Подвиг Зои Космодемьянской будет жить в веках , его невозможно опорочить

Три эти даты почти сошлись в некоем символическом сопоставлении. Приближается 8 декабря — день, когда 30 лет назад в результате предательского беловежского сговора был ликвидирован Советский Союз. А предшествуют этому трагическому дню 80-летние годовщины подвига Зои Космодемьянской и начала советского контрнаступления в Битве за Москву.

Тогда поворот вспять мощного вражеского войска, снаряжённого, по существу, всей Европой, многими в мире был воспринят как необыкновенное чудо. Его совершили советские люди под руководством Коммунистической партии. Но что же произошло полвека спустя?

Действительно, не было вроде бы такого огромного скопления вражеских сил на подступах к нашей столице, когда состоялось фактически подписание акта о капитуляции, разодравшего на части великую Советскую страну. Нам упорно внушают, что она якобы распалась сама собой. Чудовищная ложь, призванная скрыть колоссальные и подлые старания ненавистников советского строя — внешних и внутренних!

Прочитайте публикуемую ниже статью, которая впервые была напечатана в «Правде» 29 ноября 1991 года, то есть к полувековой годовщине героической гибели Зои Космодемьянской. В 1941-м её мучили и казнили немецкие фашисты, а 50 лет спустя, вторично, — предатели в Отечестве родном. Начав с расправы над советскими героями, завершили они свою целенаправленную злодейскую операцию убийством всей Советской державы.

В подмосковной деревне Петрищево 29 ноября 1941 года гитлеровцы, пришедшие сюда как оккупанты, повесили восемнадцатилетнюю комсомолку, которая назвала себя Татьяной. Партизанка подожгла дома, где находились вражеские солдаты, и сарай с немецкими лошадьми; была схвачена при выполнении боевого задания и подвергнута жесточайшим, нечеловеческим пыткам, проявив сверхъ­естественное мужество и стойкость… Об этом, когда Петрищево освободили наши войска, страна узнала из очерка корреспондента «Правды» Петра Лидова «Таня». А позже стало известно её настоящее имя — московская школьница, десятиклассница Зоя Космодемьянская.

Люди, помнящие войну, подтвердят, что значило для всех нас это имя. В самую трудную пору оно придавало веру и силы тем, кто их, казалось, утрачивал. Убеждён: если бы даже мы не воспроизвели сегодня её портрет, всё равно перед мысленным взглядом едва ли не каждого мое­го сверстника возникло бы прекрасное девичье лицо, каким мы впервые увидели его тогда на фотографиях в газетах. А до того было другое фото — сделанное правдистом Сергеем Струнниковым у свежеразрытой могилы. Потрясающее, ставшее историческим. Голова мёртвой девушки с разметавшимися по снегу короткими волосами и обрывком петли на шее, истерзанное врагами тело.

И всё это вошло в нашу душу. Как волнующие строки написанной вскоре поэмы Маргариты Алигер «Зоя», как одноимённый фильм, как книга матери Любови Тимофеевны Космодемьянской «Повесть о Зое и Шуре». Надо же! Зоин брат, танкист, павший смертью храбрых под Кёнигсбергом, тоже стал Героем Советского Союза…

Мог ли я подумать, что на светлый образ героини мое­го детства и юности когда-нибудь падёт чёрная тень? Нет, и в дурном сне такое не приснилось бы. Однако произошло.

Чёрная тень

Первым сообщил мне эту новость мой племянник — человек другого поколения, но, как и я, свято чтивший па­мять Зои. Вернее, он не сообщил даже, а спросил:

— Дядя Витя, значит, Зоя Космодемьянская вовсе не героиня?

— Откуда ты взял?

— В «Аргументах и фактах» напечатано.

Нет-нет да и ловлю себя на мысли: наивный я всё-таки человек! Вроде уж пора бы ничему не удивляться. Кажется, окончательно и бесповоротно доказано, что не было и просто не могло быть никаких героев в нашей стране за 74 года Советской власти. Ну по крайней мере до августа 1991 года. Не велено им быть, не разрешено. В других странах или у нас до Октября 1917-го — пожалуйста. А после — ни в коем случае.

