Наше время — время малых людей…

Вынесенные в заголовок слова взяты из репортажа писателя Юлия Марголина.1

В 1961 году он освещал суд над Адольфом Эйхманом в Иерусалиме как корреспондент «Нового русского слова» (НРС), старейшей эмигрантской русскоязычной ежедневной газеты.2

Насколько я знаю, эти статьи никогда отдельно на русском языке не публиковались, прочесть их можно только в архивных номерах НРС, и найти их не просто.

Глядя на то, что происходит в Европе, я думаю, что прочесть эти репортажи сейчас не менее важно, чем 60 лет назад.

В записях Эйхмана, сделанных в Аргентине, есть замечательный пассаж о долге: «Мы, немцы, имеем дело с врагом, превосходящим нас по интеллекту. Поэтому уничтожение еврейского противника необходимо для исполнения нашего долга».

А вот выдержка из последней речи Эйхмана перед аргентинскими нацистами: «Мы сражаемся против врага, который благодаря многим и многим тысячам лет обучения сделался интеллектуально выше нас … Даже раньше римлян у них уже было своё государство, раньше римлян евреи умели уже писать».

Убийцы часто говорят, что их жертвы виноваты сами.

Вот показания Эйхмана на иерусалимском процессе:

«Международное еврейство в своей извращенной находчивости побудило простодушный и бесхитростный немецкий народ истреблять евреев — и все это с целью потребовать в будущем государство для себя».

Может быть, убийцы психически неустойчивы или как-то обижены жизнью?

Вот психиатрическая экспертиза Эйхмана (сканированный оригинал этого документа на иврите можно посмотреть на сайте израильского Министерства юстиции):

«Обследуемый отличается выраженными агрессивными инстинктами и стремлением к власти. Его половая идентификация неустойчива и неуверенна. Он проходит свой жизненный путь, понуждаемый инстинктами… Это человек с посредственным образованием, скромного социального происхождения, чей подсознательный принцип жизни — «слабость — это грех», а агрессивность — качество безусловно положительное. … Стремление к проекции побуждает его обвинять других в собственных неудачах…»

Убийцы, и тогда, и теперь пользуются беззащитностью своих жертв, убивая их, как удавы кроликов. По иронии судьбы Эйхман в Аргентине работал именно на кроличьей ферме.

В книге «Эйхман до Иерусалима» немецкий историк Беттина Штангнет показывает, как Эйхман угрожал всем защитникам своих жертв, даже иностранным дипломатам: «Друзья евреев, такие как еврейская собака Валленберг, будут прикончены».

А вот рассуждения Эйхмана о моральности убийств и о праведности войны:

«Есть несколько кодексов морали: христианская мораль — мораль этических ценностей, мораль войны — это мораль битвы».

Эйхман вообще отвергал христианство и Библию, считая ее еврейской книгой.

Интересно было бы сравнить мнения об Эйхмане Марголина и Ханны Арендт в ее репортажах с процесса для журнала New Yorker и в книге «Банальность зла». Но это уже тема для другой публикации.

А для этой — ограничимся выдержками из статей Марголина для НРС. Привожу их без комментариев и оценок, с сохранением пунктуации и орфографии оригинала, норма для написания многих новых слов (например, слова «геноцид») на русском тогда еще не сложилась или была неизвестна редактору НРС, и даже фамилия Eichmann писалась как Айхман.

Кое-где сделаны сокращения, не меняющие смысл текста, и даны несколько пояснений в скобках.

Во вступлении использовано интервью Юрия Векслера

с Беттиной Штангнет и статья психиатра Александра Кунина.

Хочу поблагодарить Нателлу Болтянскую, Леонида Гиршовича, Михаила Калужского и Ирину Лукка за помощь в подготовке этого архивного материала.

Итак, 1961 год. На страницах НРС сообщения о полете Гагарина (на следующий день после начала иерусалимского процесса), о строительстве в Берлине какой-то небывалой стены, о том, что Нуреев остался во Франции и Сталина вынесли из Мавзолея. В том же году на экраны выходит фильм «Нюрнбергский процесс» и опубликован роман «Уловка-22». Смысл этой парадоксальной уловки в том, что учреждение или человек не может нести ответственность за выполнение правил, так как попытка уклониться приведет лишь к их соблюдению. Речь об подобных уловках будет идти и на иерусалимском процессе.

