Фотошоп и Троцкий. Как один фотоснимок в 1937 году сломал несколько судеб

На модерации Отложенный

В сталинские годы случайное и малозаметное сходство могло привести к плачевным последствиям. Одна такая история нашлась в рассекреченных украинских архивах советских спецслужб.

Фотография пейзажа, фрагмент географической карты или даже узор на ковре, если подключить воображение, иногда могут напомнить своими очертаниями животных, бытовые предметы или людей. И людей не только абстрактных, но и вполне конкретных знаменитостей прошлого и настоящего. Это может стать поводом для шутки или мема. В сталинские годы случайное и малозаметное сходство могло привести к плачевным последствиям. Одна такая история нашлась в рассекреченных украинских архивах советских спецслужб, пишет Настоящее время.

СРЕДИ ДЕРЕВЬЕВ НАД КРЫШЕЙ ДОМА

21 апреля 1937 года в газетных киосках Советской Украины появился очередной номер ежедневной газеты «Комуніст» — главного официозного издания республики. Читателям сообщали о новых пластинках с речами Сталина, обстрелах Мадрида артиллерией испанских националистов, строительстве здания Верховной Рады. Редакция критиковала Киевский еврейский театр за невыплату зарплат и «ротозеев» в Межевской парторганизации. Журналист под псевдонимом Жовтневый (в переводе с украинского — «Октябрьский») в своей статье задавал риторический вопрос: «Почему сложили оружие воинствующие безбожники?»

На третьей странице было напечатано фото котельной «Шелкостроя» — киевского комплекса фабрик легкой промышленности. Этот комплекс возводился в новом Дарницком районе и, как сообщала подпись к снимку, до конца года должен был заработать.

Сохранившийся экземпляр «Комуніста» с фотографией котельной «Шелкостроя». Фото: Денис Мандзюк

Сохранившийся экземпляр «Комуніста» с фотографией котельной «Шелкостроя»

Вскоре эту ничем не примечательную фотографию в своем киевском кабинете внимательно рассматривал младший лейтенант госбезопасности Мирон Акимов. Почему?

«На снимке среди деревьев над крышей дома с левой стороны ясно вырисовывается лицо контрреволюционера фашиста Троцкого», — говорилось в донесении НКВД в Москву.

Фрагмент оригинала фото из материалов дела

Фрагмент оригинала фото из материалов дела

Мы не знаем, сами ли чекисты обнаружили эту «диверсию» или же донес кто-то из «неравнодушных граждан». Но в любом случае историю восприняли в НКВД со всей серьезностью.

Спустя две недели после выхода газеты арестовали автора снимка, фоторепортера Всеволода Скамандра, и художника-ретушера Владимира Цетнаровского. На обоих завели уголовные дела. Примерно через неделю о «вражеском» фото и первых результатах следствия из Киева доложили наркому внутренних дел СССР Николаю Ежову.

Оперативники не забыли о еще одном важном деле — изъять то самое фото из библиотечных экземпляров газеты. Обнаружив в архиве краткое сообщение НКВД о случившемся (фото к нему не прилагалось), я отправился в Национальную библиотеку Украины имени Вернадского и заказал упомянутый номер «Комуніста». Но меня ждало разочарование: фотография котельной на третьей странице была даже не вырезана, а, кажется, вырвана. Взамен библиотекари вклеили чистый лист бумаги.

Экземпляр газеты «Комуніст» из библиотеки с вырванной фотографией

Экземпляр газеты «Комуніст» из библиотеки с вырванной фотографией

Случай с фотографией котельной не был единственным в таком роде. Фольклористы и антропологи Александра Архипова, Анна Кирзюк и Елена Михайлик в недавно вышедшей книге «Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР» приводят три найденные в мемуарах истории с «портретами Троцкого» (все 1937 года).

Зловещие очертания характерного профиля с бородкой угадывались в перевернутом изображении пламени на спичечном коробке ленинградской фабрики «Демьян Бедный». Видимо, именно поэтому дизайн коробков тогда радикально изменили. Народная молва гласила, что директора предприятия арестовали как троцкиста.

Тот самый коробок с «перевернутой бородой Троцкого» попал на обложку книги «Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР». Картинка: издательство «Новое литературное обозрение»

Тот же профиль привиделся кому-то в «Рабочей и колхознице» Веры Мухиной и Бориса Иофана — в складках юбки девушки. Якобы лично Иосиф Сталин перед отправкой скульптурной группы на Всемирную выставку в Париж приехал посмотреть на него, чтобы проверить слухи.

А в выгравированных на зажимах для пионерских галстуков языках костра школьники стали распознавать и отдельно бороду Троцкого, и целый профиль, и аббревиатуру ТЗШ — «троцкистско-зиновьевская шайка». Документально фиксировались случаи отказа детей от галстуков.