История делается делами людей, но пишется-то она перьями, причём не всегда добросовестными. Напомню для тех, кто читал, и расскажу тем, кто не знает. В 38-м номере еженедельника «Аргументы и факты» за 1991 год появилась статья А. Жовтиса «Уточнения к канонической версии». Подзаголовок: «К обстоятельствам гибели Зои Космодемьянской». Что же «уточнил» неизвестный мне писатель?

Невероятно, но факт: исследованиями в статье и не пахнет. Жовтис ссылается на другого писателя — Н. Анова, ныне покойного, который когда-то (судя по всему, ещё во время войны) вроде бы побывал в Петрищеве и от одной учительницы (безымянной!) услышал неожиданную версию, связанную с гибелью Зои. Под страшным секретом (все жители деревни были настолько запуганы советскими властями, что не могли говорить правду) она, дескать, сообщила: немцев в Петрищеве, оказывается, вообще не было. Они располагались «в другом населённом пункте» («к сожалению, я не помню, в каком именно», — походя делает сноску Жовтис). А в деревне Петрищево однажды ночью загорелась изба. Придя к выводу, что это поджог, на следующую ночь жители выставили караульных. И поймали девушку, которая пыталась поджечь другой дом. Караульные избили её, затем втащили в избу к некоей Лукерье, а утром староста отправился к немцам и доложил о случившемся. «В тот же день девушка была повешена приехавшими в Петрищево солдатами спецслужбы…»

Вот вкратце «неканоническая версия», изложенная А. Жовтисом. Ну ладно, согласимся: при восстановлении исторической правды не стоит и слухи сбрасывать со счетов. Но их ведь, наверное, надо проверять! Человек же, называющий себя писателем, в данном случае не только не озаботился и не утрудился ни малейшей проверкой. Он даже общеизвестные и совершенно бесспорные факты извратил. Так, реальная и легко узнаваемая всяким более или менее осведомлённым читателем Прасковья Кулик у него становится Лукерьей, перевираются инициалы матери Зои Космодемьянской… Мелочи? Допустим. Но они тоже говорят о методе автора.

Впрочем, об этом писателе, как и об Анове, достаточно хорошо и убедительно рассказал их коллега по перу Владимир Успенский, знавший обоих не один год, живший одновременно с ними в Алма-Ате. Он многие годы собирал материалы о Зое Космодемьянской, издал книгу о ней. В одном только согласиться с Успенским не могу. Дважды в своей статье он замечает: нелепостей у Жовтиса так много, «что нет необходимости опровергать или хотя бы перечислять их — они говорят сами за себя»; и далее: «Нет смысла опровергать, доказывать».

А по-моему, есть. Далеко не все нынче верят на слово даже самому квалифицированному специалисту. Далеко-далеко не все помнят и знают подробности событий многолетней давности, уверенно разбираются или хотя бы ориентируются в них. Да и сомнения после той публикации могут возникнуть: даже у меня, немало знавшего, началась в голове некоторая сумятица. Словом, я решил, что надо всё ещё и ещё раз основательно перепроверить. Особенно после того, как в 43-м номере «Аргументов и фактов» появилась уже целая подборка писем «Зоя Космодемьянская: героиня или символ?», большинство которых по существу «развивают» и «углубляют» версию Жовтиса.

Немцев не было?

Я встретился тогда с боевыми подругами и друзьями Зои — их, живших в Москве, собралось двенадцать человек.

Побывал в архиве, где хранятся десятки папок с материалами, относящимися к той давней истории. Наконец, промозглым и сумрачным ноябрьским утром 1991-го отправился в Петрищево, где поговорил со всеми жителями, помнящими 41-й год.

И что выяснилось? Начну с исходного, на мой взгляд: были или не были немцы в Петрищеве. Согласитесь, если их не было, то получается, что Зоя как бы боролась против своих.

