Сей труд посвящается Великой Лютой Февральской Революции.

Бородатые старообрядцы обнимают бородатых сионистов – все мы сегодня масоны. Жё сви санкюлот.

Прародитель "Смуглой династии" и предок Гоги Мухосранского, Великий князь Владимир Кириллович нацепил красный бант, преклонил колена пред Родзянкой и принёс вассальную клятву Госдуме.

Радуется восходу солнца свободы всякая живая тварь: и мужественный земгусар и трепетная дама полусвета, и щедрый иностранный концессионер и отечественный эффективный фабрикант – ужо чичас построим капитализм, скинувши гнёт феодализма. Помощь обещали мосье Палеолог и сэр Бьюкенен, за долю малую, не стоящую внимания переживальщика за Отечество. Эшелоны французских булок и танкеры уискей уже отчалили от дебаркадеров. 300 сортов фуа гра завезены в окопы Перемышля.

Швабода пришла в царские узилища и пали мрачные оковы. Вскормлённые в неволе молодые орлы разлетелись птенцами Керенского.

Режут неповоротливых городовых бедовые революционные гайменники и румяные гимназистки.

"Грабь, бухай, отдыхай" – несётся над необъятными просторами.

Мосье Керенский отдыхает от революции в царской постели, он заслужил, он достоин. Младой князь Феликс Юсупов, обряженный в новое платье, заламывает руки в надежде припасть к чреслам Великого Деятеля. Дрожит юсупова ножка в фильдепёрсовом чулке, играют румяные булки.И только дедушка Ленин, ёрзая по лавке в швейцарской пивной, мрачно смотрит в глубины пивной кружки – он чужой на этом празднике жизни. По единственно верному учению Карла Генриховича Маркса ждать нужного развития производственных отношений и прихода социализма ещё долго.

Так говорил Г.В. Плеханов.

©

Синё и темно.

Город

сном

и покоем скован.

НО

не спит

мадам Кускова.

Любовь

и страсть вернулись к старушке.

Кровать

и мечты

розоватит восток.

Ее

волос

пожелтелые стружки

причудливо

склеил

слезливый восторг.

С чего это

девушка

сохнет и вянет?

Молчит...

но чувство,

видать, велико.

Ее

утешает

усатая няня,

видавшая виды,-

Пе Эн Милюков.

"Не спится, няня...

Здесь так душно...

Открой окно

да сядь ко мне".

- Кускова,

что с тобой?-

"Мне скушно...

Поговорим о старине".

- О чем, Кускова?

Я,

бывало,

хранила

в памяти

немало

старинных былей,

небылиц -

и про царей

и про цариц.

И я б,

с моим умишком хилым,-

короновала б

Михаила.

чем брать

династию

чужую...

не слушаешь меня?!-

"Ах, няня, няня,

я тоскую.

Мне тошно, милая моя.

Я плакать,

я рыдать готова..."

- Господь помилуй

и спаси...

Чего ты хочешь?

Попроси.

Чтобы тебе

на нас

не дуться,

дадим свобод

и конституций...

Дай

окроплю

речей водою

горящий бунт...-

"Я не больна.

Я...

знаешь, няня...

влюблена..."

- Дитя мое,

господь с тобою!-

И Милюков

ее

с мольбой

крестил

профессорской рукой.

- Оставь, Кускова,

в наши лета

любить

задаром

смысла нету.-

"Я влюблена".-

шептала

снова

в ушко

профессору

она.

- Сердечный друг,

ты нездорова.-

"Оставь меня,

я влюблена".

- Кускова,

нервы,-

полечись ты.

он такой речистый...

Ах, няня-няня!

няня!

Ах!

Его же ж

носят на руках

А как поет он

про свободу...

Я с ним хочу,-

не с ним,

так в воду".

Старушка

тычется в подушку,

и только слышно:

" Саша!-

Душка!"

Смахнувши

слезы

рукавом,

взревел усатый нянь:

-В кого?

Да говори ты нараспашку!-

"В Керенского..."

-В какого?

В Сашку?-

И от признания

такого

лицо

расплылось

Милюкова.

От счастия

профессор ожил:

- Ну, это что ж-

одно и то же!

При Николае

и при Саше

мы

сохраним доходы наши.-

Быть может,

на брегах Невы

подобных

дам

видали вы?

Прекрасные комментарии!