Доходы российской элиты выросли в 40 раз больше, чем американской

Пандемия, которой конца-края не видно, и вызванный ею экономический кризис обострили у россиян чувство социальной несправедливости и ощущение того, что как-то оно все чем дальше, тем неправильнее. Одни богатеют и богатеют, а другие в лучшем случае не беднеют, но не растут их зарплаты, их пенсии, их доходы в широком смысле слова — хоть убей!

Действительно ли с социальным неравенством в России беда? Или плохое настроение и усталость от коронавируса смещают фокус в восприятии действительности и нам просто кажется, что ситуация ухудшается?

Как выглядит сейчас классовая структура российского общества, как повлияла пандемия на доходное неравенство и как смотрится Россия в этом плане в сравнении с другими странами? "МК" поговорил об этом со старшим научным сотрудником Института социальной политики НИУ ВШЭ, ведущим научным сотрудником Института социологии ФНИСЦ РАН Василием АНИКИНЫМ.

Неработающие пенсионеры и библиотекари: ниже некуда

— Неспециалисту порой кажется, что социальное расслоение в России год от года усиливается. Это так или нет? 

— Из данных, которые мы получали в ходе опросов, проводимых Институтом социологии ФНИСЦ РАН на протяжении последних лет, совсем не следует, что социальное расслоение в целом усиливается. Правда, в опросы не попадают самые низшие слои общества и самые высшие, поэтому про элиту мы сказать почти ничего не можем — и про совсем нищих, про асоциальные элементы, впрочем, тоже. Это отсекает примерно по одному-три процента населения сверху и снизу, но общей картины не меняет. Важно учитывать, что принадлежность к тому или иному классу определяется не только (и даже не столько) доходами, необходимо учитывать и другие критерии. Мы, например, оценивали позицию человека по 24 параметрам, охватывающим все, что является нормой существования в постиндустриальном обществе, а в совокупности позволяет оценить возможности и риски, объединяющие большие группы людей. Это и экономическая безопасность, и уровень потребления, и навыки — в сфере IT и не только, и доступ к образованию и медицине, в том числе к платным их аналогам, что часто зависит даже не от уровня доходов, а от места проживания. И еще нормальное жилище — с точки зрения площади, качества и обеспеченности коммунальными удобствами…

— Чтобы туалет не на улице?

— Туалет на улице — признак сельского образа жизни. Еще в начале 2000-х годов блестящий географ Татьяна Нефёдова характеризовала нашу страну как полусельскую, несмотря на то что 73% ее населения официально проживало в городах. Если скорректировать на условия жизни в малых городах, то уровень российской урбанизации снизится до 60%, а во многих районах составит даже менее половины. У нас ведь часто называется населенный пункт городом, а по большому счету остается деревней, иногда с единственным каменным зданием — административным… Если смотреть по квадратным метрам, обеспеченность жильем в России находится на приемлемом уровне, но вот по качеству жилья и коммунальным услугам каждое пятое жилище не будет соответствовать норме.

— Начнем с самого нижнего яруса нашего общества…

 — К нижнему внеэкономическому классу (так он называется) относится около 22% россиян. Самая большая группа здесь — неработающие пенсионеры (59%), но есть и студенты, женщины, находящиеся в декретном отпуске, безработные. Работающих, впрочем, тоже приличное количество — почти треть, это могут быть как люди с временной занятостью, чернорабочие, так и образованные специалисты на самых низкооплачиваемых позициях — библиотекари и сельские учителя, например.

То, что очень значительная доля неработающих пенсионеров по своим возможностям и рискам попадают в нижний класс, неудивительно, учитывая мизерный размер пенсии и слабые возможности пожилых покупать товары длительного пользования, получать качественные медицинские услуги, а при необходимости — и дополнительное образование. Кстати, когда мы проводили опросы в 2018 году и о пандемии с ее ограничениями на передвижения еще речи не шло, включение в них такого показателя, как пользование компьютером и Интернетом, могло показаться излишним. Но события 2020 года показали, что это было верным решением. Ведь хотя уровень информатизации в России и до пандемии был довольно высоким (более 80% населения имело доступ к Интернету — больше, чем в странах СНГ, примерно столько же, как в Америке, хотя меньше, чем в Великобритании), оставались исключенные из этого процесса группы: пенсионеры, инвалиды, а также жители отдаленных уголков нашей страны. И так уж получилось, что в локдаун пенсионеры, например, вынуждены были сами адаптироваться к новой среде и могли рассчитывать в лучшем случае на помощь родственников и волонтеров.

Впрочем, на Западе старшее поколение до последнего времени тоже не особо было интегрировано в информационно-коммуникационные технологии, хотя картина и разнится от страны к стране. Это общая проблема, но в России она усугубляется тем, что пенсионеры традиционно и незаслуженно занимают, мягко говоря, менее выигрышное положение в обществе.