Из показаний, написанных по-немецки пленным унтер-офицером 10-й роты 332-го пехотного полка 197-й пехотной дивизии Карлом Бейерлейном:

«Уже 10 дней мы были в боях, и вот наконец пришло спасительное известие: смена. Наш батальон отошёл в эту ночь в деревню Петрищево, лежащую в нескольких километрах от фронта. Мы были рады отдыху и вскоре ввалились в избу. В небольшом помещении было тепло. Русскую семью выставили на ночь на улицу. Только мы вздремнули, как стража подняла тревогу. 4 избы вокруг нас пылали. Наша изба наполнилась солдатами, оставшимися без крова. Наше волнение быстро улеглось, и, выставив полроты для охраны от поджога остальных домов, мы довольно неудобно провели остаток первой ночи…»

Это — документ из архива. А старые люди, с которыми я виделся в Петрищеве, не просто подтверждали, что немцы стояли здесь, причём долго, до 14 января 1942 года, когда деревня была освобождена бойцами нашей 108-й стрелковой дивизии. Люди приходили в искреннее удивление от самого моего вопроса. Ведь оккупанты, заняв большинство крестьянских домов, поначалу даже выгнали жителей, которым пришлось перебраться в более глухие деревни за восемь — десять километров отсюда — в Богородское, Златоустово и другие.

Только потом, после унизительных просьб и всяческих хитростей, удалось вернуться домой. Да и то ютились здесь кое-как — на кухнях да в запечках, спали на полу.

Мария Ивановна Шилкина, 62 года:

«Это как же немцев у нас не было? Битком набита ими была вся деревня. Почти в каждой избе, разве что кроме самых плохих, — по нескольку человек. Мой старший брат сперва в лесу прятался. Нас же с сестрёнкой мама на санках в Златоустово перевезла. А когда мы вернулись, в домах немцы уже нары двухъярусные понаделали, чтобы спать на них, нам же места почти не оставалось».

Егор Степанович Тарасов, 63 года:

«У нас в доме жил какой-то важный немецкий начальник, офицер. Помню, по утрам приходили брить его. А вообще немцы размещались почти во всех избах. Когда Зоя подожгла соседний с нами дом Кареловых и сарай с лошадьми возле него, немцы выскакивали полуодетые. Это я тоже запомнил».

Много деталей, которые не придумаешь. К примеру, Антонина Семёновна Филиппова (ей 76 лет) рассказы­вала, что немцы устроили за её домом кузню, где ковали и перековывали своих лошадей. Стоял во дворе молодой вяз — на ствол его нанизывали подковы. Они так и остались потом, заросли. Вяз нынче в обхват толстенный. «Рас­пилите, — говорила Антонина Семёновна, показывая на дерево, — и увидите там железо это заросшее».

Мария Ивановна Седова (сейчас 81 год) и её дочери Валентина и Нина (было им тогда соответственно 11 и 9 лет) жили в доме на самом краю деревни, куда немцы сначала привели схваченную Зою и где обыскивали её. Так вот, в этом доме тоже было полно незваных постояльцев. Они и кур перестреляли на еду, и овец, поросёнка, и корову у бабушки Седовой. Перед Рождеством ёлку срубили около избы (в лес пойти, очевидно, боялись) и установили её в комнате. Перепились, бросались бутылками в стену, орали песни. А потом вывалились на улицу. Известно, что тело казнённой Зои оставалось на виселице — для устрашения жителей — полто­ра месяца, до самого прихода наших, и в ту рождественскую ночь пьяные солдаты ещё раз надругались над ним: искололи штыками, кинжалами, отрезали грудь…

Кто поймал Зою? У Лидова в первом очерке сказано: в тот момент, когда она собиралась поджечь конюшню, где стояли обозные лошади, часовой подкрался и обхватил её сзади руками. Уточню: первым Зою заметил один из местных жителей, которых после поджога немцы тоже выставили в караул. И схватил её или он сам, или солдаты, которых он позвал.