На фоне этих новостей и появляются репортажи Юлия Марголина.

Редакция НРС предварила их общей информацией о суде. Привожу ее в коротком пересказе, чтобы стала понятней обстановка, в которой проходил суд:

Внутри здания расставлены пулеметы, не видные снаружи. Весь прилегающий к зданию район оцеплен.

Зал на 750 человек, из них 500 отдано прессе, 200 — для членов дипкорпуса, членов Кнессета и официальных лиц.

Публике отведено всего несколько десятков мест. Каждый из журналистов получил постоянное место в алфавитном порядке своих стран. На первом этаже — большая рабочая комната, где доступен синхронный перевод на иврит, английский, немецкий, французский и испанский.

6 апреля в Израиль из Кельна прилетел адвокат Айхмана Сервациус. Никто из немецких свидетелей, которых из Германии вызывал адвокат, не согласился приехать в Израиль. Еще за пять дней до начала процесса имена свидетелей держались в строжайшей тайне.

А теперь — отрывки из статей Юлия Марголина в НРС в порядке их публикации. Пунктуация и орфография оригинала сохраняются.

………………………………………………. 14 апреля

День 27 числа месяца Нисан объявлен постановлением израильского парламента днем ежегодного траура по жертвам гитлеровского избиения… По-видимому, 27 Нисана (в этом году 13 апреля) станет в ближайшие годы, десятилетия, века для всего еврейского народа тем, чем был в течение тысячелетий день плача по утраченной святыне. Траур национальный переживается острее, чем траур религиозный.

(Марголин сообщает, что на «русской площади» перед православным собором расположился штаб иностранных журналистов, прибывших для освещения процесса. Их 426 — 100 из США, 50 из Германии, десятки из других стран. Из СССР не прибыл никто и страна представлена постоянным корреспондентом ТАСС в Израиле.)

………………………………………………. 16 апреля

Эйхман в новеньком синем костюме, неказистый, с мелкими чертами невыразительного лица, держится с полным самообладанием.

Обвинительный акт вменяет ему в вину избиение десятков тысяч цыган и варварское преследование словенцев. Здесь израильский суд, выходя из рамок национальной самозащиты, берет на себя функцию интернационального суда над преступлениями против человечества.

Кого и что здесь судят? — «Фашизм» — говорят в Москве и Пекине. «Антисемитизм» говорят в Израиле. В лице Айхмана объединено одно и другое. Не обязательно быть фашисту антисемитом, и антисемиту фашистом. Но есть общий корень в этих двух явлениях: тоталитарное презрение к человеку, которое само обусловлено человеческой дефективностью, презренностью презирающих.

……………………………………………….. 20 апреля

Право судить преступление неразрывно связано с правом на жизнь. Поэтому иерусалимский процесс представляет величайшее торжество еврейского народа, впервые за тысячелетия из объекта права, вырастающего в субъект, в носителя права.

Минимум удовлетворения, которое полагается еврейскому народу, — признание его права судить палача.

Сущность преступления не в нарушении писанного текста, установленного юристом всегда приблизительно и неполно, а в нарушении глубже лежащей нормы права. Если кодекс международного права не предусмотрел чудовищного преступления, которое в свое время не могла себе представить мысль кодификатора, то следует дополнить кодекс, а не оставить безнаказанным преступление. Ретроспективность в этом случае является мнимой, если закон вытекает из основ права, принятых человечеством.

Люди, создавшие «нюрнбергские законы» и реализовавшие геносид, полагали, что сила создает право. Многие думают так и по сей день: — «сильному все позволено». Но сила права не создаёт — она только его утверждает или его попирает. Отношение сил меняется, и вчерашние господа положения сегодня оказываются на скамье подсудимых. … это предупреждение тем, кто сегодня творит злодеяния, опираясь на силу и произвол, угнетая, разрушая и убивая.

