Вторая Россия

 

Подражая своему кумиру Фридриху Великому, император будет вставать в 3 часа утра – и странное впечатление станет производить ночной  Петербург с пылающими в окнах всех учреждений лампионами и трепещущими за своими столами чиновниками – а вдруг вызовет государь? И  зачем вызовет? Не в Сибирь ли прямо из кабинета, не в каземат ли?

    А если не вызвали ночью, значит утром рано  пожалуйте на плац-парад, А там уже было все сразу – и канцелярия, и аудиенц-зал, и суд – и расправа. Там выслушивались все доносы, там было решение судеб. И, как напишет историк, «сюда, в это чистилище, всякое утро должен являться каждый, от поручика до генерала, от столоначальника до вице-канцлера, И всякий приходит с замиранием сердца, не зная,что его ожидает: внезапное повышение или ссылка, постыдное исключение из службы или производство в следующий чин. Шансов на первое несравненно больше. Неверный шаг, минута невнимания или ДАЖЕ БЕЗ ВСЯКОЙ ПРИЧИНЫ, раз маленькое подозрение промелькнет в голове государя, человек погиб».

     Особенно тяжко пришлось любимцам Екатерины, гвардейцам. Уже на второй день после ее смерти Аракчеев объявил прославленному Екатеринославcкому полку, что пробитые пулями знамена его -- «екатеринские юбки». Историк  продолжает: «Офицеры приходят на плац-парад в сопровождении вестовых, несущих чемоданы, так как всегда стоящие наготове кибитки тут же на месте собирали тех, кого одно слово императора отправило в крепость или в ссылку, а по новому уставу мундиры настолько узки, что нет возможности положить в карман даже малую толику денег».

     Если  бились, как видели мы в предшествующем эссе, в приступах паники первые лица государства, то что уж говорить о бедной Екатерине Дашковой, бывшем президенте Российской Академии наук? Она пряталась все эти годы в крестьянской избе в забытом богом селе Коротове, но даже там не избежала встречи с родственником, гвардейским офицером, которому вывихнули на дыбе руки в камере пыток.

     Дашкова прожила еще десять лет после убийства Павла, но никогда не смогла уже освободиться от ночных кошмаров. Вот ее свидетельство: «Ссылки и аресты пощадили едва ли несколько семей, которые не плакали бы над одним из своих. Муж, отец, дядя видел в жене, в сыне, в наследнике доносчика, из-за которого может погибнуть в тюрьме».

Такие подробности.

*    *    *

    Так в чем же урок «сего царства ужаса», говоря словами Карамзина, или феномена возвращающейся тирании в русской истории,  на моем языке?

В том, что действительно, прав Николай Михайлович, бывало в России самодержавие «без примесов тиранства», когда судьба человека и впрямь зависела от его поведения, но бывало и «с примесами», когда не зависела? Но ведь это тривиально, я, наверное, не единственный здесь на сайте, кто наблюдал все это собственными глазами уже в ХХ веке – и «с примесами» (при Сталине), и без них (при Брежневе)?

     Поэтому главный, я думаю, урок все-таки в другом. В том, чего, как мы еще увидим, так никогда и не понял Карамзин. В том, что за четыре столетия самодержавного правления в России общество не сумело выработать защитные механизмы, способные предотвратить превращение «беспримесного» самодержавия в «примесное». Не сумело, несмотря на то, что много раз пыталось, начиная с Василия Шуйского с его Крестоцеловальной записью (1606 года), столь удивительно напоминавшей знаменитый доклад Никиты Хрущева на ХХ съезде ровно 350 лет спустя (подробно об этом в трилогии).

     Так, может быть, не случайно, что они, эти защитные механизмы, и сейчас, когда никакого самодержавия уже вроде бы и нет, не получаются, не работают? Может быть, и впрямь имело бы смысл как-то обобщить и проанализировать весь этот многовековой опыт неудач, вплоть до сегодняшнего дня? Глядишь, и подсказал бы нам что-нибудь дельное такой анализ. Я, конечно, попытался сделать это в трилогии, но, как мы знаем, одна голова хорошо, а две лучше. Тем более десять.

     Тут, знаю по опыту, я рискую, что меня перебьет читатель и спросит, кто дал мне право говорить «мы знаем», что одна голова хорошо...? Одни, скажет он, знают, а другие нет. Или того лучше, процитирует мне в пику Александра Дугина, в прошлом внештатного идеолога русского фашизма, а ныне штатного профессора МГУ, для которого сама проблема защиты от тирании существует лишь в воспаленных умах «истерично-бесноватых» правозащитников, заимствовавших свои индивидуалистические идеи с Запада.

    У нас в России преобладает, по мнению Дугина (и Воеводина?), «холизм», согласно которому «человек рассматривается как нечто большее, чем индивид». Бедная княгиня Дашкова! Не подозревала она даже, что искалечила павловская тирания ее судьбу лишь как «индивида», а как «человека» --. пощадила, если не осчастливила  И суставы, вывихнутые на дыбе у ее родственника, гвардейского офицера, были всего лишь суставами «индивида»...

     Да полно вам, можно ли безнаказанно дурить людям головы, подменяя РЕАЛЬНЫЙ произвол, кошмарные подробности которого мы только что видели, жульнической игрой слов? Гитлер ведь тоже однажды сказал: «Я не диктатор, я всего лишь упростил демократию».

    Феномен возвращающейся тирании действительно существует в России. И павловское «царство ужаса» очевидное тому подтверждение.И он, феномен этот, действительно требует исследования. И понимала это российская элита даже в конце XVIII века, когда никаких «истерично-бесноватых» правозащитников еще и в помине не было, разве что одинокий, как перст, Радищев. Иначе ведь и не кончилась бы вся эта история цареубийством