Разоблачались в ту пору и другие мнимые диверсии: например, замаскированная свастика на портрете Пушкина с обложки школьной тетради.

Как утверждают Архипова, Кирзюк и Михайлик, процесс гиперсемиотизации в СССР начался в начале 1935-го, а его пик пришелся на 1937-й. В том году сначала в журнале «Большевик», а после — в напечатанном большим тиражом сборнике «О некоторых методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры» вышла статья П. Винокурова «О некоторых методах вражеской работы в печати».

«Нам известны факты, когда вражья рука в обыкновенный снимок ловко и тонко врисовывала портреты врагов народа, которые становятся отчетливо видными, если газету и снимок рассматривать со всех сторон», — писал автор, подразумевая в том числе ретуширование.

Вполне возможно, что именно этот текст стал для кого-то инструкцией по поиску Троцкого в киевских газетах.

«УСМАТРИВАЕТСЯ ПОДОБИЕ»

Использование ретуши для обработки снимков при подготовке к публикации в то время было обычной практикой. С помощью белил, карандаша и акварели художник подкрашивал фотографии, убирая лишние детали и добиваясь более подходящего для низкокачественной газетной печати соотношения света и теней.

Эксперты должны были выяснить:

 

    1. Имеют ли негативы следы исправлений и ретуши;

 

    1. Дает ли отпечаток с этих негативов без ретуши изображение портрета Троцкого;

 

    1. Не увеличивает ли ретушь на снимке сходство с портретом Троцкого.

 

Вскоре заключение, подписанное заведующим секции фотографических исследований Зюскиным, было готово.

В этом документе есть одна странная фраза, которую кто-то подчеркнул: «Согласно словесному указанию Директора, профиль Троцкого усматривается в ветвях деревьев».

Уже позже выяснилось, что Зюскин, которому не разъяснили, где именно он должен искать Троцкого, «разглядел» его в другой части снимка.

Но директор института знал от прокурора, какой фрагмент фото нужно изучить, и показал его Зюскину.

Эксперт заключил:

 

    1. На пленочных негативах следов ретуши не установлено;

 

    1. На отпечатках, воспроизведенных непосредственно с пленочных негативов, в расположении пятен в ветвях деревьев усматривается подобие лица Троцкого;

 

    1. Сходство этих пятен с портретом Троцкого было усугублено ретушью, оттенившей пятна, которые соответствуют носу, лбу и щекам.

 

Иными словами, фотограф ни при чем — во всем, видимо, виноват художник.

РАССТРЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Но художник газеты «Комуніст», 31-летний уроженец Житомира Владимир Цетнаровский (на работе он пользовался псевдонимом Ровский), ничего не признавал. Судя по протоколам, его допрашивали три раза: два в мае, еще один — в августе. Все они — предельно краткие, почти полностью состоящие из вариаций одного и того же вопроса и ответа:

— Умышленно использовывая (так в документе — НВ) ретушировку, Вы рельефно выпятили портрет врага советского народа Троцкого. Вы признаете это?

— Я утверждаю, что портрета Троцкого не видел и поэтому не мог использовать ретушь с умыслом.

Обвиняемому предъявили заключение экспертов — он заявил, что с их выводами не согласен.

Один из главных образов, связанных с НКВД сталинских времен, — пытки подозреваемых. Насколько вероятно то, что из Цетнаровского пытались выбить нужные показания? По словам специалиста по истории Большого террора, старшего научного сотрудника Института истории Украины НАНУ Романа Подкура, в мае 1937 года подобные вещи хоть и случались, но еще не вошли в систему. Указание бить арестованных чекисты получили в конце июля, а в полную силу эта практика вошла к сентябрю-октябрю.

— Если бы он [Цетнаровский] признался хоть по одному факту — дальше они бы его крутили. Но он молчал — и следствию не было за что зацепиться, — поясняет историк.

СТРЕМЛЕНИЕ ВВЕСТИ СЛЕДСТВИЕ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ

На рассвете 6 мая (то есть на следующее утро после ареста художника) его начальника, заведующего художественным отделом газеты Зиновия Шпиллера, разбудил звонок в дверь. На пороге стояла жена Цетнаровского — Эмилия Мединская. Их квартира находилась рядом, дом №25 по улице Толстого принадлежал редакции, сотрудники были соседями. На вопрос женщины, где ее супруг, Шпиллер ответил: в НКВД.

— Это из-за той фотографии? Или из-за брата?

Шпиллер ничего не ответил и посоветовал Эмилии идти домой.

Что за брат, из-за которого художника могли арестовать?

В 1918-1920 годах, когда Владимир Цетнаровский был еще ребенком, их семья жила в Омске, который был столицей адмирала Колчака, провозгласившего себя Верховным правителем России. Старшие братья — Леонтий, Андрей и Глеб — служили в его армии.

