Моисей из Москвы

На модерации Отложенный

10 октября 2021 года в Иерусалиме в торжественной обстановке был открыт променад имени Давида Хавкина и установлена памятная табличка.


1_Havkin_for_Details

Давид Хавкин родился в Москве 8 января 1930 года. Его отец Моисей Давыдович во времена НЭПа имел свое дело, но потом советская власть задавила частников налогами, и он перевез семью в Уфу. Он не скрывал свою ненависть к Советам, рискуя нарваться на доносчика, но повезло: ни разу не был арестован, умер в своей постели. Не отличался любовью к большевикам и дед по матери Элияху Баткилин, потерявший из-за них макаронную фабрику.

Редкий снимок Голды Меир

В Москве, куда к тому времени перебралась семья, Давида с детства старались по возможности оградить от советских порядков. Он не ездил отдыхать со сверстниками в пионерские лагеря. Не перешел из октябрят в пионеры, из-за чего потерял возможность вступить и в комсомол. В Москве конца сороковых годов евреи, напуганные «борьбой с космополитизмом», сидели тише воды ниже травы. Людей преследовали по месту работу или учебы, а в столичном транспорте пассажиры, уличив человека в еврействе, могли запросто вышвырнуть его на улицу. Потому евреи нередко меняли за взятку пятую графу в паспорте.




Хулиганистому и очень крепкому Давиду эта проблема казалась вполне решаемой. Назвали тебя «ж**ом» – дай сдачи! Так во время одной из школьных перемен и вышло. Одноклассника увезли на скорой, Хавкина исключили из школы, поэтому выпускной он праздновал на год позже – в 1948 году. Но ему, мальчику из бандитского москворецкого двора, куда выходило множество коммунальных квартир, на роду было написано бороться с советской властью – что было куда сложнее.

Когда осенью 1948 года Голда Меир была назначена первым послом Израиля в Москве, счастью местных евреев не было предела. 4 октября 1948 года восемнадцатилетний Давид Хавкин со своим фотоаппаратом взобрался на кирпичный забор напротив синагоги и увидел захватывающую картину: Голду обступили ликующие московские евреи. Море голов – Большой Спасоглинищевский переулок был заполнен весь. Когда посланница Израиля приблизилась, Давид изловчился и сделал два снимка.

Договорившись с торговками, которые тогда промышляли неподалеку от синагоги, парень начал распространять через них размноженные фотографии. Идет еврей на субботнее богослужение или праздник, а ему торговка предлагает: «Не интересуетесь ли карточками?» Фотографии стали настолько популярными, что в один прекрасный день их, светясь от радости, показал Давиду его ничего не подозревающий отец: «Смотри, Давид, что у меня есть!» Через много лет одну из фотографий, сделанных Хавкиным в тот день, будут печатать на десятишекелевых банкнотах: Голда Меир в окружении торжествующих москвичей.

Перед окончанием школы Давид Хавкин получил повестку на прохождение флотских курсов. Служить в Советской армии парень не собирался: в стране всячески издеваются над евреями, а он должен защищать эту власть с оружием в руках? Да никогда! Курсы пришлось посещать, но на финальный экзамен парень не явился: наглотавшись мела, загремел в больницу и с курсов как пропустивший важный экзамен был отчислен.

От призыва спас институт. В Москве евреев брали не везде, но в Московский институт инженеров транспорта принимали. Оттуда Хавкин перевелся в Пензенский политехнический, а через год перевелся снова – на механический факультет Московского полиграфического института. Здесь училось много евреев, однако о своих корнях они почти ничего не знали – годы ассимиляционной политики давали о себе знать. Давид среди них оказался самым осведомленным: сказались семейные походы в синагогу, к тому же Давид уже успел прочитать множество дореволюционных книг, включая шикарные издания по еврейской истории и литературе Семена Дубнова.

«Если мы собираемся на Песах раз в год, так почему не встречаться почаще – каждую субботу?» – студент решил взять воспитание сверстников в свои руки. И сразу же начал действовать. В «моцей шабат» (на исходе Шаббата) по инициативе Хавкина еврейская молодежь начала собираться у Московской хоральной синагоги. Общались, пели, танцевали. Вскоре на «сборища» обратил внимание КГБ. Комитетчики надавили на раввина Лейба Левина, тот во время одного из таких веселых собраний вышел и попытался припугнуть собравшихся. Позже, в конфиденциальных беседах, он высказывал Хавкину опасения, что власти за подобную самодеятельность синагогу могли просто-напросто закрыть. Со старым раввином, который и без того работал в тяжелых условиях, молодежь решила не ругаться и перенесла свои встречи на площадь Ногина, к памятнику героям Плевны, а позднее – в квартиру.

