Плохо о войне

       О психологических проблемах «потерянного поколения» стали часто и много говорить на западе после окончания Вьетнамской войны. В нашей стране о подобных проблемах, связанных с участием людей в боевых действиях в мирное время, сказано пока что мало. В связи с чем во мне родилось желание собрать воедино несколько историй.                                                            
                                                                      
                                                              Сашка

         Оставшись один, я присел на толстый обломок древесного ствола и, залюбовавшись синевой неба, вдруг услышал у себя за спиной приветствие:
       - Добрый день.
       - Добрый, - оглянувшись, сказал я.  
       - Позволите присесть? - спросил незнакомец.
       - Присаживайтесь, - сказал я.
       - Давайте знакомиться, - предложил незнакомец..
       - Давайте, - кивнул я.
       - Саша, - представился незнакомец.
       - Игорь, - ответил я.
       Когда мой новый знакомый присел рядом со мной, до моих ноздрей донесся запах алкоголя и дыма. На вид моему новому знакомому, назвавшемуся Сашей, было лет сорок. Одет он был по-нищенски. На голове измятая бейсболка. Грудь и спину прикрывала майка, ниспадавшая поверх коротких шорт. Ступни незнакомца защищали банные шлепанцы.
       - Издалека прибыли, Игорь? - спросил Саша.
       - Три тысячи километров, - сказал я.
       - Зачем?
       - Захотелось переждать пандемию в горах, - сказал я.
       - Служили?
       - Учился.
       - Недолейтенант, значит.
       - Почему - недолейтенант?
       - Мы так называли тех, кто приходил служить после окончания институтских военных кафедр.
       - А вы что заканчивали?
       - Краснознаменное, ордена Ленина, пехотное училище, - ответил мне Саша.  
       - Завидую, - признался я. - Когда-то я тоже мечтал об армии, но оказался годным к строевой службе только во время войны.
       - И во время войны не все оказываются к ней годными, - сказал Саша.
       - Вы о чем?
       - О своем, - ответил Саша. - И давай переходить на «ты». Ты мне завидуешь, а я тебе. Если бы я был недолейтенантом, то никто не послал бы меня в свое время в Анголу. Тебе название этой страны о чем-нибудь говорит?
     - Только о том, что эта страна находится в Африке, - ответил я.
     - А про нашу помощь этой африканской стране ты, Игорь, что-нибудь слышал?

     - Нет, - сказал я.
     - И от меня много ты тоже не услышишь, - закуривая сигарету, сказал Саша. - Скажу только, что охота на африканских террористов обошлась многим из нас дороже, чем им самим.          
     - Почему?
     - Не знаю, поймешь ли ты меня, но слушай. Сперва я, как это водится, родился. Потом был детдом, служба в армии, военное училище и колония для бывших сотрудников силовых структур.
         - Тебя судили?
         - Судили.
         - За что?
         - За убийство командира.
         - За что ты его убил?
         - Правильнее будет спросить: почему?
         - Почему?
         - Наша группа получила задание нейтрализовать одного ангольского националиста. Скотиной этот националист был отменной. Мог, не сморгнув глазом, убить женщину или ребенка. Высадили нас в трех километрах от того места, где был его лагерь. Мы подползли ближе. Ночи в джунглях темные, но силуэт этого националиста хорошо был виден на фоне горящего костра. Я выстрелил. Он упал. И тут уже по нам самим началась беспорядочная стрельба. Две пули попали нашему командиру в живот. Уже теряя сознание от нестерпимой боли наш командир попросил меня уводить группу, а его самого застрелить.
         - Почему он сам не мог это сделать, как это часто показывают в кино? - спросил я.
         - В жизни не бывает так, как бывает в кино, - ответил мне Саша. - В жизни семья офицера, покончившего с собой в мирное время, лишается пенсии. Но даже не этот факт стал поводом для отдания меня под суд. Обнаружив тело нашего командира в джунглях, местные африканские газеты подняли страшный шум, обвинив нашу страну в том, что в политической борьбе мы используем запрещенные методы. Хотелось бы мне знать, какие страны эти методы не используют. Одним словом, дело повернули таким образом, что лидера националистов мы не убивали, а наш командир стал жертвой неуставных отношений. Другими словами, я убил его в целях присвоения себе его власти. Суд не принял во внимание того факта, что я рос сиротой и армия стала для меня тем местом, где я смог обрести семью. Ничего этого суд не учел, назначив мне наказание в виде пяти лет лишения свободы в колонии для бывших сотрудников силовых структур. Трудно сидеть в тюрьме с людьми, давшими подписку о неразглашении всего того, что с ними случилось. Говорить друг с другом, если не хочешь загреметь в карцер, можно было только о погоде, о женщинах или об еде. Освободившись из колонии по сроку, я устроился слесарем по ремонту и обслуживанию контроль-измерительных приборов. Не потому, что я эти приборы очень любил. Просто, для их мытья выдавали спирт. И понеслись мои запои наперегонки с похмельем. Сошелся с одной дамой. Но сексом человеческих отношений не заменить. Выгнали меня сперва с работы, а потом и из чужого дома. Так я стал бомжом.
       - Может, тебе деньги нужны? - спросил я Сашу.
       - Лучше из еды что-нибудь добудь, - ответил он. - Магазинчик в поселке из-за эпидемии закрыли, а в городе мне показываться нельзя. Хотя, где ты добудешь еду? Пойду назад в поселок. Может, кто куском лаваша обрадует.
       Глядя ему вслед, я подумал о том, что на войне люди часто теряют то, что им самим бывает намного дороже жизни. Будь то семья, имущество, любовь или простые человеческие отношения.