Кто её истязал

Да, в истории всё гораздо сложнее, нежели в газетном очерке, написанном даже талантливым и честным журналистом, но оперативно, срочно, когда для подробного расследования просто не было времени. Учтём и суровые тогдашние военные табу. Что-то в очерк не вошло просто из-за недостатка места, что-то, возможно, было опущено сознательно, а какие-то моменты были переданы не со­всем точно. Всё это так. В подтверждение жизненной сложности обстоятельств могу привести не только факт поимки Зои, но и ряд других.

Скажем, хозяева сожжённых домов (а не только немцы) вполне естественно досадовали, оставаясь без крова. Кто-то из них, когда Зою схватили, прямо сказал ей об этом, кто-то даже ударил её. Но достаточное ли это основание, чтобы утверждать теперь, что избили Зою жители деревни, а никаких фашистских зверств, о которых в своё время столько писалось, совершено не было? Ведь так же получается в статье Жовтиса!

Из показаний унтер-офицера Карла Бейерлейна: «На следующий день по роте пронёсся шум и одновременно вздох облегчения — сказали, что наша стража задержала партизанку. Я пошёл в канцелярию, куда двое сол­дат привели женщину. Я спросил, что хотела сделать эта 18-летняя девушка. Она собиралась поджечь дом и имела при себе 6 бутылок бензина. Девушку поволокли в помещение штаба батальона, вскоре туда явился командир полка подполковник Рюдерер. Через переводчика он хотел не только добиться признания, но и выяснить имена помощников. Однако ни одно слово не сорвалось с губ девушки… На улице её продолжали избивать до тех пор, пока не пришёл приказ перенести несчастную в помещение. Её принесли. Она посинела от мороза. Раны кровоточили. Она не сказала ничего…»

Так это было. О пытках, жестоких мучениях, которым была подвергнута фашистами Зоя, рассказывала в своё время Прасковья Кулик — хозяйка дома, где всё это происходило. Рассказывали и хозяйки других домов, где допрашивали Зою, — Воронина, уже знакомые нам Мария Седова с дочерьми, которые живы до сих пор. Кощунство отрицать это сейчас! Кощунство подгонять под новую заданную схему то, что произошло в Петрищеве тогда!

А ведь Жовтис именно подгоняет.

«Трагедия в подмосковной деревушке, — пишет он, — явилась результатом того, что, срочно создавая партизанские отряды из готовых к самопожертвованию во имя пра­вого дела мальчиков и девочек, их, видимо, ориентирова­ли на осуществление тактики «выжженной земли». Ведь, как свидетельствует участник событий писатель В.И. Кожинов, «отряды подрывников уничтожали не только стратегические объекты, но и прихватывали обычные селения».

Что сказать? Хорошо, по-моему, написала об этом семья Лидова в еженедельник «Аргументы и факты» (увы, редакция не сочла возможным или нужным напечатать это место из пись­ма, как и многое другое из прочих писем, «невыгодное» и «неудобное» для этой газеты). Цитирую:

«У войны не женское лицо. Почти дети уходили на фронт и становились одновременно её героями и залож­никами, поджигали свои дома, чтобы в них сгорали чужие. Бывало, люди палили и собственные хаты. Из сегодняш­него далёка можно пожалеть не только о сож-жённых пя­тистенках, но и о сгоревших лошадях. Но то было другое, жестокое время, которое нужно мерить его же собственной меркой».

Разве неверно сказано? О том же, хоть и по-своему, говорила мне в Петрищеве старая крестьянка Мария Ивановна Шилкина: «Да можно ли судить о военном времени с нашей нынешней колокольни? Надо в ту пору вникнуть…»

Нет, Жовтис внушает своё: «Заблуждался ли П. Лидов, обманутый смертельно запуганными жителями деревни, или сам создал выгодную сталинской пропаганде версию событий, но именно эта версия стала признанной и вошла в историю».

Об этике и совести

Однако и этим «работа» газеты, охотно пошедшей вслед за сенсационным автором, не кончилась. Многое из того, что специально отобрано для публикации откликов, я бы назвал уже полной бессовестностью.