Израильские снайперы и литовский «сценарист»

Хавкин, прозванный еврейскими активистами «наш Моисей», буквально заражал всех своим сионизмом. Его открытая демонстрация преданности Израилю и спокойная уверенность заставляли людей забыть страх. Сам Давид совершенно открыто мог ходить по Охотному Ряду и слушать магнитофонную запись Геулы Гиль, добытую за ящик водки после ее концерта. У него страха не было совсем.

Во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, проходившего в 1957 году в Москве, Давид Хавкин первым встретил израильскую делегацию на стадионе. Естественно, он проник туда нелегально! Израильтяне, представители социалистических сионистских движений, жили в Останкино в студенческом общежитии. Давид нашел их адрес и все пятнадцать дней фестиваля ходил туда, как на работу. Наделав совместных фотографий с новыми знакомыми и обменявшись адресами, Давид получил от израильтян и мелкие сувениры, роль которых играли даже израильские монеты. В Москве ничего израильского было не достать, а Хавкину его новые друзья презентовали целое сокровище: брошюры, молитвенник, пластинки, календарь.

После фестиваля был еще 37-й чемпионат мира по стрельбе 1958 года, в котором также участвовала израильская делегация. Легендарные израильские снайперы Алекс Элираз и Дов Бен-Дов, многократный чемпион Израиля по стрельбе и конструктор оружия Нехамия Сиркис, руководитель спортивной делегации Изи Гольдштейн – Давид старался со всеми пообщаться, расспросить про Эрец-Исраэль.

Разработка Хавкина со стороны КГБ тем временем шла полным ходом. Еще во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов с Давидом познакомился литовский еврей по имени Аркадий. Представился сценаристом, демонстрировал прекрасные знания иврита и идиша, обладал невероятно богатой еврейской библиотекой, удивительно эрудированный и приятный в общении человек. Именно он начал давать Давиду первые в его жизни уроки иврита. После первого же визита Аркадия к Хавкиным Моисей Давидович предупредил сына, что тот однозначно имеет дело с агентом спецслужб. Но было уже поздно.

С сувенирами, полученными от израильтян, Хавкин поехал в путешествие по Советскому Союзу: от Кавказа до Украины, от Узбекистана до Латвии – посмотреть на местные еврейские общины и завести новые знакомства. Работая в типографии «Трансжелдориздата», молодой инженер имел право на билет в оба конца с любым количеством остановок.

Вся поездка заняла полтора месяца. Не дожидаясь возвращения Хавкина из отпуска, комитетчики начали дергать на «беседы» людей, c которыми он за несколько дней до этого встречался. Требование было стандартным – написать на слишком активного Хавкина донос. Все как один отказались.

12 декабря 1958 года Хавкин вернулся из затянувшейся поездки по еврейским общинам в Москву. Прямо возле подъезда его взяли.

Давид Хавкин провел на Лубянке полгода. Как следствие ни билось, но материалов для обвинения Хавкина в антисоветской деятельности не набиралось. Встречи с израильтянами и его желание уехать в Израиль никак не тянули на статью Уголовного кодекса. Даже информация «конторы» о том, что Хавкин слушал вражеские голоса и держал дома крамольные стихи «Клеветникам Израиля» и «В чужом доме руки грея», не могли оправдать тюремный срок. К Хавкину попытались подсадить «наседку» – тюремного стукача. И из этого у чекистов ничего не вышло. Затем на очную ставку привели того самого сценариста; он вел себя на встрече не как свидетель, а как прокурор. Сексот был, конечно, спецом, но умудрился допустить досадную ошибку – взял у Давида деньги в долг, чтобы иметь возможность поддерживать с «подопечным» связь. На вопрос, имеет ли Аркадий к Давиду счеты, последний честно заявил: «Он должен мне деньги и может поэтому оговорить». Показания Аркадия ушли в мусорку, а одолженные агентом деньги вскоре вернули – с квитанцией!

Когда следствие подошло к концу, власти попытались подсунуть Давиду «своего» адвоката – и снова ничего не вышло. Но в конце концов, несмотря на все юридические пробелы, Московский горсуд все равно счел Давида виновным и 13 апреля 1959 года «нарисовал» ему пять лет общего режима.

Хавкин отбывал срок в Дубравлаге в Мордовии – и впоследствии всю жизнь он благодарил судьбу за знакомство с замечательными людьми, встреченными там. Анатолий Рубин из Минска, группа Элиягу Губермана, Меир Каневский, киевляне Меир Дрезнин и Барух Вайсман, Золя Кац из Одессы, Дов Шперлинг и Иосиф Шнайдер из Риги и многие другие укрепили веру Давида в том, что их правое дело обязательно победит.

В лагпункте № 11 судьба свела его с выдающимся лингвистом, автором известного всем словаря Барухом Подольским, который прямо на нарах помог Хавкину неплохо освоить иврит.

