Образование и наука под санкциями

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Каких совместных проектов с зарубежными вузами и фондами Россия может лишится, рассказал профессор МГУ Алексей Маслов.

Многие западные университеты подтверждают готовность продолжать диалог, что называется, над событиями.

Не только крупный бизнес на фоне военной спецоперации в Украине разрывает отношения с Россией. Уже звучат отказы от сотрудничества на уровне отдельных зарубежных вузов, научных сообществ и международных фондов, которые выдают гранты и стипендии на обучение за границей в том числе российским студентам.

Так, Массачусетский университет уже объявил о прекращении работы со Сколковским институтом науки и технологий, пишет РБК. Крупнейший немецкий фонд DAAD, который занимается студенческими обменами, заявил, что приостанавливает сотрудничество с Россией, пишут «Новые Известия». О приостановке сотрудничества с российскими и белорусскими вузами и научными учреждениями также заявили в совете ректоров эстонских вузов, куда входят Эстонская художественная академия, Эстонская академия музыки и театра, Эстонский сельскохозяйственный университет, Таллиннский университет, Таллиннский технический университет и Тартуский университет. В Министерстве образования Финляндии отметили, что взаимоотношения с Россией на уровне образования будут определяться политикой ЕС. «Без решений на уровне ЕС возможности россиян учиться в стране не будут ограничены. Даже в этом случае, скорее всего, речь будет идти об ужесточении условий въезда или получения вида на жительство для россиян, а не об ограничении самого обучения», — говорится в заявлении.

Учеба за границей, приглашенные профессора, международные стажировки и программы обмена студентов, совместные с западными вузами образовательные и научные проекты и программы: каких возможностей мы можем лишится, рассказал «Росбалту» директор института стран Азии и Африки МГУ Алексей Маслов.

— Зарубежные вузы и фонды начали отказываться работать с Россией из-за военной спецоперации на Украине. Каких еще значимых для нас проектов в области международного сотрудничества в образовании мы можем лишиться?

— Во-первых, у нас есть программа, которая существует уже несколько десятилетий — Erasmus+. Если программа Erasmus — это обмен студентов в рамках ЕС, то программа Erasmus+ включает студентов других стран, в том числе России и Китая. Ее финансируют не университеты как таковые, а фонды. Эта программа может быть свернута.

Во-вторых, у нас есть программы British Council, Института Гете, Института Сервантеса, «Альянс Франсез», American Council, которые предоставляют стипендии для обучения в том числе российских студентов за рубежом. Эти программы финансируются правительствами этих стран через фонды, и, скорее всего, закроются.

В-третьих, мы можем лишиться различных способов сдачи экзаменов TOEFL и IELTS, которые в общем формате проводились именно этими фондами. Как следствие, станет невозможно поступить в западный вуз без того, чтобы сначала поехать туда и сдать экзамен на знание английского языка, что сейчас сложно, а только потом подавать документы.

В-четвертых, у нас есть ряд соглашений по линии межвузовского сотрудничества. Эти соглашения предполагают обмены студентами как таковые, которые всегда работали достаточно стабильно. Они могли финансироваться как из фондов самих университетов, так и из благотворительных фондов, к примеру, Владимира Потанина или Виктора Вексельберга. Такие прямые обмены, вероятно, тоже закроются.

В-четвертых, скорее всего будет свернуто сотрудничество по линии науки. С российской стороны это затронет не только отдельные университеты, но также РАН и ее институты. Если сотрудничество базировалось на каких-то формальных соглашениях, я полагаю, что оно может быть ограничено.

В-пятых, мы можем лишится иностранных студентов, которые приезжали к нам как из ЕС, так и из Китая, Индонезии, Японии Индии. Некоторые из них приезжали учиться в Россию целиком за свой счет на полный двух или четырехлетний цикл обучения. Их поток, очевидно, уменьшится. Но многие студенты, в том числе из восточных стран, приезжали на год или на какой-то отдельный модуль, и чаще всего подавали заявки на обучение через какой-то фонд: либо университетский, либо общегосударственный. Мы ожидаем, что эти фонды как минимум сейчас, до нормализации ситуации, прекратят финансирование, и студенты перестанут приезжать. Как следствие, наши студенты тоже не смогут активно выезжать на обучение за рубеж, потому что часто они это делали именно по обмену.

В то же время я вижу, что многие западные университеты сейчас подтверждают готовность продолжать диалог, что называется, над событиями. Я вижу в этом очень большую ответственность университетских работников, потому что понятно, что образование не должно страдать в такой ситуации.

— В Сети появилась информация о массовых отчислениях российских студентов из зарубежных вузов.

