Как Гайдар придумал для России "шоковую терапию"

«Миллионы россиян в одночасье стали нищими». «С Россией как с высокотехнологичной страной было покончено». Такими словами теперь специалисты оценивают событие, произошедшее ровно 30 лет назад. На рассвете 2 января 1992 года стартовала гайдаровская реформа, известная также как «шоковая терапия». Почему же теперь соратники Гайдара говорят, что гордятся собой?

В первых числах 1992 года в России начался решительный переход от советского планового народного хозяйства к постсоветской рыночной экономике. Новая эпоха началась с либерализации, то есть с освобождения цен. Основой для радикального скачка стали два документа – указ президента Бориса Ельцина «О мерах по либерализации цен» и одноименное постановление правительства. Оба акта были выпущены в декабре 1991-го, еще до формального упразднения СССР. Под обоими документами стояла одна и та же подпись – Ельцина.

Считается, что радикальную реформу запустило «правительство Егора Гайдара», что, строго говоря, не совсем верно – зимой 1991–1992 годов Гайдар занимал лишь пост вице-премьера по экономической политике, а кабинет министров по совместительству возглавлял президент Ельцин. Гайдар возглавил правительство позже – лишь в июне 1992 года. Но в народной памяти реформу, которая помогла спасти страну от надвигавшегося голода и одновременно обесценила накопления на советских сберкнижках, прочно связали с его именем.

Первые шаги реформаторов опирались на твердое парламентское большинство. За либерализацию цен, как и за другие реформаторские предложения Ельцина, проголосовало абсолютное большинство на V Съезде народных депутатов РСФСР, который собрался в Кремле в октябре 1991 года.

Во исполнение декабрьского указа президента с 90% розничных и 80% оптовых цен было снято госрегулирование. Либерализация коснулась внешних закупок, что позволило быстро заполнить пустовавшие полки универсамов и сельпо продуктами – от американских куриных окорочков до голландского питьевого спирта. Были сняты запреты для розничной торговли – и приметой времени стали мгновенно возникшие стихийные базары на улицах Москвы и у станций метро. Одновременно прошла либерализация зарплат, но оклады работников не поспевали за ростом цен. Если к концу 1992 года цены выросли в 26 раз (только в январе года рост составил 1000–1200%), то средняя зарплата увеличилась всего в 12 раз.

Справедливости ради: идею освобождения цен изобрел отнюдь не Гайдар. Еще в ноябре 1989 года на заседании Политбюро глава советского правительства Николай Рыжков настаивал: к 1991 году надо перейти к свободным ценам, иначе проблему дефицита продовольствия не решить.

 

Кроме того, и первый удар по сбережениям граждан нанесла не шоковая терапия, а финансовая реформа, которую в апреле 1991 года провел преемник Рыжкова, советский премьер Валентин Павлов. Продукты подорожали в среднем в три раза, притом что экономика оставалась нерыночной, а зарплаты – фиксированными. Весной 1991-го в стране появились очереди уже за самыми необходимыми продуктами, вплоть до хлеба, а после августовского путча и коллапса всех союзных структур угроза голода в Москве стала более чем реальной.

Действия младореформаторов позволили «преодолеть товарный дефицит и отвести от страны угрозу надвигающегося голода зимой 1991–1992 годов, а также обеспечить внутреннюю конвертируемость рубля», утверждал в конце 90-х Владимир Мау, в 1992 году – советник Гайдара, ныне – ректор Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ.

Вместе с тем либерализация цен привела к тому, что предприятия (которые оставались в госсобственности – ведь приватизация на тот момент еще не началась) остались без оборотных средств. В апреле 1992 года Центробанк начал массово раздавать кредиты заводам и сельхозпредприятиям и включил печатный станок, чтобы справиться с бюджетным дефицитом. Все это спровоцировало скачок инфляции – до 2600% к концу года.

Уничтожение сбережений и обесценивание зарплат вкупе с ростом цен привело к резкому обнищанию большинства граждан. В 1998 году Всемирный банк в своем отчете констатировал: за три года реформ, с 1992-го по 1995-й, доля бедных и очень бедных российских семей выросла с 33,6% до почти 46% от общей численности населения.

Именно на 1992–1993 годы приходится начало обвального демографического спада. Если в 1989 году ежегодная смертность в России составляла 1,6 млн человек, то к 1995 году показатель вырос до 2,2 млн умерших.