В 1960 году из-за болезни матери дело Хавкина пересмотрели. Статью поменяли – на 7 пункт 1 Закона от 25 декабря 1958 года («Призывы к совершению преступлений против государства»). По новой статье полагалось давать до трех лет или штраф до двух тысяч рублей, поэтому уже 12 декабря 1961 года московский сионист был отпущен на волю.

Бывшим политическим не давали прописку в столице, и Давид поехал в Одессу. Там по несколько раз в неделю организовывал встречи с местными еврейскими активистами – их было около тридцати, но не все приходили на собрания.

Со временем родители Давида Моисеевича, люди пожилые и больные, добились от властей разрешения на возвращение сына в Москву в 1965 году. Но вновь он, уже женатый, вместе со своей супругой Фирой превратил собственные коммунальные «апартаменты» на Серпуховке в настоящую штаб-квартиру московских сионистов. Не было семьи, отъезжающей в Израиль, которой бы Хавкин не организовывал проводы. В основном это были выходцы из Латвии и Литвы, на которых тогда все смотрели как на чудо. Торжественные проводы прибалтийских евреев вселяли в жителей советской столицы надежду. Они убеждались, что алия из СССР идет, и не за горами тот день, когда власти начнут отпускать и их.

Хавкин выпускал самиздат, организовывал подпольные курсы иврита, тиражировал кассеты с еврейскими песнями. После посещения израильского павильона на сельскохозяйственной выставке, проходившей в Москве в мае 1966 года, милиция посадила его на пятнадцать суток, но вынуждена была ограничиться административным мерами. Деньгами ему иногда помогали зажиточные грузинские евреи.

После разрыва дипломатических отношений СССР и Израиля 10 июня 1967 года в связи с началом Шестидневной войны группа Хавкина попала в еще более сложные условия. Тогда Давид работал в конструкторском бюро – проектировал Останкинскую телебашню. Чекисты ходили за сионистом по пятам, что не помешало ему организовать в праздник Симхат Тора 1967 года у Московской синагоги настоящее торжество в честь победы израильского оружия. Пришло не менее десяти тысяч человек.

Советский фараон решил избавиться от «московского Моисея»

В августе 1969 года, по предложению Давида Хавкина и его близкого друга и соратника Вилли Свечинского еврейские активисты из нескольких городов приехали в Москву, где был создан подпольный Всесоюзный координационный комитет сионистского движения (ВКК). Созданная структура должна была содействовать работе разрозненных сионистских групп. Давид смог принять участие только в первой встрече координационного комитета. Спустя несколько недель он получил разрешение на выезд в Израиль.

Еще в декабре 1968-го бывший политзаключенный подал в соответствующие инстанции заявление о выезде в Израиль из СССР. Вскоре пришел ожидаемый отказ. Повторное заявление рассматривал сам Косыгин и – о чудо! – «Фараон» согласился отпустить московского «Моисея» на Землю обетованную! Вполне вероятно, что именно создание ВКК стало для властей триггером. В верхах решили, что, вовремя избавившись от одного из самых активных лидеров, они нанесут советскому сионистскому движению непоправимый урон.

29 сентября 1969 года Давид, его жена Фира и их девятилетний сын собирались вылететь в Вену. В международном аэропорту Шереметьево за час до отлета им устроили досмотр с пристрастием. Искали абсолютно везде, Фире даже устроили гинекологический осмотр. Хавкиных обыскивали до тех пор, пока не закончилась посадка на самолет.

Чекисты не учли одного: они имеют дело с талантливым еврейским инженером. Ему удалось надежно спрятать все, что он хотел вывезти. Документы и пленки были размещены в кинескопе телевизора КВН, в конденсаторах, в стиральной машине – как у заправского разведчика. Ничего не обнаружив, Давиду дали добро на вылет. Хавкины ждали следующего рейса до 1 октября. Их провожало порядка пятисот человек со всего Советского Союза!

Товарищи по сионистской деятельности опасались, что после отъезда Давида движение в Москве действительно начнет затухать. Однако созданная им инфраструктура заложила прочный фундамент для продолжения и развития сионистской деятельности.

В Израиле семья репатриантов поселилась сначала в Нацрат-Илите. На предложение Шауля Авигура, известного израильского разведчика, занимавшегося алией из СССР, создать «советское» сельскохозяйственное поселение Давид Хавкин ответил решительным отказом. Поселился в Иерусалиме, а в 1977 году стал одним из основателей поселения Гивон, в нескольких километрах от столицы. Почти десять лет Хавкин работал в иерусалимской мэрии, продолжал бороться за советскую алию, бескорыстно помогал репатриантам в их абсорбции.

Давида Хавкина не стало 9 марта 2013 года. Он нашел свое последнее пристанище на Горе Упокоения в Иерусалиме.