— Нищее положение, назовем вещи своими именами.

— Пенсии у нас вроде как уже привязаны к относительному стандарту (не могут быть ниже прожиточного минимума пенсионера в регионе. — «МК»), что правильно в принципе, но сам-то прожиточный минимум в России устанавливается пока на уровне лишь 44,2% от медианного дохода (такого дохода, меньше и больше которого имеют по 50% населения. — «МК»). В западных странах верхняя граница бедности установлена на уровне 60% от медианы для всех категорий населения. Если бы такой критерий был введен в России, то прожиточный минимум в этом году был бы не 11 653 рубля в среднем для всех категорий россиян (12 702 рубля для трудоспособных и 10 022 для пенсионеров), а 17 242 рубля в месяц в среднем. Но до этого уровня мы не дотянемся даже в 2022 году: с учетом индексации в среднем для всех категорий прожиточный минимум составит 12 654 рубля в месяц (13 793 рубля для трудоспособных и 10 882 рубля для пенсионеров)… 

Впрочем, разные есть пенсионеры — есть и такие, кто до сих пор содержит своих детей и внуков, попадая даже в верхние слои общества. Но большинство тех пенсионеров, кто продолжает трудиться, делают это не от хорошей жизни: не потому, что хочется, а потому, что пенсии маленькие и силы еще есть.

Богатые богатеют, остальные — в лучшем случае не беднеют

— Поднимемся на следующую ступень в нашей социальной иерархии.

— Это нижний класс в экономике, в основном представленный рабочими, рядовыми служащими и рядовыми работниками сферы торговли и услуг вроде продавцов (в 2018 году — 17% населения). Образующие этот класс россияне находятся в условиях нестабильной занятости. Они легкозаменимы, им недоступно качественное образование, при этом подвергаются эксплуатации и получают мало. Кстати, на протяжении многих лет рядовые работники сферы услуг и торговли наряду с чернорабочими остаются самой низкооплачиваемой категорией россиян, с доходами ниже медианы. Рисков у этих людей много, возможностей почти нет.

Суммируем два низших класса нашего общества и получаем очень солидную долю: почти 40% населения… Потихоньку она вроде как сокращалась в последние годы, но незначительно — в пределах статистической погрешности.

Если же взять верхний средний класс, самую благополучную часть общества (не считая элиты, конечно), то его доля на протяжении последних лет оставалась неизменной: около 13%.

— Эти 13% — начальники?

— Это «начальники» и ключевые работники предприятий (составляют примерно пятую часть верхнего среднего класса), еще около 3% — предприниматели, но львиная доля — больше 40% — высокооплачиваемые и высокообразованные специалисты вроде работников IT- отрасли.

Оставшаяся почти половина населения — это «средний» средний класс и «нижний» средний класс, и именно тут происходит броуновское движение: у кого-то положение улучшилось, и он поднимается чуть выше, у кого-то ухудшилось, и он проваливается вниз. Причем в «подбрюшье» среднего класса, которое является переходной зоной между нижними и средними классами, попадало в 2018 году около 24% россиян, что на 5% больше, чем тремя годами раньше. Это изменение на статистическую погрешность уже не спишешь.

Подводя итог, можно сказать, что в целом наш средний класс — это действительно середина общества, но с центром тяжести ближе к нижним классам.

— Пандемия оказала какое-то влияние на классовую структуру общества? И если да, то в каком направлении?

— Если на чем этот кризис и сказался, то в первую очередь на неравенстве доходов. Полных данных по последним полутора годам, к сожалению, еще нет, но кое-какие замеры делались, и довольно интересная, неоднозначная ситуация вырисовывается. В числе прочих мы задавали вопрос: «Чувствуете ли вы остроту неравенства по отношению к себе лично?» — и смотрели, как это связано с негативным влиянием пандемии. Изменения ведь в принципе могли быть и в «плюс», далеко не у всех доходы упали, у кого-то и выросли… Но россияне, конечно, в первую очередь говорят про минус: «упали». Новости никакой тут нет, и до пандемии в опросах люди в массовом порядке говорили о социальном неравенстве и неравенстве доходов. Но в чем проблема? Экспертное сообщество давно говорило, что в России доходы населения стагнируют, то есть не меняются, но любопытно, что стагнировали и продолжают стагнировать они в основном у представителей средних и нижних классов. У людей, находящихся на высших руководящих позициях, входящих в те самые 13%, за время пандемии доходы выросли.

— Почему же у «середняков» доходы не растут или мало растут даже в небедных организациях?

— Это связано с особенностью российского рынка труда, который подстраивается под внешние негативные стимулы по зарплате. Во всем мире рынок труда подстраивается по занятости: мы видели, как людей массово увольняли после начала пандемии — в США, скажем, в авиационной отрасли отправляли на хорошее пособие по безработице и при этом давали документально оформленное обещание обратно принять на работу после восстановления экономики, когда самолеты вновь начнут летать.