……………………………………………….. 25 апреля

Идея — страшная вещь. Нет в мире ничего более убийственного и смертоносного. Идея в состоянии пожрать целый народ, вырвать с корнем миллионы цветущих жизней, подчинить себе одни человеческие импульсы и разнуздать другие — до того, что стирается граница между жертвой и палачом.

Общее впечатление: маленький, очень исполнительный человечек, которого выбрали себе крупные головорезы, чтобы взвалить на него кропотливую черную работу. Они указывали задание, его дело было «досмотреть». …маленький человек упорно держался своего поста, приобрел привычку к властиосмелел и победил свою «слабонервность». (слова Эйхмана): «Всю жизнь меня учили слушаться… Чем бы помогло мое непослушание? …Те, кто решал, планировал, давал директивы, нашли легкий способ уклониться от ответственности: покончили с собой. На моих руках нет крови, но я знаю, что меня обвинят в содействии…»

……………………………………………………. 4 мая

Это не молодой человек: ему 55 лет. В первую неделю после поимки в Буэнос-Айресе он от потрясения получил жестокий понос. Его жаль, как всякое живое существо, попавшее в беду и отстаивающее свою жизнь. Еще больше жаль нас всех, — нас, кому судьба привела жить в эпоху, когда обнажается какое-то чудовищное дно человеческих отношений. Повесят его или нет, — совершенно неважно после того, что случилось. Айхман для нас — одна из центральных фигур столетия, герой тоталитарной эпохи. В каждом из марширующих, под развернутыми знаменами, в рядах армий, идущих на захват мира, заключена частица Айхмана. Раздавленный, он жалок, как всякий раздавленный человек; торжествующий, он несет смерть и разрушение с бессмыслием робота.

…………………………………………………… 23 мая

В сложном переплете функций и отношений вину за постановленное и в большей части осуществленное истребление целого народа несет весь режим и весь аппарат власти.

…Судьи в Израиле не выносят исторического вердикта эпохе и ее деятелям, от Ватикана до Кремля, и от позорно бездеятельной Лиги Наций до не понимавшей своего положения в эпоху между двумя мировыми войнами, еврейской общественности. Перед судом в Иерусалиме стоит один человек, занимавший ключевой пост в коллективном преступлении против еврейского народа. В его лице судят не «народ», не «класс», даже не «идею», которая привела к таким страшным последствиям, ибо с самого начала была выражением слепой и болезненной ненависти. Судят человека, который был свободен, и будучи свободен выбрал именно такую, а не другую дорогу.

В положении Айхмана ныне находятся очень многие люди, несущие ответственные функции в странах, охваченных тоталитарным безумием или зараженных слепой ненавистью. Для них этот процесс должен послужить уроком и предостережением.

…………………………………………………… 8 июня

Мы слышали свидетельство Авраама Гордона, одного из группы евреев, которых привели летом 1944 года в сад виллы Адольфа Айхмана в Будапеште. Это был сад вишневый, но далеко ему было до чеховского… В том саду хозяином был Адольф Айхман и люди в нем казались призраками из кромешного ада. Но спелые вишни были красны как кровь, и за то, что шестнадцатилетний подросток из группы Гордона на них польстился, его запороли насмерть. Мальчик клялся и божился, что не брал вишен, но кто знает? — день был знойный, вишни так близко, только руку протянуть. Но эти арийские вишни были ему запрещены. Его завели на склад в саду, позвали хозяина. Через четверть часа Айхман вышел из двери склада, всклокоченный, возбужденный, окровавленный… Как доказать, и надо ли доказывать, что он сам не участвовал в расправе над мальчиком? Достаточно того, что расправа происходила в его присутствии и с его одобрения.

Мы знаем также, что был такой день в Освенциме, летом того же 1944 года, когда газовые камеры были до отказа загружены, и доставленную партию еврейских детей, за недостатком времени побросали в крематорийные печи живыми. Также и об этой операции можно сказать, что она происходила «в его присутствии», с его ведома и по его направлению.

Мы знаем, как большие люди совершают большие преступления: Ленин, отец системы тотального террора, — Наполеон — полководец, Гитлер, демон ненависти.