Конечно, на допросе художнику вменили в вину то, что он не упомянул о братьях-колчаковцах в анкете, устраиваясь на работу. Цетнаровский поначалу пытался оправдаться — дескать, по невнимательности «механически» поставил прочерк напротив графы о службе родных в белых войсках. Но в итоге признался: да, скрывал правду.

Леонтий Цетнаровский в 1930-х был корреспондентом харьковской газеты «Труд», и именно по его протекции брата-художника взяли в «Комуніст». В 1936-м Леонтия со скандалом выгнали из «Труда». По словам Владимира, он «представил неверные материалы в редакцию газеты, обвиняя руководство одной из Харьковских фабрик в троцкизме».

Цетнаровский-старший планировал переехать в Сочи и работать в местном издании. Но, учитывая реалии тех лет, его положение было весьма шатким — поэтому Мединская допускала, что из-за случая с газетой «Труд» арестовать могут не только Леонтия, но и его младшего брата. По версии Шпиллера, женщина назвала Леонтия троцкистом и волновалась, что в НКВД об этом узнают; сама Эмилия впоследствии это отрицала.

Своими мыслями Мединская поделилась с еще одним соседом и сотрудником газеты — литературным секретарем Наркисом Жуковичем. Это Жукович использовал псевдоним Жовтневий и написал статью о безбожниках для того самого номера.

Эмилия призналась Жуковичу, что, ожидая обыска, сожгла лежавшие дома письма — но не уточнила, какие именно.

Пройдет совсем немного времени, и Эмилия пожалеет о своей откровенности. Шпиллер и Жукович, допрошенные как свидетели, выложили все, что слышали, — и о брате, и о письмах.

Их можно понять — перспектива отправиться вслед за Цетнаровским казалась вполне реальной, особенно если пытаться его выгораживать. В том же году в редакции «Комуніста» прошла основательная чистка.

Именно Шпиллер купил злосчастный снимок у местного отделения организации «Союзфото» и передал Цетнаровскому на обработку. На допросе он заявил, что «не снимает с себя ответственности» за ушедший в печать «портрет Троцкого», но никак не мог вспомнить, осматривал ли он фотографию котельной после ретуширования.

— Ваши ответы следствие рассматривает как стремление ввести следствие в заблуждение. Я настаиваю на четких правдивых ответах, — сказал ему (если верить протоколу) проводивший допрос оперативник Перкин.

Шпиллер с Жуковичем вспомнили еще пару случаев, которые компрометировали их коллегу (уже, видимо, бывшего).

Во-первых, не так давно Цетнаровский ретушировал для публикации присланные из разных областей Украины фотографии стахановцев и в ходе обсуждения отметил, что все они «похожи на идиотов». За такую реплику его собирались «проработать» на редакционном собрании, но до этого не дошло.

Второй эпизод при желании вообще можно было трактовать как помощь иностранным шпионам. Работая с панорамным снимком района Дарницкого вагоноремонтного завода в Киеве (ДВРЗ), Цетнаровский не заретушировал отдаленные силуэты танков. В таком виде фото и напечатали.

— Таким образом было явно видно что в Дарнице имеется военный завод, хотя текст к снимку указывал, что здесь Дарницкий вагоно-ремонтный завод, — пояснил Жукович.

Допросили и Мединскую, не узнав ничего принципиально нового. По поводу сожженных бумаг она объяснила, что с перепугу уничтожила личную переписку, в которой никакого криминала не было. Например, с живущим в Николаеве отцом она обсуждала отправку туфель и пальто для продажи — и опасалась, что НКВД уличит ее в спекуляциях. Записав показания, Эмилию отпустили.

Создается впечатление, что после нескольких допросов в мае и экспертизы о деле Цетнаровского на целых полгода забыли — за это время его допросили лишь раз, задав всего один вопрос. Он просто сидел в спецкорпусе Лукьяновской тюрьмы.

В декабре на основании собранных еще в мае материалов было составлено обвинительное заключение. Документ гласил, что Цетнаровский «...умышленно путем наложения белил выпятил лицо врага народа Троцкого».

Доказательства — лишь показания Шпиллера с Жуковичем (хотя о «портрете» они по сути ничего не сказали) и заключение экспертизы. Статья 54-10 («Антисоветская пропаганда и агитация»), по которой обвиняли художника, предусматривала от шести месяцев лишения свободы до расстрела.

Любопытная деталь. И выводы экспертов, и элементарная логика говорят нам, что положение ветвей создало определенное сходство с лицом Троцкого. Никаких намеков на то, что «портрет» был добавлен на снимок до его передачи Цетнаровскому, у следствия не было. Но в материалах дела однозначно утверждается, что художник получил фотографию с уже готовым, но замаскированным «портретом врага народа», и лишь «выпятил» его, сделал более заметным. Откуда изначально взялось то самое лицо — следствие не поясняет, словно речь идет о чем-то само собой разумеющемся, и деревья в самом деле способны создавать портреты реальных людей.