У нас же традиционно предпочитают в кризисы не увольнять, а снижать зарплату — скажут, «работай, а получать теперь будешь 20 тысяч вместо 40».

— В лучшем случае 20 тысяч, а то и МРОТ.

— 20 тысяч — если ты будешь работать при этом. А если сидишь без работы в локдауне — получи 13 тысяч в месяц. Но даже для поддержания занятости на этих условиях во время пандемии у нас были введены льготные кредиты для предприятий.

— Если все же остановиться на неравенстве в доходах, как выглядит Россия на фоне других стран?

— Ряд авторитетных зарубежных ученых, которые ведут исследования в области экономического неравенства во всем мире, сравнивали скорость обогащения элит в разных странах на протяжении последних 30 лет и были очень удивлены, обнаружив, что в России в период 1980–2016 гг. реальные доходы верхней 0,001% населения выросли аж на 25 269% (!), в то время как в Китае за тот же период — лишь на 3752%, в Америке — на 629%, а в «загнивающей» Европе — всего на 120%. При этом, согласно оценкам тех же авторов, Россия до сих пор остается единственной страной, нижние 50% населения которой за 1980–2016 гг. потеряли 26% своих реальных доходов. Для сравнения: за тот же период в Европе реальные доходы нижней половины населения выросли на 26%, в Китае — на 417%.

Реальные доходы — это когда номинальные доходы корректируются на покупательную способность при данном уровне цен.

Россия: между Германией и Китаем

— Значит, главная наша проблема, как говорилось выше, — не рост числа бедных и увеличение пропасти между ними и богатыми, а увеличение разрыва между сверхбогатыми и средним классом?

— Да. Скорость обогащения — относительный показатель, конечно. Но рост разрыва между сверхбогатыми и средним классом приводит к шпилеобразному распределению денежных доходов в обществе. Причем резко вздымающийся вверх шпиль у нас такой, что позавидует любая африканская страна. А под ним — средние слои, застрявшие в этом своем состоянии…

В Германии, Японии и в условно квазисоциалистических странах вроде Норвегии или Финляндии такого даже близко нет. Для сравнения: в Японии зарплата ректора в престижном государственном вузе будет отличаться от зарплаты доцента примерно в пять раз, а в России — в 10, а то и в 20 раз. И так по многим отраслям.

— Но есть США, где традиционно высокий уровень неравенства…

— В США неравенство в среднем высокое, но в США есть возможности зарабатывать и становиться богаче, хотя лифты экономической мобильности и там стали закрываться. Вообще же неравенства сами по себе — это ни плохо, ни хорошо. Хорошо, если эти неравенства позволяют за 20 лет с нуля построить компанию с рыночной капитализацией 2 трлн долларов. Плохо, когда неравенства работают в одну сторону — в пользу опережающего обогащения тех, кто занимает выгодные должности.

Сегодняшняя модель западного капитализма основана на человеческом капитале, когда капитализируются знания и навыки. Если посмотреть индекс качества рабочих мест по доходам в Великобритании, то вы увидите, что одна из самых привлекательных профессий там — ученые. Доход ученого в 10–20 тысяч долларов в Америке не является какой-то диковиной. Да, такие деньги сложно заработать, но для этого там созданы все возможности. В России же самые привлекательные позиции, если говорить о зарплатах, занимают директора, начальники, а ученые будут где-нибудь внизу. У нас в приоритете власть и влияние, а не человеческий капитал. И это приводит к деформации стимулов и целей.

— А что Китай?

— Как уже говорилось выше, в массе своей от либерализации китайское общество за последние 30 лет выиграло гораздо больше и более равномерно, чем российское. Они умудрились достичь впечатляющих результатов без слома всей системы. С 2003 года Китай является третьей космической сверхдержавой, у них развито высокоточное производство и большие планы по развитию технологий искусственного интеллекта. Тем не менее в Китае остается довольно много малообеспеченных и бедных — больше, чем в России, где по той методике определения бедности, которую использует Росстат, бедных сейчас 13,1% населения. Китай только что завершил борьбу с абсолютной бедностью и поставил задачу расширения среднего класса. В России же, как мы говорили, средний класс и так довольно широкий, наша структура общества вполне себе современная и похожа по форме на немецкую — только в Германии центр тяжести смещен к верхним слоям, потому что «верхний» средний класс почти в 1,5 раза больше, чем у нас, да и шпиль сверхбогатства меньше. Понятно, что разница в абсолютных значениях доходов огромная, и российский средний класс для Германии — это скорее пособие по малообеспеченности, но и уровень жизни у нас другой…

Так что если для Китая задача номер один — развитие среднего класса как такового, то для нас задача номер один — развитие именно «верхнего» среднего класса и сокращение шпиля.