 — были одарены кто мощным интеллектом, кто силой воли, кто другими талантами. Мы знаем, как маленькие люди совершают «по росту» маленькие гадости. Но как это происходит, что маленькие люди совершают такие грандиозные и несоразмерные злодеяния? Как мог этот ничтожнейший из ничтожных, ни умом, ни волей, ни талантом не блещущий Айхман, воплощение посредственности, совершить такое преступление? … Наше время — время малых людей, совершающих великие преступления.

…………………………………………………. 25 июня

…многочисленных «протекторов» Айхмана за границей можно разделить на три категории: союзники, защитники и заступники.

Союзники — те, кто в газетах Каира и Дамаска прославляет Айхмана, выражает ему благодарность, братски приветствует, сожалеет, что «только шесть миллионов»…

Защитники — те, кто не пытаются возвеличить, не превращают преступление в подвиг и заслугу, а наоборот — стараются принизить и приуменьшить роль Айхмана в реализации гитлеровской программы. Этой дорогой идет Сервациус, и многие в Германии уже обеспокоены тем, что в своем стремлении снять с него вину, он ее переложит на все окружение — на немецкую интеллигенцию в целом и «весь народ». Предполагается, что индивидуальная вина погашается коллективной… или наоборот, можно обелить коллектив, свалив вину на одиночек. Это совершенно неверно, но суду еще предстоит ответить на вопрос — в каком отношении стоял Айхман к коллективной воле, которая не с Гитлера началась и не стерлась с самоубийством «фюрера».

Наконец, третья категория — это заступники. Те, что молятся за душу невинно-убиенного еще прежде, чем его повесили…

…………………………………………………… 5 июля

По типу своему он мало похож на профессионального убийцу. Но люди, спрашивающие«а как же он мог поступить иначе, как бы вы поступили в его положении, ведь не всем же быть героями…?» забывают, что в его положении и не мог никак очутиться человек, имеющий совесть и элементарное человеческое чувство. Из массы обывателей, голосовавших за Гитлера, только немногие стремились сделать карьеру в боевых формациях СС — ударных отрядах нацизма.

…………………………………………………. 13 июля

Единственный довод в пользу возможного смягчения приговора мог бы найтись — у Марселя Пруста. Этотписатель показал, что в жизни человека есть место для нескольких индивидуальностей: личность с годами проходит превращения, изменяется до неузнаваемости (у Брюсова: «как змей на сброшенную кожу, смотрю на то, чем прежде был»). Айхман в 55 лет, после катастрофы, изгнания и всего что с ним случилось, — тот ли самый Айхман, возглавлявший «Зондеркоммандо» в Будапеште? Можно ли повесить вот этого, с ввалившимися щеками и худой шеей, за преступления того, 17-20 лет тому назад? — Вот вопрос.

…Поза полная достоинства. Он исполнил свой долг как полагается офицеру. Руки его чисты: он никого не убил и даже не избил. А что касается всего прочего, не его дело. Он не виноват. И ни разу не дрогнет голос…

Публика на суде менее хладнокровна. Старик Филипп Фрейдингер, барон австрийской монархии, набожный еврей, бывший председатель евр. общины в Будапеште, выступавший свидетелем на процессе, отказывается занять место во втором ряду: «это слишком близко к нему». Он был достаточно близок к Айхману в то страшное лето 1944 года. С него достаточно. И он садится подальше.

…………………………………………………. 21 июля

«Загадка Айхмана», наконец, перестает быть загадкой. …Нет, это не холодно-лгущий злодей. …основное впечатление от его выступлений и заявлений — это впечатление какой-то судорожной, отчаянной неискренности, и притом не только перед судьями, но и пред самим собой. …Айхман не аморален, а анти-морален, полная безнравственность не исключает, а даже требует наличия морального чувства, которое осознается, потом убивается и преодолевается — для полного собственного удовлетворения…выясняется, что это был ничтожный человек, делавший карьеру по еврейской части. Он не выдумал и не решил геносида, но считал для себя честью в нем участвовать…Он «плыл по течению», как плывет большинство людей; только в данном случае «течение» было рекой крови, в которую ни один человек не мог вступить безнаказанно для душевного своего существования.