«Миллионы россиян в одночасье стали нищими»

Гайдар был кабинетным теоретиком, который никогда не имел отношения к реальной экономике и к себе в правительство набрал таких же людей, убежден профессор Руслан Хасбулатов, завкафедрой мировой экономики РЭУ имени Плеханова. В 1991–1993 годах собеседник занимал пост председателя Верховного совета России и считался главным противником команды Гайдара.

«Они не знали ни социалистической экономики, ни западной. Это правительство не принесло ничего хорошего нашей стране. Никакого рационального зерна в решении кабинета Гайдара отпустить потребительские цены не было», – полагает профессор. «Гайдар и его команда обещали, что цены вырастут максимум раз в пять, но в итоге цены взлетели в сотни раз. Миллионы россиян в одночасье стали нищими, голодными. И без того деморализованная экономика рухнула. Многие ограбленные государством люди стали спиваться, кончать жизнь самоубийством», – сказал Хасбулатов газете ВЗГЛЯД.

«Да, за счет обнищания народа Гайдару удалось в какой-то степени решить проблему дефицита товаров на прилавках, которая мучила потребителей в горбачевские времена. Полки в магазинах в итоге были затоварены, однако подавляющее большинство граждан могли купить только минимум продуктов, чтобы не умереть с голоду», – отмечает бывший спикер парламента.

«Егор Тимурович ничего нового не изобретал. На самом деле он продолжил экономический курс, заложенный еще при Горбачеве. В 1990 году при Совмине СССР заработала комиссия по экономической реформе под руководством Леонида Абалкина. В этой комиссии состояли Григорий Явлинский, Анатолий Чубайс, Петр Авен и другие известные впоследствии люди», – вспоминает Хасбулатов.

«Комиссия Абалкина устраивала на Западе всевозможные семинары по экономической реформе – в частности, в Вене. В Вену однажды и съехались будущие члены кабинета Гайдара. На семинаре выступил американский профессор экономики Рудигер Дорнбуш, который и посоветовал нашим будущим реформаторам решительно поднять цены, допустить рост инфляции и падение национальной валюты. Это, конечно, приведет к тяжким последствиям, оговаривался Дорнбуш, но это необходимо. Методы «шоковой терапии», о которых говорил профессор, США уже опробовали в Латинской Америке в 1960–1970-е годы – скажем, после путча сентября 1973 года в Чили, где американцы привели к власти генерала Аугусто Пиночета», – пояснил Хасбулатов.

«К сожалению, команда Гайдара затвердила в своих головах эти слова Дорнбуша, провокационные для наших тогдашних условий, и затем реализовала на практике», – рассказал бывший глава Верховного совета.

«Горжусь проведенными нами реформами»

«Видимо, Руслан Имранович имеет в виду семинары, которые проходили в Международном институте прикладного системного анализа, в пригороде Вены. Такого рода семинары и конференции проходили тогда десятками. Действительно, Дорнбуш – известный американский экономист, но его выступления на наши действия влияния не имели никакого. Абалкин тоже не имел к ним ни малейшего отношения», – возражает Андрей Нечаев, один из соратников Гайдара, министр экономики России в 1992–1993 годах. По его словам, решение об освобождении цен со 2 января 1992 года команда принимала самостоятельно.

«В истории нет сослагательного наклонения. Конкретные обстоятельства реформы диктовались отнюдь не советами Дорнбуша. Их диктовала ситуация стартовой базой – когда у вас абсолютный коллапс бюджета, финансовой системы, потребительского рынка, когда вы не можете реально контролировать розничные цены, потому что у вас нет денег, чтобы платить дотации, а они неизбежны, если у вас снят контроль над оптовыми ценами и снят контроль над доходами населения», – заявил Нечаев газете ВЗГЛЯД.

«Если вы не можете контролировать цены и не можете платить дотации, чтобы производитель, которому булка обходится в десять рублей, продавал бы ее за восемь, тогда цены надо отпустить, как бы это ни было больно и неприятно», – добавил он.

«Это решение сильно «перезрело» к тому времени. Пойти на такой шаг в том числе и правительственные экономисты рекомендовали Горбачеву гораздо раньше, но в силу безусловной болезненности такой политической воли проявлено не было», – сетует Нечаев. На многочисленных дискуссиях за последние десятилетия не раз звучало мнение, что реформы в СССР следовало провести по «китайскому сценарию», отмечает экс-министр. 

