Реплика. О "научной точности' политики.

Политика, политология - более точная наука, чем физика или математика... Нет, это не я сказал, это написал кое-кто из публицистов и политических экспертов, называть фамилию которого я не буду из-за известных деликатных соображений. Ещё сто лет назад не только сказать, но и подумать о таком - было бы сродни досадному недоразумению. Однако в конце двадцатого и начале двадцать первого века достижения современной науки перевернули все наши представления о царице наук математике и "самой опытной из наук" физике. Ведь, в самом деле, о каком точном знании можно говорить в случае с предположением ученых о существовании невидимых и не наблюдаемых "темной материи и энергии", мультивселенной и теории струн. На фоне этих теорий любые досужие фантазии и измышления политологов покажутся истиной в последней инстанции, "точным знанием". Ведь, по сравнению с новейшими теориями и гипотезами естествознания, общественные науки имеют дело с наблюдаемыми явлениями и процессами. Единственное, что не достаёт социологии и политологии - это вариативность интерпретаций тех или иных событий и явлений общественной и политической жизни. Научный факт в социальных науках и естественных - не одно и то же, между ними принципиальная и существенная разница, заключающаяся в разной степени их сложности. В естественных науках для установления научной достоверности, истинности теории достаточны их наблюдаемость, повторяемость и проверяемость. В социальной жизни, одной наблюдаемости политического события недостаточно для «научной точности» политического анализа или теории, необходимо учитывать субъективную составляющую, роль человеческого фактора. Любой научный факт в политологии и социологии определяется идеологическими, религиозными и социально-политическими взглядами политиков, социологов, политологов и политтехнологов. Какие страны, идеологии, партии эти обществоведы представляют такие «научные», интерпретации исторического, социального и политического факта мы получим. Доказательная база в политике не ограничивается одной только объективностью, наблюдаемостью общественно-исторического факта, как в естественных науках, за событиями и явлениями политической и социальной жизни стоят интересы людей, слоев общества, партий и государств.

С повторяемостью и проверяемостью научного факта в политике тоже не все так однозначно, как в физике или космологии. В обществе политологи, социологи и историки имеют дело с повторяемостью событий более высшего, диалектического уровня, где ничто не повторяется, как неживом мире, а все качественно меняется в обществе, повторяясь только в общих механизмах, формах смены социальной действительности. Политолог или социолог не может, как физик в экспериментальных лабораторных условиях воспроизвести то или иное социально-политическое событие. Все научные политические оценки общественного события делаются постфактум или, в лучшем случае, на основании документов, объективность которых легко может быть кем-нибудь оспорена. Отсюда, вместо объективности субъективизм "научных оценок и заключений" в политологии и социологии. Чисто гипотетически политически беспристрастным, не предвзятым и "научно точным" в политике может быть только тот, кто стоит над "политической схваткой", кого можно причислить к третейскому судье. Однако мнение этого третейского арбитра, - я вас уверяю, - будет всеми сторонами политического процесса игнорироваться, и до научного консенсуса, как в естественных науках, никто и никогда не придет. То, что в своей очевидности очевидно для любого здравомыслящего физика и математика, для политического научного сообщества будет являться демагогией и пропагандой. Поэтому о "научной точности" в политике в отличие от "фантастичности теорий" в естественных науках, может говорить только публицист, журналист и политик, не отличающиеся научной и человеческой честностью. Даже самая "фантастичная" теория в математике и физике с точки зрения научной точности и достоверности превосходит любое непредвзятое и независимое политологическое умозаключение.