РОДИЛСЯ В РУБАШКЕ

Когда вся история приближалась к развязке, дело приняло неожиданный поворот.

Материалы следствия отправили Особому совещанию при наркоме внутренних дел СССР. Это был внесудебный орган, выносивший большое количество приговоров за одно заседание (без участия самих обвиняемых), не вникая в суть рассматриваемых дел. Но Особое совещание, просмотрев дело, вернуло его для направления в суд. Для художника это был шанс добиться справедливости. Хотя бы потому, что в зале суда каждому делу отводится больше времени и внимания, чем в случае с Особым совещанием.

— Это довольно странно. Такие дела со слабой доказательной базой как раз и отправляли внесудебным органам, чтобы те, не разбираясь, выносили нужные решения, — говорит украинский историк, руководитель академических программ Центра исследований освободительного движения Владимир Бирчак.

Спецколлегия Киевского областного суда должна была рассмотреть дело Цетнаровского 30 декабря. Но заседание не состоялось — обвиняемый лежал в тюремной больнице со скарлатиной.

Через неделю Эмилия Мединская попросила суд и прокуратуру изменить супругу меру пресечения, чтобы он мог вылечиться в нормальной больнице.

И ходатайство удовлетворили — Цетнаровский вышел под подписку о невыезде.

Суд состоялся в конце февраля. Первым выступил Цетнаровский.

— Если там и можно разглядеть портрет Троцкого, то это скорее карикатура, а не портрет, — заявил он в своей речи.

У подсудимого и адвоката были припасены аргументы посерьезнее. Оказалось, что одновременно с «Комуністом» фотографию котельной «Шелкостроя» купила и напечатала киевская польскоязычная газета Głos Radziecki («Советский голос»). Снимок ретушировал другой художник, но результат выглядел точно так же. При этом сотрудника «Советского голоса» никто ни в чем не обвинял.

Второй удар по всей выстроенной следствием конструкции нанес вызванный на заседание эксперт Зускин. Он во всеуслышание заявил, что поначалу «распознал» лицо Троцкого в другом месте, а нужный фрагмент нашел лишь с подсказки директора института.

В качестве свидетелей выступили и Шпиллер с еще одним сотрудником газеты Михаилом Ройтманом. Первый еще раз повторил, что никакого Троцкого не видел (о прочих «грехах» Цетнаровского уже не вспоминали), а второй охарактеризовал подсудимого как хорошего работника.

Наконец, выступил прокурор: нет оснований считать, что подсудимый «накладывая ретушь на фото, более ярко выделил профиль Троцкого», поэтому от обвинения прокуратура отказывается.

В тот же день судейская коллегия оправдала Цетнаровского.

Такое решение кажется нетипичным исходом для политического дела тех лет. Слабая доказательная база в тысячах подобных случаев не мешала выносить обвинительный приговор. Что же на самом деле спасло художника?

Скорее всего, ему просто повезло. К такому выводу пришли Роман Подкур и Владимир Бирчак. Ключевыми факторами этого везения стали арест до начала Большого террора в июле 1937-го (поэтому он не попадал под какую-либо массовую операцию), стойкость подозреваемого на допросах, вынесение решения судом, а не Особым совещанием или «тройкой» и, возможно, неопытность следователя.

— Здесь еще интересно, что суд не отправил материалы на доследование, а именно оправдал его. То есть отсутствие доказательств было настолько очевидным, что они сняли с него все обвинения, — добавил Подкур.

Нельзя полностью исключать еще одну версию: Цетнаровский спасся благодаря тому, что был завербован чекистами в качестве агента. Но, по мнению историков, это все же маловероятно — в таких случаях дело обычно закрывали, не доводя до суда.

«Комуніст» от греха подальше уволил вышедшего на свободу художника. Он же пытался восстановиться на работе и вернуть квартиру, в которой жил до ареста. В НКВД пришло письмо из газеты с просьбой разъяснить, как поступать с Цетнаровским. Судя по всему, обратно в газету его все же не взяли — в документах, датированных 1939 годом, он фигурирует уже как «свободный художник».

В 1942 году Владимир Цетнаровский был призван в армию Омским военкоматом и отправлен на фронт. Жена, по-прежнему живущая в Киеве, в том же году потеряла с ним связь. С 1944 года младший сержант Цетнаровский официально числится пропавшим без вести.

Наркис Жукович (Жовтневий) после вторжения Красной Армии в Польшу в сентябре 1939 года отправился как репортер на Западную Украину. Там он и погиб — вероятно, во время боя. Похоронен на Лукьяновском кладбище в Киеве.

Эдуард Андрющенко,  опубликовано в издании Настоящее время