Представьте себе, нашлись медики из ведущего научно-методического центра детской психиатрии, которые написали (а редакция опубликовала!) письмо со ссылкой на историю болезни 14-летней Зои.

Замечу: на историю, которой в архиве больницы нет — якобы изъята после войны. Но, положим, она была. И о чём же это свидетельствует? Что Зоя Космодемьянская, признанный эрудит и школьная отличница до 10-го класса, из которого ушла воевать, — психически больной человек, шизофреник? Говорят, Жан­не д’Арк порой слышались неземные голоса, но французам и в голову не придёт объявлять свою национальную героиню сумасшедшей. Неужели не стыдно вам, врачи-соотечественники? И вам не стыдно, коллеги из «Аргументов и фактов»?

Владимир Успенский правильно поставил вопрос об этике писателя. Но есть ещё и этика врачебная, этика журналистская. Есть и редакционный профессионализм, который не позволяет — при любой гласности и свободе слова — публиковать заведомую нелепость. А именно таковой я считаю заметку некоего В. Леонидова из Москвы, напечатанную в той же подборке писем.

Автору хочется доказать, что Зоя — это вообще не Зоя, а кто-то другой. И он ставит под сомнение опознание тела, проводившееся после освобождения Петрищева зимой 42-го года. Причём как это делает!

«Расскажу вам, что я слышал примерно в 1948 году от жителей д. Петрищево» — так начинает он. Опять «слышал»… Ну ладно. А что же слышал-то?

«Бои в Петрищеве не шли. Немцы ушли. Через некоторое время в деревню приехала комиссия и с ней 10 женщин. Выкопали Таню. Никто в трупе не определил своей дочери, её снова закопали. В газетах тех времён появились фотографии издевательств над Таней. Наконец, за подвиг девушке посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Вскоре после этого указа приехала комиссия с другими женщинами. Вторично вытащили из могилы Таню. Началось чудо-представление. Каждая женщина в Тане опознавала свою дочь. Слёзы, причитания по погибшей. А потом, на удивление всех жителей деревни, драка за право признать погибшую своей дочерью. Побоище было страшное. Всех разогнала длинная и худая женщина, впоследствии оказавшаяся Космодемьянской. Так Таня стала Зоей».

Ну почему Зоя назвалась Таней — давно и широко известно: по имени своей любимой героини Гражданской войны коммуниста Татьяны Соломахи. Но вдумайтесь как следует в то, что вы прочитали. Я уж не говорю ещё об одном грязном кощунстве, относящемся на сей раз к матери Зои. Однако оскорблена-то, по сути, не только она, потерявшая на вой­не дочь и сына, поседевшая и оглохшая от нервного потрясения при опознании дочери. Оскорблены и многие неназванные матери, тоже приезжавшие к могиле в надежде найти своё пропавшее без вести дитя. Но вы внимательнее вдумайтесь: ведь того, что описано, просто не могло быть по элементарной логике!

Получается: при первом приезде комиссии и матерей Зою не опознали. И тем не менее вскоре ей присвоили звание Героя Советского Союза. Но кому же присвоили? Бес­фамильной Тане? Такого, естественно, не было и не могло быть. Бесфамильным, неизвестным званий и наград не выдавали. Звание Героя Советского Союза было присвоено Зое Анатольевне Космодемьянской (именно ей!) Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 февраля 1942 года. Акт опознания, который я держал в своих руках, будучи в архиве, подписан 4 февраля. Значит, не было уже надобности после этого вторично вскрывать могилу и свозить матерей. Невозможен был никакой спор, а тем более драка, побоище (!) за право стать матерью Героя Советского Союза. Мать уже была установлена. Где же она, логика? Как же можно было не заметить явной нелепости? Нет, скорее всего, сознательно «не заметили», потому что нелепость-то выгодная…

Раз уж речь зашла об опознании, скажу немного, как это было на самом деле. Жителям Петрищева, близко видавшим Зою (а таких оказалось немало), показали фотографии нескольких девушек из разведывательно-диверсионной части 9903 под командованием майора Спрогиса — девушек, пропавших за последнее время без вести. Мария Ивановна Седова и две её дочери сказали мне: принесли целую стопу комсомольских билетов с фотографиями. И среди них все смотревшие — каждый сам по себе — признали Зою.

