Голод в тылу. "Сегодня кастрюлю вылизывает дядя Костя."

Существует устойчивое заблуждение, связанное с советской пропагандой: якобы настоящий голод в войну был в блокадном Ленинграде, остальная страна питалась более-менее сносно. На самом деле практически весь СССР голодал точно так же, как Ленинград, ведь немцы захватили все основные житницы: Украину, Кубань и Черноземье.

Отрывок из автобиографической повести Владимира Войновича «Автопортрет». В конце лета 1943 года отец отвез подростка Володю к родственникам Шкляревским в Управленческий городок под Куйбышевым:

"Не помню уж почему, но осенью я к родителям не вернулся и пошел в четвертый класс. Начался голод, и чем дальше, тем ощутимей. Я не помню, сколько нам давали хлеба и других продуктов по карточкам, и вообще давали ли что-нибудь, кроме хлеба, но голод был самый настоящий, не сравнить с привычным недоеданием. Люди превращались в ходячие скелеты или, наоборот, распухали, как надувные фигуры. Лица у распухших были синие, и кожа казалась прозрачной. Многие умирали прямо на улице.

В школе нам давали в дополнение к иждивенческой норме еще 50 граммов хлеба. У одноклассника Олега, с которым я подружился, мать работала продавщицей. Не будучи голодным, он предлагал мне всегда свою пайку. Я же, несмотря на голод, не брал, стеснялся. У нормального голодающего человека какие-то чувства, может быть, и ослабляются, но не исчезают совсем. Когда рассказывают, что есть люди, во время голода пожирающие собственных детей, надо иметь в виду, что речь идет об уродах, из тех, которые в обыкновенное время могут подбросить своего ребенка кому-то, спустить его в мусоропровод, а то и умертвить. У нормальных людей, как бы они ни голодали, людоедских побуждений не возникает…

Я ослабел настолько, что не мог ходить в школу. Я постоянно мерз, целые дни проводил на лежанке у печки и никак не мог согреться. Но через силу вставал и шел к солдатам за очистками для кролика, которого у нас на самом деле уже не было. С наступлением голода мы его не убили, но стали объедать: только часть очисток доставалась ему, а остальное мы сами съедали. Кролик сначала тощал вместе с нами, но потом сбежал, предпочтя, наверное, быструю кончину от руки голодающего растянутой во времени и мучительной смерти от голода. Кролик пропал, но я продолжал исправно ходить за очистками, солдаты не отказывали, но удивлялись: «Что это ваш кролик так много ест?»

Я очень хорошо помню тот голод, но описать его впечатляюще уже не смогу. Потому что есть память ума и память чувства – то, что помнится кожей, спиной и желудком. Когда-то я об армии мог написать много, но не спешил, а теперь память осталась, но чувство ушло, и я уже не могу пережить заново ощущение, которое человек испытывает при команде «подъем!», или при встрече в самоволке с патрулем, или страх перед старшиной, или еще что-нибудь в этом роде. Я все это помню, но одних воспоминаний мало. Раньше, видя остриженного наголо солдата, я себя ощущал им, а теперь мне даже не верится, что и я был таким же. Так и с голодом…

Дядя Костя убил камнем ворону. Мы ее съели всей семьей.
Витя поймал в силки воробья. Тоже разделили на шесть человек.
Как-то я спросил у тети Ани, можно ли вылизать кастрюлю. Она сказала: нет, сегодня кастрюлю вылизывает дядя Костя.

Тетя Аня у нас заведовала дележом всего съестного. Хлеб, получаемый на всю семью, делила на три больших куска, соответствовавших рабочим пайкам дяди Кости, Севы и Вити, и на три маленьких кусочка получателям иждивенческих карточек: мне, бабушке и себе. Я однажды как бы невзначай заметил, что папа хлеб всегда делит поровну. Тетя Аня отреагировала на это сердито, сказав, что дядя Костя, Сева и Витя тяжело работают физически и тратят много калорий, а мы ничего не делаем и ничего не тратим. Если они будут есть столько же, сколько мы, они умрут, а мы за ними, потому что сами себя не прокормим.

Очистки мы сначала варили, потом стали делать из них блинчики.

