ПОЧЕМУ Я НЕ ЛЮБЛЮ САМОЛЁТОВ (по просьбам трудящихся)

История давняя. В Макспарке была.

Часть 1

   Надо сказать, что я признаю самолёт как вид транспорта для скоростной доставки тел соотечественников на пляжи туретчины и египстана. Но летать сам не люблю и стараюсь это делать как можно реже, причём исключительно под алкогольным наркозом.
   Ну, так вот, по молодости лет летать мне нравилось, особенно потому, что при взлёте и посадке давали спецледенцы под названием «Аэрофлот». Главное – нужно было изловчиться, когда стюардесса раздавала леденчики на подносе, схватить одной рукой их как можно больше и не уронить при этом, потому как считалось стыдно, и окружающие начинали пристально смотреть как на расхитителя социалистической собственности.
   Но один случай в корне изменил моё мнение о самолётах как надежном средстве транспорта. Году эдак в 197… девятом… меня командировали в славный город Томск для участия в каких то там испытаниях какой-то военной железяки. Лететь надо было из Ленинграда до Новосибирска, а там еще одним самолётом до Томска. Ну вот. Послали меня и ещё одного молодого спеца из соседнего отдела, Сергея пусть Петрова. Я-то роста среднего, а Сергей – два метра пять сантиметров жердь. Ну, это ясно будет потом, почему я об этом рассказываю. 
   Приехали мы в аэропорт Пулково как положено за полтора часа до назначенного срока и радостно узнали, что рейс задерживается на два часа из-за «Новосибирск не принимает». Делать нечего – прослонялись часа два по битком забитому залу и узнали, что ещё два часа ждать.
   Надо сказать, что мы не были сильно испорченными молодыми людьми, так что мысль напиться посетила нас последней. Да и финансы не располагали к излишней щедрости. Пива в буфете не было как факта советской жизни, а было только сухое вино типа «Рислинг белый» и коньяк со звёздочками.
   Подумав, взяли по стакану сухого вина и конфете «Кавказ». Кривясь от удовольствия, с видом гурманов выпили кислятину, заев предварительно размятой об край стола конфетой. Походили – узнали, что продолжение следует ещё на два часа. А было уж далеко за полночь и метро не ходит, и в такси не "содют" (время-то "совецкое"!).
   Покурив сигарет «Шипка», решили продолжить вином и коньяком «по пятьдесят». По богатому взяли на закуску тарелочку вяленых неделю шпротов со скукоженной половинкой яйца. Подсчёт показал, что шпротин там лежало пять, что не делилось на двоих, поэтому пришлось взять ещё по пятьдесят и новое блюдце вяленых шпротов. Там их оказалось шесть штук, что в сумме с недоеденной шпротиной опять составило неделимое надвое число. Таким образом, мы имели три половинки яйца и семь штук шпротов.
   Высшее образование позволило нам догадаться, что надо взять еще по пятьдесят, но со стаканом вина, тогда получим дробное число, и всё будет ОК! Взяли, распилили яйца и шпротины напополам, потеряв при этом некоторую часть продуктов на просторах буфетного пола…
   Проблему составил стакан вина, поскольку мы решили не разливать его на две части, а пить по глоткам. По очереди. Но вот сколько в стакане глотков? Добрые люди всегда были на Руси, а особенно в советские времена в изобилии.
Поэтому нам стал помогать стоявший за нашим столом дядечка. (Лирическое отступление – помните фильм про Мимино и как выглядел буфет? Круглые мраморные качуче-падучие столики).
   Вот, дядечка, достав из портфеля бутылку водки, на наглядном примере стал нам объяснять, что стаканы бывают нескольких типов – семи, девяти и двенадцатиглотковые. Самый неэкономичный, двенадцатиглотковый – это гранёный с каёмкой. Тонкий чайный вмещает девять глотков, а гранёный без каёмки – семь.
   Поиски необходимой тары заняли около получаса и два стакана рислинга в каждого, включая дядьку. Водка ждала тары.

