

Профессиональная судьба журналиста — штука донельзя причудливая, и порой забрасывает его в такие места, о которых обладатели множества прочих профессий и помыслить не могли бы. Или не забрасывает. Именно так у меня случилось с Донбассом — в самые горячие дни 2014-го, 2015-го да и всех прочих годов я был занят чем-то другим. Был занят, но знал: «донбасская чаша» однажды меня не минует. Так и случилось.

В Донецк мы прибыли 19 марта, и что такое страх, я прочувствовал уже на следующий день, когда мы с моим коллегой Александром Костеровым поехали на окраины города, находящиеся под непрерывным огнем украинцев уже восемь лет.

Говоря о страхе, я не имел в виду страх за собственную жизнь, хотя, чего уж греха таить, он тоже присутствовал, но я сейчас о другом. Я сейчас о страхе иррациональном, о тоскливом, о том, который невозможно ни описать, ни объяснить, ни передать. О том, который рождается внутри при виде плачущей пожилой женщины, просто уставшей от ежедневных «прилетов».

О том, который шевелится где-то за грудиной при общении с хозяином дома, разрушенного утром, а у мужика этого нет на лице никаких эмоций.

А дальше мы с Аббасом Джумой оказались в поселке Безыменное, куда стекаются беженцы из Мариуполя.

Что сказать? А что бы вы сказали при виде серых от ужаса людей, которые выходят из автобуса с буквой Z на борту, таща на руках грудных детей, стариков и домашних котов? Я подходил к ним с какими-то вопросами и чувствовал себя абсолютно лишним в их вселенной — люди выбрались из ада, а тут я. Но они все же рассказывали. И от этих рассказов хотелось выть в голос. Можно сколько угодно обвинять российские СМИ в «ангажированности», однако…

Да! «Азов» (экстремистская организация, запрещенная в РФ) зверствует, используя мирных как живой щит.

Да! Украинские наци стреляют по людям просто так, потому что можно.

Да! Они ставят артустановки в жилых кварталах, дают пару выстрелов и сваливают от «ответки», которая, конечно же, прилетает, но уже не по ним.

Да! Они не делают абсолютно ничего, чтобы как-то помочь хотя бы водой тем, кто сидит в подвалах, но забирают последнее.

Всей моей журналистской фантазии не хватит, чтобы придумать эти рассказы. Потому что я все-таки человек. И чудом вырвавшиеся из Мариуполя — тоже люди. Но только — не для «Азова» и ему подобных.

Тем не менее упомянутый мною выше страх — тоже был не самым страшным. А самым было знаете что?

Я много где побывал. Одна только Сирия со всеми ее ужасами, творимыми «бармалеями», чего стоила. Так вот: самое страшное — это видеть, как нелюди пытаются убивать тех, кто говорит с тобой на одном языке. Твоих! Которые — твой народ, которые видят те же сны, что и ты, и которым матери читали в детстве те же сказки перед сном. Вот что самое страшное.

И еще. Там, в Безыменном, рядом с Дворцом культуры, где временно остановились жители Мариуполя, мы увидели собаку. Красивая, безупречно породистая овчарка, по словам беженцев, заскочила в один из автобусов, уходящих из горящего города, и приехала вместе со всеми. Где хозяева — неизвестно. Но ее, овчарку эту, поставили «на довольствие», как и нескольких котов, вывезенных людьми… Значит — мы все еще не окончательно потеряли себя, и никакая беда, даже самая смертная, не способна превратить нас в нечисть.

В тот же день стало известно, что над городом-спутником Донецка Макеевкой ПВО сбила две украинские «Точки-У». А когда уже вечером мы с Аббасом шли по абсолютно безлюдной столице республики, откуда-то со стороны дальних ее окраин в небо снова взлетела звезда. Взлетела — и рассыпалась искрами. Спустя несколько секунд до нас донесся гул маршевого двигателя зенитной ракеты и чуть позже — грохот взрыва.

А потом — все повторилось. Это значит, что наши сбили еще две «Точки-У»... Украинские. Которые шли на мирных, к счастью, не оказавшихся беззащитными.

Что еще потрясло? То, что на улицах нет молодых мужчин. Самые «ушлые», которых безусловное меньшинство, попрятались от мобилизации по родственникам, а самые честные — ушли воевать.

Вот по этим самым причинам я и уверен в том, что Донбасс — этакая квинтэссенция России.

Этот текст, вероятно, излишне эмоционален, но я еще раз повторю: когда убивают народ — любой — чудовищно в принципе. Но когда убивают народ, к которому ты относишь себя сам — чудовищно в кубе. Вот отсюда и все эти эмоции.

В заключение добавлю только одно: с причинами и последствиями ныне происходящего мы будем разбираться потом, после победы, в которую нужно просто верить. Хотя бы по одной причине — все мы, группа журналистов ФАН, работающая сейчас в этих местах — русские. Альгис Микульскис, Аббас Джума, Александр Костеров, Александр Рычков… Русские. Как и десятки миллионов прочих, видящих в буквах V и Z символы мира, а не войны.