Борьба с бедностью: пособий недостаточно

— Зарплаты составляют почти 60% денежных доходов населения, утверждает Росстат. При этом средние зарплаты (этот показатель рассчитывается исходя из данных о зарплатах и начальников, и рядовых сотрудников крупных и средних предприятий и организаций страны) неуклонно растут. Население, слыша об этом, бесится: ведь в карманах большинства денег больше не стало. Причем медианная зарплата такая, меньше и больше которой получает по 50% населения, составляет все меньшую долю от средней. А в других странах с этим как?

— Средняя зарплата нам показывает, сколько денег каждый человек мог бы заработать в обществе идеального равенства. Однако «человек в середине» (с зарплатой на уровне медианной. — «МК») может заработать или около половины от этих денег (как в США, Великобритании, Японии, Германии), или две трети (как в Норвегии, Южной Корее или Канаде). Сколько может заработать «россиянин в середине»? Медианная среднемесячная зарплата в России за 2020 год — 32 422 рубля, средняя — 51 352 рубля. Получается, медиана составляет 63% от средней зарплаты, это примерно как в Канаде. Скорее всего такая ситуация складывается потому, что у нас многоярусные зарплаты с большой переменной частью (вроде премиальных и стимулирующих. — «МК»), которая может не фиксироваться статистикой, а с другой — сверхдоходы, о которых речь шла выше, получены из других источников — например, от бизнеса. Получается, что средняя зарплата — не самый надежный показатель. Лучше опираться на данные о концентрации доходов и разрывах в доходах между богатыми и бедными.

Если же говорить о реальных зарплатах (то есть об их покупательной способности с корректировкой на уровень инфляции. — «МК»), то их рост в 2021 году на 3,1–-3,2% по отношению к 2020 году является признаком стагнации, так как в 2020 году зарплаты в реальном выражении выросли на 3,8%.

— Насколько вообще можно верить данным Росстата, если значительная часть зарплатных доходов у нас в «серой зоне», когда МРОТ официально, плюс еще полтора-два в конверте?

— Как раз для этого существует выборочная статистика (опросы) — чтобы корректировать официальные цифры и понимать, что происходит с доходным распределением. Кроме того, эти данные дают возможность посмотреть, от чего зависят зарплатные доходы. Вот приходит человек работать в крупную организацию и думает: на что ему ставить — на повышение профессионального уровня, квалификации как специалиста, или же строить карьеру, продвигаясь по административно-должностной иерархии? В условиях России первый вариант обрекает на заведомо необоснованно более низкие доходы…

Во всем мире не случайно существует прогрессивная шкала налогообложения. Я не говорю сейчас о том, что надо срочно ее вводить, но эксперты пишут, что налог на богатство и прогрессивная шкала налогообложения — действующие, эффективные инструменты ограничения неравенства.

— Можно ли сделать вывод, что введенная в России в 2001 году плоская шкала НДФЛ в 13% привела в итоге к экстремальному неравенству?

— Не она привела, а та система отношений, которая в России сложилась, когда спайка власти и собственности производит сумасшедшие ренты, а образование и квалификация во многих случаях никакой ренты не производят или производят ренты несопоставимо меньшего размера. Тем не менее действительно многие развитые страны мира уже давно перешли на прогрессивную шкалу налогообложения.

— В России объявлена и ведется борьба с бедностью — пособия, адресная помощь, изменение способа подсчета бедных… Это эффективные меры?

— Сегодня внимание сфокусировано на многодетных семьях, что правильно. Иждивенческая нагрузка и неполная семья лидируют среди ключевых факторов бедности в России уже на протяжении 20 лет. Выплаты на каждого ребенка во время пандемии позволили многим нуждающимся семьям, особенно из экономически неблагополучных регионов, на время решить проблему с питанием и другими базовыми потребностями.

Хорошо, что такие меры поддержки оказывались и оказываются, но этого недостаточно. Государство должно развивать локальные рынки труда, создавать возможности для трудоустройства женщин на хорошие рабочие места. К сожалению, женщины, особенно в период активного материнства, вынуждены искать заведомо менее оплачиваемые рабочие места с более гибкими условиями труда (удобный график работы, удаленка, близость к дому). И не только в России, во всем мире это проблема.

— При этом человек, живущий на пособия, не перестает быть бедным?

— Ну разумеется. Прямые трансферты могут лишь временно улучшить положение нуждающихся, которые все равно будут находиться в зоне неустойчивости, и малейший шок снова может отбросить их вниз. Корень проблемы бедности в России — это обилие «плохих» рабочих мест с низкой защищенностью труда и низкими зарплатами. Поэтому ключевым направлением социальной политики будущего должны стать меры по развитию среднего класса. Надо дать людям возможность зарабатывать больше и создать для этого условия.