Часть 2

   В конце концов, требуемые ёмкости стояли в ряд на столике. Но! Бутылка одна, а стаканов три – что явно больше по объёму, чем одна бутылка. Решено – Первым пускаем по кругу стакан с вином для калибровки измерений. Тонкий чайный стакан на проверку вмещал всего 6 глотков, а не 9 как было обещано. Мы, как дипломированные инженеры, сделали предположение, что тут имеет значение удельная плотность продукта – вино тяжелее водки. Следующие два стакана с водкой показали приблизительную точность ёмкости гранёных стаканов – двенадцать и семь глотков соответственно. Но в процессе испытаний была утрачена оставшаяся закуска, унесенная со стойки уборщицей. К четырём утра желание заниматься экспериментальной прикладной физикой иссякло, и мы с Сергеем стали искать место для заслуженного отдыха будущих Нобелевских лауреатов.
   Проснувшись в близлежащей рощице часов в десять утра (а дело было в июле) и, расчёсывая искусанные комарами части тела, мы побрели в здание аэропорта, где обнаружили, что наш борт благополучно улетел в Новосибирск.
   Но в благословенные советские времена все летали только самолётами Аэрофлота, надёжными как весь гражданский флот. Поэтому нас благополучно зарегистрировали на рейс до Москвы, с тем, чтобы потом мы на перекладных летели дальше. Кстати, на стоимость билета пересадки не влияли! Проблема была в том, что самолёт из Ленинграда прилетал в Шереметьево, а в Новосибирск самолёты летали из Домодедова или Внуково. Прикиньте расстояние. И если мы не успевали, то должны были куковать в Москве до следующего утра.
   Ну ладно, в смятённом состоянии духа и непрожёванным гадюшником во рту садимся в самолёт на Москву. Был такой уникальный аппарат под названием Ту-134. Маленький тесненький трубообразный сарайчик а-ля маршрутное такси с аналогичным уровнем комфорта и расстоянием между сидениями. Теперь вспомните о росте моего попутчика. В этом аппарате он мог сидеть на пассажирском сидении в двух вариантах – сложив переднее сидение вперёд и положив на него ноги или же сидя на полу в проходе. Другого не дано.
   В проходе ему сидеть не разрешила злая тётка стюардесса с громадным шиньоном под пилоткой, прибитой к нему намертво шпильками. Сергей попробовал устроиться на своём месте, но весь самолёт был забит и свободного пространства перед ним не было. Пассажир спереди почему-то отказался лететь, согнувшись пополам, и Сергей попробовал просунуть свои ноги вперед, положив их на подлокотники переднего кресла. Причём, как интеллигентный человек, туфли он снял. Это вызвало особую бурю протестов у сидящих перед ним, несмотря на доходчивые объяснения, что носки он меняет не реже раза в неделю!
   В процесс дискуссии был вовлечён бортмеханик, который, проконсультировавшись с командиром, принял решение посадить Сергея в маленький отсек – гардеробную, где висели шинели экипажа. В качестве компенсации за неудобства мы выторговали у стюардессы два мерзавчика коньяка, которые и выпили, не дожидаясь взлёта.
Очнулся я уже в Москве от того, что меня трясли за плечи и что-то гневно кричали. Мне было худо, и отвечать на брань я не собирался, а хотел только немножко поспать. Но всё оказалось не так как мне бы того хотелось.

Часть 3

   Настойчивые чужие люди вынудили меня проснуться и поверить, что самолёт находится в Москве.

Мне очень захотелось на свежий воздух, но и тут почему-то мне не повезло. Те же люди, что не дали досмотреть сны настойчиво тащили меня в какой-то закоулок самолёта. Спросонок я начал думать, что проходят какие-то учения по действиям пассажиров в случае атомной войны. Поэтому невпопад стал просить выдать мне противогаз. Индивидуальное средство защиты мне не выдали, а подтащили к полутёмному закоулку, оказавшемся тем самым гардеробом экипажа. Размером это помещение было раза в два поболее кухонного пенала, дверей у него не было, но вёл в него как бы люк со скруглённым проёмом. А на полу этого пенала в позе эмбриона на экипажевых шинелях лежал Сергей и сильно храпел. И никакими пинками стюардесс и мужиков в лётной форме не удавалось его разбудить, а тем более вытащить из этого закоулка. Потому как и весил он под стать росту килограммов сто двадцать.
   Тогда окружающие стали обещать мне всяческие кары вплоть до трехразового расстрела на каторге, не считая исключения из комсомола и Красного Креста. Пришлось принять управление на себя и попросить бутылку Боржома, половину которого я выпил, а остальное вылил на голову Сергею. После чего предусмотрительно отпрянул назад.
   С тех пор я знаю, как ходят с рогатиной на медведя, потому что разъярённый Сергей вывалился из закутка, подмяв стюардессу и мужика в форме. После чего стремительно покинул самолёт по трапу. За ним кубарем скатился и я, не забыв прихватить наш скарб.
   К удивлению, мстители за нами не погнались, а мы оказались рядом с самолётом одни, поскольку всех остальных пассажиров давно свезли на автобусе в аэровокзал. Сфокусировав взгляд на здании аэропорта, я с удивлением обнаружил, что там написано не «Шереметьево», а «Домодедово»… Почему так произошло для меня до сих пор загадка и тайна.
   Замутнённое похмельным синдромом сознание подсказало, что необходимо обратиться к аэродромным аборигенам за помощью. Тут как раз к соседнему самолёту Ту-154 подкатили два автобуса, и началась погрузка смертников в летающее чудо. Мы трусцой подбежали к тётке у трапа и стали совать ей свои билеты, спрашивая, как нам улететь в Новосибирск. Видимо, мы так убедительно вели себя, что она оторвала корешки наших билетов и крикнула – «а летите куда хотите!» и показала на самолёт.
   Без задней мысли мы поднялись на борт очередного лайнера и прошли в пахнущий горелым керосином и блевонтином салон. Нам предложили сесть на любое свободное место, но свежие воспоминания о предыдущем полёте привели в самый конец салона, где рядом с сортирами находились странным косяком расположенные кресла. Зато коленки Сергея не упирались в передний ряд, но ремешок он застегнуть не смог. Мысль о том, куда летит самолёт, даже мельком не посетила наши светлые к тому времени головы.
   Все расселись, утрамбовали поклажу, люк самолёта захлопнулся. В салон вошла стюардесса и взяла микрофон: «Командир корабля и экипаж рады приветствовать вас на борту нашего лайнера, следующего по маршруту Москва – Улан-Батор……»…… Конец фразы заглушили взревевшие вокруг нас двигатели, расположенные как и мы в хвосте самолёта. Сергей в замешательстве вскочил…