Это первое. Второе: на опознание, кроме Любови Тимофеевны, знавшей некоторые интимные приметы дочери, приехала также ближайшая подруга Зои по отряду — Клава Милорадова. Незадолго они вместе были в бане, и какие-то приметы запомнились. Нашлись и характерные предметы одежды.

Но и это ещё не всё. В 1943 году под Смоленском у убитого немецкого офицера, а потом уже в 1945 году в Германии были обнаружены фотографии казни Зои (о том, что её казнь гитлеровцы фотографировали, писал ещё в своём первом очерке Лидов). Так вот, на этих фотографиях, сделанных в разных ракурсах, Зоя узнаётся совершенно чётко и, думается, безошибочно.

Какие мы сегодня

Кстати, свидетелем неожиданного продолжения той истории я стал, приехав в Петрищево. Здесь, в музее, мне показали недавнее письмо из Воронежа от юриста Игоря Юрьевича Дубинкина. К нему от умершего отца, работавшего в саратовской областной газете, попала фотография (не репродукция — подлинник!), на которой воспроизве­дён ещё один, ранее неизвестный ракурс Зоиной казни. Игорь Юрьевич поспешил послать этот уникальный снимок в петрищевский музей, сопроводив искренним, прочувствованным письмом.

О, благодарная человеческая память! Не все мы, к счастью, утратили её, не все окончательно озверели в эти смутные годы. Есть и настоящие люди среди нас…

Считаю нужным сказать в связи с этим ещё об одном эпизоде, связанном с разысканиями вокруг Зои. Елена Сенявская, аспирантка Института истории России, тоже послала в «Аргументы и факты» своё письмо. Дело в том, что некоторые студентки бывшего Московского геологоразведочного института, увидев в 1942 году в «Правде» фотографию казнённой Тани, признали в ней свою однокурсницу Лилю Азолину.

У неё с Зоей много общего. Известно, что Лиля осенью 41-го ушла добровольцем в Коммунистический батальон Красной Пресни, что с ней беседовал майор Спрогис — командир Зоиной части. Но в эту часть Лиля почему-то не попала. Была в отряде Иовлева, который действовал в районе Звенигорода. Это примерно в 60 километрах от Петрищева. Где-то там, наверное, и погибла. Однако подруги продолжают поиск. Загоревшаяся их гипотезой, подключилась к ним и 24-летняя аспирантка Лена Сенявская.

Более увлечённого человека, увлечённого и историей Великой Отечественной, по которой она пишет диссертацию (тема — «Духовный облик фронтового поколения»), и личностью Лили Азолиной, пожалуй, трудно представить. Есть тому объяснение: её отец, в юности — фронтовик, всю войну носил в комсомольском, а затем в партийном биле­те фото Зои Космодемьянской. Первой любовью его тоже стала девушка, сражавшаяся и погибшая в истребительном батальоне. Ей и Зое он, доктор исторических наук, после войны посвятил свою повесть «Лунная соната».

Но вдруг, когда он уже умер, Лена узнаёт, что есть ещё одна, безвестная, но прекрасная героиня — Лиля Азолина. Стремление сделать её тоже известной всецело овладевает девушкой.

Она показывала мне Лилин портрет. Сходство с Зоей действительно удивительное. Хотя это, по существу, единственный аргумент. Нет, имеется ещё один: Лиля тоже мог­ла назваться Таней, потому что так звали её младшую сестру, и ей очень нравилось это имя. Лена Сенявская хочет непременно провести криминалистическую экспертизу, чтобы исследовать и квалифицированно сличить два портрета. Ведь жива ещё Лилина мама — ей 95 лет, и она по-прежнему ждёт свою дочку, пропавшую без вести.