Дядя Костя где-то кому-то сколотил гроб и получил гонорар – две бутылки машинного масла, более или менее съедобного. На этом масле бабушка стала жарить блинчики из вареных очисток. Блинчики казались мне очень вкусными, но их было мало.

Мы все, кроме дяди Кости, продолжали тощать, а он, всякую еду разбавлявший водой, распух. Почему родители в ту зиму не сразу забрали меня назад, к себе, я не знаю. Может быть, просто не предполагали, что мы голодаем..."



Источник:
Войнович Владимир Николаевич, "Автопортрет: Роман моей жизни"
https://www.litmir.me/br/?b=129982&p=1

Дополнительные материалы:
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА НКВД КФССР В СОВНАРКОМ РЕСПУБЛИКИ «О СОСТОЯНИИ СНАБЖЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ ПУДОЖСКОГО РАЙОНА КФССР ПРОДУКТАМИ ПИТАНИЯ И ПОЛИТИЧЕСКИХ НАСТРОЕНИЯХ»
11 июня 1942 г.
Совершенно секретно
"23 апреля 1942 г. в ЦК КП(б) и СНК Карело-Финской ССР мною сообщалось о тяжелом положении со снабжением хлебом населения Пудожского района и о нездоровых в связи с этим настроениях. Сейчас, по сообщению начальника Пудожского райотделения НКВД тов. Долженко, положение в районе со снабжением населения продовольствием еще больше ухудшилось. В течение мая с. г. населению района выдавалось с большими перебоями по 200 ─ 300 г. хлеба на человека. Других продуктов не выдавалось. Систематические недоедания в течение двух месяцев создали массовое истощение значительной части населения, а на почве этого и рост смертности.
В апреле с. г. по району умерло 238 чел., из них детей до 1 года ─ 67 чел. Только по одному Пудожскому сельсовету за 27 дней мая умер в основном от истощения 81 чел., в том числе детей до 10-летнего возраста ─ 17 чел. В Шальском сельсовете района из-за тяжелого продовольственного положения некоторые рабочие лыжной фабрики употребляют в пищу кошек и собак. Из общего числа рабочих фабрики (275 чел.) 30─35% освобождены врачом от работы исключительно по причине истощения, в результате чего в последнее время ежедневно умирает 2─3 чел..."
Источник: НЕИЗВЕСТНАЯ КАРЕЛИЯ. Документы спецорганов о жизни республики 1941–1956 гг. – Петрозаводск, СДВ─ОПТИМА, 1999. 306 с. Тираж 300 экз.
http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/265270

Докладная записка Лысьвенского (Пермская область) горотдела НКГБ секретарю Лысьвенского горкома ВКП(б) Н. Рахманову об упаднических настроениях среди местных рабочих, учащихся школ ФЗО и ремесленных училищ, трудармейцев, членов семей фронтовиков, связанных с тяжелыми материальными условиями жизни. 6 апреля 1944 г.
Совершенно секретно
«В Лысьвенский ГО НКГБ поступают данные о плохих материальных условиях рабочих завода № 700 и рабочих, мобилизованных на строительство Севуралтяжстроя. Ниже приводим данные:
«Думали ли мы, что нам придется есть картофельную скорлупу, которую не ели козы, а мы здесь все едим. Хлеб поднялся до 300-450 руб. буханка. Овсяный хлеб - 200 р. кгр., картофель - 130 р. котелок, мука овсяная - 25 р. стакан, сахара с мая месяца не видали,
не отоваривают. Живут только те, кто работает в теплых местах, да начальство. Смертность такая, что не успевают делать гробы, кладут в общую могилу рядами, и это в глубоком тылу. В феврале померло 1000 чел. Я уже начинаю пухнуть и сестра тоже пухнет.»
Источник: Общество и власть. Российская провинция. 1917-1985: Документы и материалы в 6 т. Пермский край. Т. 2. 1941-1985. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 2008.
http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/103414-dokladnye-zapiski-lysvenskogo-gorotdela-nkgb-sekretaryu-lysvenskogo-gorkoma-vkp-b-n-rahmanovu-ob-upadnicheskih-nastroeniyah-sredi-mestnyh-rabochih-uchaschihsya-shkol-fzo-i-remeslennyh-uchilisch-trudarmeytsev-chlenov-semey-frontovikov-svyazannyh-s-tyazhelym#mode/inspect/page/1/zoom/4