(вопрос обвинителя о коменданте Аушвица) вы видели Хесса, убийцу миллионов. Вы считали его тогда преступником?

—  Я… сказал ему, что не мог бы делать того, что он делает.

—  …Вы его считали преступником?

—  Это личный вопрос. Это мое личное дело…

—  Вы обязаны ответить. Что Вы думали о Хессе, уничтожавшем миллионы в газовых камерах?

—  Я…жалел его…Я… сочувствовал ему.

После этой фантастической, но правдивой реплики (идеалист Айхман сочувствовал бедному Хессу, исполнявшему столь неприятную работу, но не его жертвам), допрос тянулся еще долго, но так и не удалось вырвать из уст Айхмана ответа — ни положительного, ни отрицательного — на вопрос о вине Хесса.

…………………………………………………. 27 июля

Кроме коммунистов с одной, — и антисемитов с другой стороны, использовавших процесс Айхмана, как еще один повод для нападок на «беззаконный» Израиль, заступники у Айхмана нашлись с особой — христианской точки зрения. — «Простите его» — и «отпустите его». Но не случайно христианство никогда не могло укорениться именно в той стране, где зародилось. Христианство требует воспарения, взлета и отрыва от грешной действительности. Голоса, требующие «отпустите его с миром», приходят очень издалека, из мечтательной дали. Суд в Израиле призван судить — и не более того. … Айхман милости не заслуживает, — это на суде выяснилось с достаточной ясностью… Если бы евреи могли простить ему, то были бы воистину святы. Но они — не святы, и кто настолько свят, чтобы требовать святости от жертв Айхмана?… помните, что Айхман и его судьи, и весь народ еврейский — не «символы идеи», а живые люди. Процесс происходит на земле, и если правда, что земля — преддверие неба, то, во всяком случае не Айхману удастся своими делами и поведением на суде поднять из основ «мир сей».

……………………………………………… 17 августа

Он — первый и единственный наци, которого я видел в жизни, хотя провел годы в Веймарской республике и находился в Польше в момент объявления войны. …может быть, я смотрел бы другими глазами на этого человека, если бы носил на руке выжженное клеймо Освенцима. Впрочем, в душе мы все это клеймо носим. Он — вестник иного, беспощадного мира, вчера палач, сегодня пленник, завтра — снова оживший и неумолимый враг.

Аргумент защиты, что он действовал по приказу, не освобождает от ответственности. Аргумент, что он не мог уклониться от исполнения возложенного задания, недействителен. Есть право самообороны перед нападающим, нет права совершать преступления в интересе карьеры или из страха перед возможными последствиями неповиновения. Ни страха, ни внутренних задержек не было у Айхмана, наоборот: было усердие и радостная готовность служить злому делу.

С точки зрения высшей человечности — место его, как в Евангелии от Луки, с другой стороны Креста, с тем разбойником, которому ничего не было сказано и не было обещано. Тем, кто говорит о прощении, ссылаясь на Евангелие, следует прочесть эту главу. Нет прощения, где нет просветления душевного.

Среди многих уроков этого процессапервый — это, что корень зла всегда внутри человека, а не вне его… Есть ненависть инициативная и другая — охотно откликающаяся. В мире зла различаются соблазнители и соблазненные. Айхман не был соблазнителем и вождем, но он дал себя соблазнить до конца…

……………………………………………… 22 августа

…один из уроков этого процесса, это — что разрыв между моралью, правом и политикой, против которого возмущается нормальное человеческое сознаниеесть открытая язва нашего времени.

Осью, вокруг которой вращалась его (адвоката) речь было слово «политика». Чего вы хотите от Айхмана? Весь мир устроен на бесчеловечии… Государство требует повиновения!

…то же самое и почти теми же словами, твердил и Геббельс, злорадно указывая на британский империализм и советские лагеря: «вот, дескать, вам можно, а нам нельзя?» Правильный ответ, единственный с точки зрения права — «нам нельзя и вам нельзя!». Политика бывает преступной, «законы государства» сами по себе не святы, есть граница слепому послушанию, — и кто сеет ветер, пусть не жалуется, пожав бурю.