Что ж, я считаю, дело, которым увлечена Лена Сенявская, не только правомерное, но по-своему святое. Никогда нельзя ставить последнюю точку в военной истории, в поиске героев, которые где-то и когда-то погибли за Родину. Надежда умирает последней…

А теперь — вопрос, который ставили при нашей встрече все боевые друзья и подруги Зои. Да и не только они. Передо мной он, этот вопрос, тоже возник сразу после прочтения тех материалов в «Аргументах и фактах»: а случайно ли они появились именно накануне 50-летия разгрома немецко-фашистских войск под Москвой?

Думаю, не случайно. У известного поэта есть известные строки: «…если звёзды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?» Признаем и другое: если гасят звёзды, это тоже нужно кому-нибудь. А сейчас (разве не видно?) идёт целенаправленная стрельба по героическим звёздам на­шей советской истории. Добрались и до Великой Отечественной. Стреляют, как в тире по мишеням, выбивая одну за другой.

Говорят, мёртвым не больно. Но мы же видим: стреляют в мёртвых, а попадают нередко в живых. Покончила с собой поэт-фронтовик Юлия Друнина. Узнав о невольном перезахоронении из Вильнюса своего боевого товарища, прославленного полководца Ивана Черняхов­ского, и спеша на неожиданное новое прощание с ним, скоропостижно скончался полковник в отставке, писатель и учёный Акрам Шарипов: сердце не выдержало…

Впрочем, трагический список можно привести большой. Довольны вы, гробокопатели?

Авторы ряда откликов, направленных в «Аргументы и факты», в разговорах со мной сетовали, что их материалы так и не появились в этом издании. Разумеется, в чём-то я понимаю его сотрудников: увы, всего не напечатаешь. Но в данном-то случае и авторы некоторых напечатанных заме­ток тоже огорчены и удручены. Считают, что их сократили и отредактировали весьма тенденциозно, из-за чего оказался или не вполне донесённым, или даже искажённым главный смысл. Приведу хотя бы два абзаца, которые — по техническим или более серьёзным причинам — редакция «Аргументов и фактов» сочла нужным опустить.

Из письма кандидата исторических наук, ветерана Великой Отечественной войны Владимира Ивановича Залужного:

«Складывается впечатление, что некоторые сотрудники еженедельника, защищая свой мундир в связи с опубликованием провокационного материала А. Жовтиса, решили идти до конца и любой ценой попытаться развенчать светлый образ казнённой немецкими фашистами Зои Космодемьянской. Если это так, то подобная затея должна квалифицироваться как аморальный поступок».

Из письма Елены Сенявской:

«Что же до обстоятельств гибели… На Руси мучеников всегда считали святыми. А то, что девушка погибла мученически, думаю, ни у кого не вызывает сомнений. И кто бы она ни была — Таня, Зоя, Лиля, — будем помнить. Её и других, известных и безымянных, положивших жизнь на алтарь Победы. Большей жертвы не бывает. Сёстры по судьбам, они совершили каждая свой подвиг во имя Отечества».

Полностью разделяю эти мысли — и ветерана, и юной исследовательницы Великой войны. Но как огорчило её, что, украв из этого абзаца мысль о жертвенном мученичестве героев для редакционной сводки, какая-то жестокая и расчётливая рука две последние фразы вычеркнула, вписав свою: «Другое дело — насколько оправданна была эта жертва». К счастью, Лена Сенявская так не думает. В оправданности героизма советских людей у неё нет сомнения.

Вновь и вновь вслед за ней я пытаюсь представить себя на месте тех совсем молодых ребят и девчат, которые, не очень-то и обученные воевать, добровольно, группами и поодиночке уходили в ночь, в мороз, в зимний лес, каждую минуту рискуя попасть в лапы жестокого врага. Кто-то из них стал известен потом стране и всему миру, о ком-то мы до сих пор ничего не знаем. Но воздадим славу им всем — заслуженную и неделимую. Низкий поклон и вечная память героям, достойно представляющим целое поколение нашего народа. Фронтовое поколение. Да святится в веках имя твоё, Зоя, Лиля, Таня!.. Все вы, которых было так много, в страшные военные годы отдали за нас действительно са­мое дорогое — свою жизнь. И мы не можем, не должны, не имеем права забывать, а тем более предавать вас.