В российском офисе Erasmus+ эту информацию не подтвердили. Что вам известно об этой ситуации?

— В реальности я не знаю ни одного случая, когда зарубежные или российские вузы отчисляли бы иностранных студентов, причем, массово, на фоне ситуации в Украине. В первую очередь это крайне невыгодно самим вузам, потому что любой студент — это деньги. И самое главное — это возможность сохранять позитивный имидж. Даже если что-то такое происходит в каких-то отдельных вузах, это, что называется, перегибы на местах. Я не слышал, чтобы кто-то из крупных российских университетов, таких как ВШЭ, МГУ, РУДН, отчислял западных студентов. Более того, я не слышал, чтобы такие вещи даже обсуждались.

Что касается российских студентов за рубежом, я тоже видел эти слухи. Могу сказать, что целый ряд наших ребят, которые учатся в Великобритании по стипендиям, по грантам, продолжают учиться. Я специально вчера позвонил своим студентам, чтобы это выяснить.

— Они учатся по российским или зарубежным грантам? То есть, может ли Россия со своей стороны отозвать у своих студентов гранты на обучение в другой стране, например, объявившей нам санкции?

— Скорее всего, fellowship, то есть, стипендии или гранты на обучение студенты получали за рубежом. То есть, они выделены не Россией и отозвать она их не может. На практике, вопрос решается очень просто: большинство студентов получают fellowship на полгода-год, после чего им его почти автоматически продлевают. То есть, если российских студентов не захотят оставлять в стране, их не нужно будет даже отчислять. Достаточно будет просто не продлить fellowship.

— В сухом остатке получается, что те россияне, которые уже учатся за границей, продолжат обучение. А вот тем, кто только планировал поступать, не повезло, потому что многие программы, скорее всего, будут свернуты, и поступить в зарубежный вуз будет заметно сложнее?

— Скорее всего — да. Но я обратил внимание, что за последние два-три дня подавляющее число и западных, и восточных университетов очень аккуратно относятся ко всем решительным действиям. Они не хотят рушить образовательные связи с Россией, потому что для многих эти связи в том числе личные, они все-таки разделяют образование и политику и не очень заинтересованы в разрыве отношений.

— Какие последствия все это будет иметь для российского образования и для российской науки?

— Для науки это прежде всего означает заметное уменьшение доступа к объемам научных знаний: конференциям, научным разработкам, и, как следствие, переход во многом на собственные силы.

— Многие могут только порадоваться тому, что мы будем развивать свою науку.

— Нам и так никто не мешал это делать. Просто в таком случае может оказаться, что те вещи, которые мы разрабатываем, и те проблемы, которые мы решаем, на самом деле в мировой науке уже давным-давно решены.

— То есть: есть риск того, что мы будем заново изобретать велосипед там, где могли бы просто позаимствовать решение?

Да, именно. Или по крайней мере часть этого решения. Что касается образования, идея самих студенческих обменов заключается в том, чтобы показать другие научные и образовательные школы. Все это исчезнет.

Возникает и еще один момент, на котором стоит остановится. Сегодня главные рейтинги российских ученых определяются по системе научных публикаций, которые индексируются в западных базах: Web of Science и Scopus. Одна из них европейская, другая — американская. Уже не первый год в российской науке шло недовольство тем, что индексация производится по западным стандартам. Я думаю, что Россия так или иначе будет избавляться от этого. Не исключено, что начнет создавать свои базы данных индексирования, совместные с Китаем и Индией, или развивать существующую — данных — Российский институт научного цитирования (РИНЦ).

Надо понимать, что международное индексирование давало конкуренцию и позволяло определять уровень российской науки в мире. Надо полагать, что сейчас российские университеты не будут участвовать в мировых рейтингах. Скорее всего мы останемся в Шанхайском и будем развивать свой. Все это еще больше уменьшит приток иностранных студентов, которые в основном ориентировались на международные рейтинги.

— Насколько я понимаю, цитирование в западных журналах, участие в международных рейтингах — это часть показателей, по которым оценивают работу наших преподавателей и вузов? То есть, помимо своей базы цитирования нам придется изобретать и новые показатели?

— Да, их придется как минимум корректировать. Там, где были показатели Web of Science или Scopus, нам придется заменить их на РИНЦ. Но есть еще одна особенность: очень многие российские журналы входят в международные базы данных. Возникает вопрос: будут ли эти базы данных разрывать отношения с российскими журналами. По сути, это важно не только нам. Это важно в том числе и для наших западных коллег, потому что многие высокорейтинговые статьи российских ученых переводятся на английский язык, и наши достижения тоже становятся частью мировых. Сейчас все это тоже может исчезнуть.

Анна Семенец