«Разумеется, идеальным вариантом был бы путь постепенных реформ в духе Дэн Сяопина. В абстрактном академическом дискурсе я бы с этим согласился. Но надо понимать, что китайский вариант постепенных реформ опирался на мощнейшую государственную машину, а вот у нас государственной машины, по сути, не было вообще никакой. Вслед за развалом СССР развалился и весь государственный аппарат. Поэтому параллельно с созданием основ рыночной экономики нам приходилось создавать и базовые государственные институты. Не было ни таможни, ни границы, ни армии, ни полноценного Центробанка. Банк России тогда был просто одним из республиканских банков, и так далее», – перечисляет Нечаев.

«Кстати, Дэн Сяопин свои первые идеи сформулировал еще тогда, когда Косыгин начинал экономические реформы в Советском Союзе, во второй половине 60-х. В тот момент прекрасно можно было пойти по тому пути, по которому потом пошел Китай, – соглашается Нечаев. – Но даже косыгинские более чем скромные реформы были свернуты от страха – после «пражской весны».

Кроме того, вспоминает Нечаев, в действиях кабинета Гайдара существенную роль играла политика, а вовсе не экономическая теория. «Россия была единственной страной Европы, которая проводила подобные реформы при отсутствии консенсуса властных элит. Шло противоборство президента с Верховным советом, которое, как известно, закончилось трагическими событиями 1993 года. Но и потом продолжалось противостояние коммунистической Думы с правительством, которое привело к финансовому краху 1998 года, потому что принимались абсолютно нереалистичные бюджеты. Все это, конечно, была наша большая беда», – вспоминает экс-министр. Не будь такого внутреннего конфликта, реформы было бы проще вести, добавляет он.

Нечаев считает, что внес свой вклад в строительство рыночной экономики в России, и поэтому испытывает гордость, когда, к примеру, посещает огромные столичные торговые центры. «Любые позитивные проявления рыночной экономики, главное из которых – ликвидация товарного дефицита, заставляют меня гордиться собой», – признается бывший соратник Гайдара.

Они заложили «генотип» современного российского общества

Весь социально-экономический пейзаж, который нас сейчас окружает, был бы невозможен без реформ начала 90-х, соглашается политолог Леонид Радзиховский. «Именно команда Гайдара заложила «генотип» современного российского общества. Но цена реформ оказалась высокой. Представьте себе: вам дали закрытый пакет с продуктами, ножниц нет, а вы голодный. Вы просто разорвете пакет. При этом часть продуктов просыплется. Эта метафора описывает мое отношение к гайдаровским реформам», – сказал политолог. 

Многие люди тогда теряли сбережения, подолгу не получали зарплату. И в основном это были честные советские люди. Они ничего не понимали в бизнесе, они всю жизнь добросовестно работали, в том числе и люди немолодые, пенсионеры.

Одновременно как будто «из воздуха» возникла группа людей, ничего из себя не представлявших, но более молодых, беззастенчивых, «безбашенных», которым удавалось тогда быстро делать бешеные деньги, напоминает Радзиховский. «Эти «новые русские» не обладали никакими великими бизнес-талантами в современном понимании этого термина – они не создавали большое дело, не открывали рабочие места, не применяли какие-то ноу-хау.

Ну кто такой Березовский? Обыкновенный жулик. Такие люди просто грабили, опираясь на свою энергетику и на связи с чиновниками,

 

в том числе и чиновниками правительства», – отмечает эксперт. Готовили реформу 2 января, конечно, на ходу, на коленке, и провели грубо, с большими «накладными расходами», признает Радзиховский. «Но все это нормальные накладные расходы для любой крупной реформы. Если сравнивать «летящие щепки» начала 90-х со сталинской индустриализацией, то социальные потери 30-х были гораздо больше. Обычно оценивают не цену реформ, а их последствия», – отметил эксперт.

«Последствия реформ начала 90-х были неплохие: быстро возникло изобилие товаров и услуг, сначала в крупных городах, потом и в глубинке, – напомнил эксперт. – В сами 90-е большинство россиян жило плохо, это правда. Но были заложены структурные основы того процветания, которое возникло для большинства жителей России в начале 2000-х. Когда поднялись цены на нефть и на страну хлынул «золотой дождь», он попал в распаханную колею».

Оборотной стороной реформ стали катастрофа советской технологической экономики и разгром науки, сетует Радзиховский. «В начале 90-х из России уехали тысячи ученых, это означало крах советской науки, от которого мы до сих пор не оправились. С Россией как с высокотехнологичной страной было покончено. Парадокс в том, что научные работники были активными участниками перестройки 80-х. К сожалению, за что боролись, на то и напоролись. Это тоже обычная история: те классы, которые выступают активными участниками реформ, часто от них потом и страдают», – подытожил политолог.