Вот что было потом

Скажем прямо, в развернувшейся кампании тотального охаивания всего нашего советского прошлого Зоя стала одной из самых горьких жертв. Некоторые газеты до­говорились до того, что Космодемьянская — вовсе не Космодемьянская, а кто-то другой.

В ответ «Правда» провела своё журналистское расследование, итоги которого вылились в статью «Трагедия Зои Космодемьянской». Она вызвала более тысячи откликов, которые убедительно свидетельствовали, как всё-таки неравнодушны честные люди к своей истории и сколь дороги им её герои.

Тогда же у нас в редакции, а также у ветеранов — боевых товарищей Зои окрепло возникшее намерение: чтобы развеять даже малейшие сомнения в том, кто была казнённая в Петрищеве девушка, надо прибегнуть к специальной научно-криминалистической экспертизе. Своих союзников мы нашли в Центральном архиве ВЛКСМ, где хранилось обширное «дело» Зои…

И вот передо мной официальный пакет, из которого я достаю бланк с грифом и подписью заведующего архивом В. Хорунжего. Приведу текст полностью:

«В редакцию газеты «Правда». Мы глубоко благодарны вам за статью «Трагедия Зои Космодемьянской», все положения и факты которой полностью разделяем. Убеждены, что материал этот служит восстановлению правды о слав­ной героине нашего народа — вопреки распространяемым о ней некоторыми изданиями лжи и клевете.

В связи с рядом спорных вопросов, возникших вокруг подвига и имени Зои Космодемьянской (публикации еженедельной газеты «Аргументы и факты», №38, 43, 1991 г.), Центральный архив ВЛКСМ обратился в Научно-исследовательский институт судебных экспертиз Министерства юстиции Российской Федерации с просьбой провести экспертизу по установлению личности погибшей. Для этого были направлены фотографии З. Космодемьянской, Л. Азолиной и повешенной девушки. Всего 9 фотографий.

Заключение специалиста: «…на фотографии трупа повешенной девушки запечатлена Зоя Космодемьянская».

Заключение подробное, обстоятельное, с детальным описанием проделанного исследования. Проведение его, как следует из текста, было поручено одному из опытнейших и самых квалифицированных специалистов — кандидату юридических наук Александру Александровичу Гусеву, работающему в области судебно-портретной экспертизы с 1948 года.

Я позвонил ему и задал несколько вопросов.

— Трудная была работа?

— Да, трудная. Но лёгких у нас не бывает.

— Приходилось ли вам в вашей практике сталкиваться с чем-то подобным?

— Не один раз доводилось устанавливать по фотографиям личности наших партизанских командиров, действовавших в том числе, например, и на территории Польши. У них были изменённые имена, какие-нибудь псевдонимы. Многим удалось вернуть подлинное имя.

— Но ведь Зоя Космодемьянская, согласитесь, имя особенное.

— Да, в народе оно всегда пользовалось особой любовью, и я рад, что внёс какую-то лепту в восстановление правды о ней.

— А нет ли сомнения в достоверности результата?

— Ни малейшего. Абсолютно убеждён, что вывод полностью соответствует действительности.

С меня будто свалился тяжёлый груз. Конечно, любая девушка, которая была бы на месте Зои, достойна не меньшего уважения и поклонения. Но Зоя за многие годы уже вошла не только в историю, но и в сознание нашего народа. И отрадно, что это никакой не миф, а суровая и героическая действительность, память о которой, надеюсь, останется навсегда в народной душе.

Об этом, собственно, и говорилось во многих сотнях писем, приходивших в редакцию «Правды» после статьи «Трагедия Зои Космодемьянской» и проведённого дополнительного исследования…

Но, увы, Советского Союза уже не существовало. Враги (пусть хотя бы и временно, пусть не навсегда) достигли-таки своей коварной цели. Серьёзный урок на будущее!

Виктор Кожемяко