Часть 4

   Распрямиться в полный рост ему помешал пластиковый дребезжащий потолок, однако голова Сергея приложилась к хрупкой панели… и панель треснула в нескольких местах, а его макушка вошла на несколько сантиметров внутрь. Потирая образовавшуюся шишку, Сергей поминая нехорошими словами авиапром, Аэрофлот и их родственников послюнил палец и якобы загладил трещины.
   Все пассажиры смотрели вперёд, самолёт бодро набирал высоту, стюардессы сидели на откидных стульчаках в служебном отсеке. Урон имуществу остался незамеченным. Мы расслабились и попробовали задремать.
   Я сейчас точно не помню, но на международных рейсах в заднем салоне разрешалось курить. Воняло сигаретами «Родопи», «Ту-134» и прочей дрянью. Мы проснулись. Стюардесса везла на тележке напитки. И, о чудо! Она давала сухое вино!!! Наше любимое, двенадцатиглотковое!
   Милая девушка далеко лет за тридцать пять начала наливать нам вино в стаканы. Но на пути самолёта оказалась какая-то воздушная яма. Куда он благополучно упал. Вместе с самолётом с подноса стюардессы упали два полных стакана с вином. Прямо на брюки Сергея. От неожиданной прохлады тот вскочил, вторично пробив дырку в обшивку над головой. Выпали какие-то проводочки.
Сергей виновато чесал шишку на голове, стюардесса, стесняясь, тёрла ему салфеткой брюки. Из-под потолка тянулся запах жареной резины…
   Дама бортпроводница с изменившимся лицом оставила каталку с вином и засеменила в нос самолёта. В наших руках оказалась почти полная бутылка вина. Не обращая внимания на завистливо-испуганные взгляды окружающих мы стали измерять в глотках ёмкость бутылки.
   В проходе показалась мужская фигура в форме. Но не милиционер, а бортмеханик. Бутылку мы поставили обратно на каталку. Пустую.
   Гадко ругаясь, бортмеханик согнал нас с мест, снял панель и стал искать вонючий проводок в целом пучке подобных. Мы, как дипломированные инженеры, предложили свои услуги. Генеалогия каждого из нас в изложении бортмеханика стала доступна широким массам самолётной общественности. Но мы не обиделись, а гордо сказали, что советские провода – самые надёжные в мире провода! Бортмеханик вынужден был с этим согласиться, поскольку сказать по другому значило стать диссидентом. Спрятав снятую с потолка панель в сортире, бортмеханик удалился в кабину. Оставив под потолком кучу смердящих проводов. Во рту першило. Подошедшая стюардесса сказала, что смертной казни нам не будет, поскольку советский суд – самый гуманный в мире. Мы стали готовиться к встрече с монгольской милицией. И строить самые худшие предположения о монгольской тюрьме. Фантазия рисовала нам смрадный земляной зиндан, выкопанный в монгольской степи, и наполненный по пояс верблюжьим дер.ом. В горле першило от жжёной резины. Тянуло сизоватым дымком. Аэроплан заходил на посадку…
   Мы шарили по карманам в поисках секретных документов, шифров и паролей, чтобы съесть, но не сдать иноземцам.
   В салон вышла стюардесса и сказала, что самолёт приземляется в Новосибирске и надо пристягнуть застяжные ремни. Нас прошиб пот. К горлу протянулись костлявые руки Родины…
   Через тридцать минут самолёт сел в Новосибирске. Хотелось в туалет по-всякому…
Пассажиров попросили на выход. Мы шли последними, понуро склонив преступные головы и борясь с приступами беззаветной преданности делу Партии.
Вышли на бетонку. Никто нас не встречал с кандалами. Стало обидно. Сергей сел на бетонку и сказал, что ему уже всё равно, пусть расстреливают прямо тут.
   Из громкоговорителя послышался гнусавый голос: "Граждане встречающие, произвёл посадку рейс блаблабла Москва – Улан-Батор через Новосибирск".

   Смеркалось… На душе тоже… В горле саднило от горелой резины...