Этот урок убийцам на будущее — один из уроков процесса Айхмана.

…………………………………………….. 1 сентября

В Иерусалиме судили не только «убийцу евреев», но и общего врага, который подвизался на территории Европы и Советского Союза. Айхман и то, что за ним стояло, было враждебно не только евреям, но и славянам, не только славянам, но и всему тому, что в нашем понимании дает смысл жизни и достоинство званию человека.

Справедливо обвинили Германию 30 годов, соблазненную блеском первых головокружительных побед Гитлера, в отсутствии гражданского мужества. Но поставить знак равенства между нацизмом и «истинным немецким самоопределением» и во всем обвинить «немца» и «немецкость» — невозможно именно после этого процесса, который показал, как универсально было палачество, и какой легкий отклик находило оно в каждом народе, куда проникала победоносная немецкая армия.

…тщетна попытка советской печати истолковать Айхмана и весь гитлеризм как явление, порожденное «догнивающим империализмом». Нет, Айхман не эпигон, не порождение прошлого и не заключение минувшей эпохи, — а специфический продукт нового тоталитарного века, угроза и предвестие идущих времен.

Айхман — продукт тоталитарного воспитания, которое совесть и личную ответственность заменило актом дисциплины и мистического отождествления с огромным целым, которое в одном случае называется «нордической расой» и «третьим Райхом» в образе сверхчеловеческого фюрера, а в другом — Партией («Партия всегда права») и иконой очередного диктатора.

Если есть аналогия с беспримерным планомерным истреблением миллионов евреев, — она в планомерном истреблении миллионов невинных жертв сталинской коллективизации. И если есть аналогия для тех, кто в эпоху Сталина-Берии подписывал все и верно служил продажным пером власти, как служит и теперь — найдем ее в образе Фиалы, того словацкого журналиста, о котором говорилось в процессе, и который по поручению Айхмана сочинял лживые статьи о том, как прекрасно живется словацким евреям, вывезенным в Освенцим. Мы не верим, что людям этого типа принадлежит будущее, — но в настоящем они сила и до «загнивания» им еще далеко.

Процесс показал Адольфа Айхмана — как «человека-массу», существо само по себе убогое, н страшное в строю, в коллективном действии и заражении идеей гигантской — тем более гигантской, чем он сам ничтожен и мал.

Коммивояжер, вчера продававший в австрийской глуши бензин, сегодня повелевает древнему народу — «они должны плясать под мою дудку, они в моих руках». Это ли не чудо? Такими чудесами поддерживается вера.

Никогда больше не вернется после Гитлера старая и наивная вера в «демократию большинства» «самоопределение народа» как самоцель.

Горький опыт показал, что защита идей человеческого достоинства и свободы независима от результатов голосования. Демократия должна предшествовать выборам, а не вытекать из них механически. Демократия осуществима лишь при высоком уровне морального и гражданского сознания, при отсутствии которых она превращается в угрозу для жизни и чести окружающих.

 Автор: Александр Смолянский

        Примечания

1      Юлий Борисович Марголин — писатель, публицист, историк и философ. Родился в 1900 году в Польше. Его родными языками были русский, польский и идиш. В 1936 году репатриировался в Палестину.  В 1939 году по делам приезжает в Польшу, где его застает война. В 1940 году арестован НКВД и отправлен в ГУЛАГ. После шести лет тюрем, лагерей и ссылок ему удается в 1946 году освободиться и уехать в Палестину, где по свежим впечатлениям, за десять месяцев, он пишет на русском «Путешествие в страну Зэ-Ка» — первый подробный рассказ очевидца о советских лагерях. Марголину посвящен мой очерк «Палестинец в ГУЛАГе».

2      Издавалась в Нью Йорке с 1910 по 2010 год. В 1990-е годы газета имела самый большой тираж среди иноязычной прессы США. С газетой сотрудничали Иван Бунин, Аркадий Аверченко, Виктор Некрасов, Эдуард Лимонов.